– Добрый день, Тедди.
Ответной улыбки не последовало. Руки леди Эдем жили своей жизнью, перебирая картонные папки в картотеке.
– Вы меня напугали.
– Простите, – извинилась я перед ее затылком. Откуда такое ощущение, будто она ждала моего прихода? – Я вижу, вы заняты, Тедди, но, может, составите мне компанию? Перекусим… – только не в «Абигайль»! -…и поговорим…
– Не могу. – Тедди наконец повернулась ко мне, заслонившись папкой, как щитом. Выпирающие зубы прикусили нижнюю губу, но лицо было бесстрастным. Наяда в деталях расписала, что такое Тедди (графская дочь, обманутая сестра, преданная секретарша), но разве знает Наяда, кто такая Тедди?
– Боитесь показаться со мной на людях?
– Нет. – Голос ее звучал сухо, но на лице забрезжило какое-то чувство. Мне показалось – сострадание, желание что-то мне сказать.
– Вр-р-решь! – взвизгнул кто-то сзади, и я подскочила от испуга.
Совсем забыла про попугая. Он злорадно подпрыгивал на жердочке. Избегая встречаться с ним взглядом, я пробормотала:
– Только полчаса, Тедди? Вам все равно надо поесть, а мне нужно обсудить, что произошло в «Абигайль» в тот вечер.
Лицо Тедди снова стало бесстрастным.
– Простите, миссис Хаскелл, но мне надо срочно перепечатать завещание…
– Вр-р-решь!
Леди Теодозия (с тех пор как я перестала быть для нее Элли, мне заказано называть ее Тедди) закрыла картотеку и принялась собирать скрепки в жестяную коробку. Я села, потому что не знала, куда девать ноги.
– Постараюсь высказаться коротко, – начала я. – Последние дни я пыталась собрать воедино разрозненную мозаику того вечера, когда умер Чарльз Делакорт. Выйдя из гостиной, чтобы поговорить с посетителем… Это был мистер Дигби, – руки леди Теодозии замерли, – я столкнулась в коридоре с вами. И хотя моя бедная голова была забита другим, меня поразил ваш взволнованный вид. Миссис Мэллой, которая помогает нам по хозяйству, еще раньше сказала, что вам, похоже, неприятно присутствие доктора Бордо…
– Я понимаю, Эл… миссис Хаскелл, что случившееся крайне огорчило вас и вашего мужа, но, право, вы говорите что-то несуразное. – Скрепка упала в жестяную коробку с оглушительным звоном. – Мистер Делакорт умер в результате несчастного случая. Какое я имею к этому отношение?
– Но ведь его обнаружили именно вы… Зачем вы пошли в кабинет?
– Прикуси язык! – яростно проскрежетал попугай. Леди Теодозия принялась методично вынимать скрепки из жестянки.
– Я уже говорила полиции, что перепутала кабинет с туалетной комнатой.
– И как вам это удалось? Там же висят таблички на дверях… знаете, такие костлявые женские силуэты в треугольных юбочках…
– Прошу меня простить. – Леди Теодозия отодвинулась к дальнему концу стола, выпирающие зубы терзали нижнюю губу.
– Вы увидели мистера Дигби, правда? – продолжала я. – Испугались и нырнули в ближайшую дверь. Вам не хотелось встречаться с ним, так ведь? Может, мистер Дигби – это ваш зловещий братец? Отрастил бороду и под вымышленным именем вернулся в родные края?
– Убей! Убей! Сбрось красотку в море! – что есть мочи вопил попугай.
– Тихо, старый болтун! – раздался бархатный голос. – Как поживаете, миссис Хаскелл? – Лайонел Шельмус заполнил собой крохотную приемную, не столько по причине высокого роста и широких плеч, сколько благодаря своему всепроникающему обаянию (прости меня, Бен!). – С арендой «Абигайль» все в порядке? – Он задержал мою руку в своей, и я гадала, что хуже: выдернуть ладонь и показаться невоспитанной или оставить ее у Лайонела и тем самым поощрить неподобающую фамильярность.
