Да, то были приятные дни.Именно в Лондоне мне пришло в голову организовать в доме на острове летний лагерь для детей бедняков, у которых нет иной возможности провести пару недель на море. Эта идея возникла у меня, когда я отправилась в сентиментальное путешествие по лондонским рынкам, которые некогда посещала с Фанни. Теперь я смотрела на все другими глазами, и мне так хотелось подарить этим несчастным глоток морского воздуха.Бевил, к большой моей радости, согласился, что это наилучшее применение для дома, который до сих пор пребывал в запустении, и я решила заняться приготовлениями, как только вернусь в Менфрею, чтобы на следующее лето мы уже могли принять первых гостей.Когда мы вернулись в Менфрею, осень уже вступила в свои права. Бенедикт страшно нам обрадовался и даже отыскал на тропинке примулы, которые принес мне. В это время года такие цветы были редкостью, но иногда я видела их и в ноябре, когда неустойчивая погода обманывала их и они думали, что пришла весна.— Это тебе, — сказал он мне; мне было приятно, пока я не поняла, что это Джессика подсказала ему сделать мне подарок. Время от времени я замечала, что она словно старается ко мне подольститься.Вскоре после нашего возвращения остров на какое-то время стал главной темой обсуждения в округе.Две местные девушки, которые после захода солнца возвращались домой по узкой тропинке, идущей вдоль обрыва, уверяли, что видели на острове привидение. По их словам, они обе увидели призрака, посмотрели друг на друга и со всех ног помчались домой.Родители, разумеется, устроили им допрос.— Привидение? На что оно было похоже?— На мужчину.— Так, может, это и был мужчина?— Мы знаем, что там нет мужчин.— Но откуда вы знаете, что там есть привидения?— Знаем, правда, Джен?— Да, знаем.— Но с чего вы взяли, что это призрак?— Он так стоял…— А как стоят привидения?— Ну, не знаю. Только не как обычные люди. Он смотрел на Менфрею.— Как?— Как привидение.— Как именно?— Ну, не знаю. Просто, когда такое видишь, сразу понимаешь, что перед тобой призрак, правда, Джен?— Да, просто понимаешь — и все.История разошлась по округе. Говорили, что на острове временами появляется мужчина и, хотя никому не удается ясно его разглядеть, это явно не кто-то из здешних. Никто никогда раньше его не видел.Услышав эти россказни, Бевил рассмеялся:— Им просто хочется какого-нибудь скандала. Нужно же о чем-то говорить…Но я думала о той ночи, когда я пряталась под пыльным чехлом, и ночи бала. Тогда я видела там двух наших гостей. Что, если они нашли дом на острове хорошим местом для свиданий? Возможно, мужчина, который был там в ту ночь, и есть «призрак».Я немало ломала над этим голову.Корнуолльцы любят привидения, в этих местах их больше, чем во всей остальной Англии, вместе взятой; они бывают разные — души погибших моряков, людоеды, карлики, ленте, — и уж если корнуолльцам попадается что-то необычное, они этого так не оставят.По тропинке вдоль обрыва мало кто ходил; после наступления темноты она нередко пустовала, но некоторые люди утверждали, что они правда видели на острове призрака. Варианты были самые разные. Одни говорили, что он похож на людоеда, другие — на маленького человечка в остроконечной шляпе, светящегося в темноте — так, что его ясно можно разглядеть; третьи утверждали, что он намного выше обычного человека, а кто-то — что у него на голове растут рога. Но для большинства это был просто мужчина в зюйдвестке — человек, который «вернулся из моря».Я частенько сидела у окна, глядя на остров, и вполне понимала, откуда рождались эти фантазии. Блики и тени могут сыграть с человеком шутку, а воображение и вера в сказки услужливо сотворят любой желаемый образ.Один старик, Джем Томрит, живший в крохотном домишке в Менфрейстоу, особенно заинтересовался этой историей. Ему исполнилось девяносто, и его все уважали за долгожительство, родные гордились им и заявляли, что он обещал им протянуть не меньше чем до ста лет. Он был символом, талисманом. Прежде в городке говорили: «Жить сколько Трекеллеры», ибо Джем Трекеллер прожил до девяноста двух, его брат — до восьмидесяти девяти. Теперь Томриты надеялись, что вместо Трекеллеров скоро станут поминать их.Из-за этого всего старику не разрешали выходить на улицу в холодную, ветреную погоду; его холили и лелеяли, и, когда он пропал, плач стоял на всю округу.Его нашли на утесе, неподалеку от Менфреи. Он заявил, что ходил «смотреть привидение».Томриты страшно злились на Джен и Мейбл, которые болтали о привидениях на острове, потому что теперь старик все время норовил отправиться глазеть на остров. После этой истории он начал заговариваться, а когда еще раз попытался ночью слезть с кровати, упал и ушибся. Томриты призвали доктора Симса, который заявил, что старик легко отделался, потому что запросто мог переломать кости, что в его возрасте весьма опасно. А если он одержим идеей разобраться с этим самым островом, то родные его должны помнить, что он — старик, а у стариков бывает нечто подобное — это называется старческим слабоумием.— Старческое слабоумие! — ругались Томриты. — Во всем виноваты эти глупые девчонки. Все это глупости. На Безлюдном острове нет никаких привидений.После этого главной темой разговоров в Менфрейстоу стало: «Смогут ли все же Томриты отвоевать титул у Трекеллеров?», а привидение на острове отодвинулось на второй план, и через некоторое время его почти перестали поминать, разве что кто-нибудь оказывался в сумерках один на тропке, вьющейся по утесам.В ноябре я подхватила сильную простуду, и Фанни настояла, чтобы я полежала несколько дней в постели. Она приготовила для меня особое питье — ячменный отвар с лимоном — и поставила у моей кровати в стеклянном кувшине, накрытом куском кисеи с четырьмя бусинами по углам, чтобы в него не попадала пыль.Нельзя не признать, что лекарство мне помогало.Бевил должен был ехать в Лондон, и я очень жалела, что не смогу сопровождать его. Он сказал, что тоже расстроен, но едва ли проведет там больше недели.На море начались шторма. Простуда прошла, но остался кашель, услышав который Фанни покачала головой и принялась меня бранить.— Разумней оставаться дома, дорогая, — сказала леди Менфрей. — Никому не стоит выходить в такую погоду.Так что я сидела в своей комнате — читала, просматривала письма, приходившие из штаб-квартиры в Ланселле, и отвечала на некоторые из них. Уильям сказал мне, что, пока Бевил в отъезде, делами штаб-квартиры будет заниматься он, а Джессика ему помогает.— А как же Бенедикт? — встревожилась я.— За ним пока присматривает бабушка. Ей это по душе, а мне в штаб-квартире нужна помощь. У мисс Треларкен талант к такой работе, и, похоже, людям она нравится.В эти дни меня временами охватывал страх. Я ощущала смутную угрозу, но не понимала, откуда она исходит.Фанни, кажется, чувствовала нечто подобное. Иногда я видела, как она сидит у окна, мрачно глядя на остров, и словно пытается найти там некий ответ. Мне хотелось поговорить с Фанни о своих страхах, но я не осмеливалась. Она с самого начала невзлюбила Бевила и не могла чем-то меня утешить.Однажды ночью я проснулась вся в поту, в сильном испуге. Я слышала, как зову кого-то, хотя и сама не знала кого.Что-то было не так… происходило что-то ужасное. Потом я поняла. У меня все болело, и мне было плохо.— Бевил, — позвала я и только тут вспомнила, что он в Лондоне.Я с трудом поднялась и, пошатываясь, добралась до комнаты Фанни, которая находилась через коридор от моей.— Фанни! — прокричала я. — Фанни!Она вскочила с кровати:— Господи, что стряслось?— Мне плохо, — пробормотала я ей.— Ох! — Она была уже рядом. Укутав меня чем-то, довела до кровати и присела рядом.Через какое-то время мне стало лучше. Я осталась на ночь в комнате Фанни, а на следующее утро, хотя боль прошла, все еще чувствовала слабость.Фанни хотела послать за доктором, но я отказалась, заявив, что со мной уже все в порядке.Фанни согласилась, что, наверное, это был просто приступ слабости после простуды; но если нечто подобное повторится, она этого так не оставит.Однако через несколько дней это происшествие обрело для нас новый, зловещий смысл.Обычно Фанни будила меня по утрам, раздвигая шторы в спальне, и приносила горячую воду. Поэтому я очень удивилась, взглянув утром на часы и убедившись, что проснулась на полчаса позже обычного.В следующий миг я страшно встревожилась. Если Фанни не пришла разбудить меня утром, значит, она заболела. Сунув ноги в шлепанцы и набросив халат, я бросилась в ее комнату. Фанни лежала в постели, волосы разметались по двум маленьким плоским подушкам, лицо было серым.— Фанни! — в ужасе закричала я.— Мне уже лучше, — успокоила меня она. — Но поначалу я решила, что умираю.— Что?Она кивнула.— То же, что и с вами, — сказала она. — Страшная слабость и боль. Я и теперь не в силах встать.— И не надо, Фанни, — заверила ее я. — Я сейчас же пошлю за доктором.Она схватила меня за руку.— Милочка, — нежно проговорила она, как много раз ласково говорила мне в детстве. — Я боюсь.— Чего, Фанни?— Все дело в ячменном отваре, — сказала она. — Вчера вы его не пили.— Да. Мне не хотелось его — после той ночи, как мне стало плохо.— Я увидела его в вашей комнате, мне стало жаль, что он пропадает, и я отпила довольно много.— Фанни, что ты говоришь?— Оно было в ячменном отваре. Как-то раз при мне вашей мачехе так же стало плохо. Потом она мне сказала: «Все в порядке, Фанни. Я просто приняла слишком много своего лекарства». Вы знаете, что это было за лекарство? На расследовании нам рассказали. В конце концов оно ее убило.