– Все хорошо. Я просто зашла пригласить вашу секретаршу на ленч… но лучше в следующий раз. Я звонила Наяде, но ее не оказалось дома.
Шельмус распахнул передо мной дверь, сверкнув золотыми запонками.
– Моя жена неустанно развлекается. Я считаю себя счастливым человеком, если вечером обнаруживаю ее дома.
Тедди снова перебирала папки в картотеке. Уныло спускаясь по лестнице, я припомнила сплетню, принесенную Рокси. Поговаривают, что Лайонел и Наяда живут во грехе. Интересно, а как на самом деле зовут Наяду? Она сказала, что имя у нее ужасное…

* * *

Когда я появилась на кухне Мерлин-корта, Мамуля и Папуля мирно обедали, керамический чайник стоял между ними. Пуся, устроившись в ногах Магдалины, тоненько похрапывала, о присутствии Тобиаса свидетельствовал лишь кончик хвоста, свисавший со шкафа. Родители не разговаривали, но чувствовалось, что молчание не разъединяет их, а скорее наоборот.
– Уже вернулась, Жизель? – Мамуля вскочила со стула. – Наверное, нет смысла спрашивать, не съешь ли ты бутербродик…
Я стащила перчатки и повесила пальто в нише.
– Съем даже парочку, и этого супчика тоже, если не жалко.
Магдалина кинулась в кладовую за хлебом, а Папуля шепнул мне на ухо:
– До чего ж непоседлива! Больше шестидесяти пяти ей не дашь, а?
Точно так же сияли карие глазки Папули, когда он говорил о миссис Клюке. Неужели интрижка с этой дамой приказала долго жить? В красном свитере и любимых кожаных шлепанцах Папуля вовсе не походил на распутника, а тем более на интригана, вздумавшего оживить свой брак капелькой ревности. Но разве похожа мисс Шип на роковую женщину? Или Тедди Эдем – на таинственного сфинкса с богатым прошлым? А что общего у сестриц Трамвелл с пронырливыми сыщицами? Да и я сама не выглядела женщиной, способной внушить пламенную страсть неотразимому красавцу, а тем не менее внушила же. Отсюда вывод: ни о ком нельзя судить по внешнему виду, особенно об убийцах.
После ленча мы втроем дружно вымыли посуду. Только я убрала последнюю чашку, а Мамуля ненавязчиво передвинула ее, как раздался звонок. Я не ждала весточки от цветочных сыщиц – мы договорились, что выходить на связь буду я, но все же опрометью бросилась в холл и в спешке едва не разбила телефон.
– Я уже говорил сегодня утром, как сильно люблю тебя?
Телефонная трубка едва не выпала у меня из рук.
– По-моему, да… и тебе того же.
Голос Бена упал до сценического шепота:
– Кто-то из родителей крутится поблизости?
– Возможно…
Если не считать Руфуса и его напарника, я была в холле одна, но разговор с Анной Делакорт все еще звучал в ушах, и потом, что такое маленькая ложь в счастливом браке?
– Знаешь, о чем я все думаю, Элли…
Я сжимала трубку, словно держала в объятиях моего ненаглядного. Воображение услужливо нарисовало нахмуренные черные брови и сияющий изумрудный взор. Фригидность отличается одним неприятным свойством – пропадает в самые неподходящие моменты.
– О чем ты думал, Бен?
– Что пора бы тактично вытолкать родителей взашей. Я сочувствую их сложностям, но не уверен, что нянчиться с ними – решение проблемы. Они живут у нас, как в гостинице. Вместе, но врозь. Ты меня понимаешь?
Еще бы!
– Бен, но мы не можем выставить их за дверь, – прошипела я. – Во-первых, Папуля еще не закончил деревянный торт, о котором уже шушукается половина Читтертон-Феллс. А, во-вторых, мне кажется, что в их семейных неурядицах повинна не только миссис Клюке.
– Ты же не считаешь, что Папуля… Ужасно говорить такое про родного отца… но ты же не хочешь сказать, что он… э-э-э… импотент и попросту морочит нам голову вымышленной любовницей? – Бен еще больше понизил голос: – Если так, надеюсь, это не передается по наследству…
– Что толку гадать.