— Фанни!— Яд предназначался вам. Что-то происходит в этом доме.— Ты хочешь сказать, что кто-то пытался нас отравить?— Никто не знал, что я его выпью. Обо мне речи не шло.— О, Фанни!— Да, — проговорила она, — мне правда страшно.Я молчала. Беспорядочные мысли теснились в моей голове… и я боялась додумать их до конца. Я вспомнила лицо Джессики и ее загадочную улыбку. И я подумала: «Нет. Это невозможно».— Фанни, — спросила я, — что нам делать?— Надо вывести их на чистую воду. Мы будем внимательно следить.— Наверное, следует позвать доктора.Фанни покачала головой.— Нет, — возразила она. — Тогда они узнают, что мы догадались, и придумают что-то еще, к чему мы не будем готовы. Пусть лучше считают, что вы просто не стали пить отвар и вылили его. Пусть думают так.Глаза Фанни расширились и сияли. Мне не поправился ее вид, и я колебалась, не вызвать ли все-таки доктора.Я сказала ей об этом, но она только покачала головой:— Вы не должны ничего брать к себе в комнату. Это — единственный способ уберечься от опасности.— Ты можешь сварить еще ячменного отвара, — предложила я, — и мы отдадим его на экспертизу. Наверное, это правильный вариант.— Нет, — отозвалась она. — Они — очень хитрые. Если мы это сделаем, они попробуют что-нибудь еще.— Фанни, это безумие!— Вы помните, кто вчера входил в вашу комнату?— Да все! Уильям, который принес кое-какие бумаги из штаб-квартиры. Леди Менфрей принесла цветы. Сэр Энделион заходил справиться о моем здоровье. Мисс Треларкен приводила Бенни повидаться со мной. Это не считая горничных.— Вот видите, все очень запутано, и мы ничего не знаем, а они, возможно, не захотят применять один и тот же способ дважды. Сейчас мне лучше, хотя ночью мне казалось, что я отдаю богу душу. О, моя маленькая мисс, я не знаю, что все это значит, но мне это не нравится. Мне это никогда не нравилось. Я чувствую, словно меня гонят… вот что я чувствую.— Я считаю, нам все же надо что-то предпринять, Фанни.— Нужно подождать немножко… и хорошенько подумать.Она так настаивала, что я пообещала ей ничего не предпринимать…пока.После того как первый ужас прошел, я стала сомневаться в предположении Фанни, что ячменный отвар был отравлен. Я простудилась, возможно, болезнь дала осложнение на желудок, а Фанни заразилась от меня: после того ночного приступа она явно уже чувствовала себя неважно. Пусть случившееся останется между нами, сказала я себе. Это все — одна только ревность и подозрения, не имеющие под собой ничего реального. Бевил говорил, что не был тогда на острове; но даже если он лгал, он никогда никому не позволит причинить мне вред.Яд! Это было невозможно.Фанни изменилась: она похудела, а глаза, казалось, стали глубже; в них порой мелькало странное выражение, которое тревожило меня; она стала еще большей собственницей, нежели всегда, и старалась все время быть со мной.Примерно через неделю после всего этого я отправилась в штаб-квартиру в Ланселле, и тут меня ждало новое потрясение: я обнаружила, с каким коварством Джессика пыталась занять мое место.Одна из просительниц, которую я приняла, усаживаясь, сказала:— В прошлый раз я говорила с миссис Менфрей. Очаровательная леди! Такая добрая и внимательная. Не удивляюсь, что наш депутат, как я слышала, очень ею гордится.— Миссис Менфрей — это я.— О! — воскликнула она, слегка покраснев. — Простите… я решила, знаете, по тому, как она себя вела… э-э… и когда я называла ее «миссис Менфрей», она не возражала… потому я и подумала…Увидев в тот же день Джессику, я сказала ей:— Оказывается, в штаб-квартире вас принимают за меня.Она подняла свои безупречно очерченные брови в притворном удивлении.— Да, — продолжала я, — одна из просительниц заявила, что в прошлый раз говорила с женой депутата. И это были вы.Джессика пожала плечами:— Это — на ее совести.— Она была твердо уверена, ибо обращалась к вам как к миссис Менфрей и вы ее не поправили.— О, она просто придумала это в свое оправдание.Я посмотрела на нее: спокойная улыбка, прекрасные глаза, которые хранят свою тайну, ничем себя не выдавая, безупречно гладкая кожа, свежий цвет лица… И в эту минуту я подумала: «Если она желает занять мое место, она не остановится ни перед чем». Глава 9
Бевил вернулся из Лондона и провел с нами все Рождество. В день праздника я проснулась рано. Меня разбудила суета в доме — слуги носились туда-сюда, чтобы приготовить пироги, дичь и домашнюю птицу. Они пребывали в таком радостном воодушевлении, что просто не могли соблюдать тишину, да в день Рождества никто от них этого и не требовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36