– Ты права. Мне впору тревожиться за собственные семейные неурядицы. Элли, наши проблемы таят больше, чем кажется на первый взгляд.
Господи, какая непростительная глупость – выйти замуж за умного мужчину!
– Прости, Бен, в дверь звонят. Пойду открою…
– Пусть Папуля или…
Притворившись, что не слышу, я повесила трубку. Вранье на вранье… Я даже не спросила Бена, обедал ли кто-нибудь в «Абигайль», кроме него самого и официантов.
– Это ради твоего же блага, мой ненаглядный, – прошептала я в пустоту холла. – Ты еще скажешь мне спасибо! Я в одиночку (с цветочными детективами или без них, не имеет значения) сорву маску с Основателя и восстановлю твою профессиональную репутацию!
Стоило мне положить трубку, как телефон зазвонил снова. Господи, только бы не Бен! Иначе я не выдержу и стану умолять его бежать со мной на необитаемый остров.
– О, Элли, какая приятная неожиданность, ты дома! – прошелестел мне в ухо голосок Ванессы. – Я в своей лондонской квартирке, но собираюсь на следующий уикэнд заглянуть в наши читтертонские пенаты, вот и подумала, не сесть ли нам рядком и не поговорить ли ладком, кузиночка?
Я насторожилась. Неужели Ванессу выгнали с работы и она вынуждена была заложить одно из своих манто? Все мои иллюзии безжалостно рушились – Анна, мисс Шип, таинственная Тедди, Наяда… – и я не хотела лишиться последнего оплота – пожизненной неприязни к Ванессе.
– Что-нибудь не так?
– Дурацкий вопрос! Моя жизнь разбилась вдребезги в тот день, когда ты выскочила замуж, и я поняла, что вечные ценности – внешность, очарование, стиль – не стоят больше ни гроша.
– А Роуленд к этому тоже причастен?
Наглую ухмылку моей омерзительно прекрасной кузины видно было даже по телефону.
– Встретимся в субботу вечером. – Она повесила трубку.
Я в сердцах пожалела, что телефон не зазвонил еще раз. Передо мной во всей красе предстала мрачная перспектива ничегонеделания. Собственные мысли – плохая компания. Может, я толкую наш разговор с Анной чересчур вольно? Ну хорошо, она призналась, что не любила Чарльза и желала ему смерти. Потом мы обсудили книжку местного писателя и шутки ради написали в местную газетку Доброй Надежде. И все же меня снедало беспокойство, в том числе и за Наяду Шельмус, от которой хотят отделаться. Однако маловероятно, чтобы у Вдовьего Клуба появился конкурент – организация, расправляющаяся с неугодными женами. Скорее всего, Анна ограничится попытками разбить семью Шельмус. Анонимное письмецо там, ядовитое словечко тут… Я принялась мерить шагами каменные плиты холла.
Отчаяние, как сказала однажды моя мамочка, способно последнюю дубину сделать гением. Стоило только представить, что весь день придется в одиночестве слушать тиканье часов, как меня осенило вдохновение.
Санаторий «Эдем»! Как мне раньше в голову не пришло? Ведь именно там можно найти разгадку! Как, впрочем, и доктора Бордо. Схватив трубку, прежде чем нервы устроили забастовку, я позвонила в справочную, узнала номер и пальцем, превратившимся в вялую сосиску, крутанула диск. В этот момент я от всей души посочувствовала телефонным хулиганам.
– Санаторий «Эдем»…
– Д-д-д… – Я понизила голос настолько, что он застрял где-то в районе пищеварительного тракта. Ладно, предпримем еще одну попытку. – Добрый день, это сестра Джонс, – прохрипела я. Ну же, шевели мозгами, Элли! – Э-э-э… из деревенской больницы. У доктора Брауна возникли проблемы с пациенткой… расщепление личности, шестьдесят одна ипостась. Рекорд своего рода, как считает доктор Браун. Он интересуется, не заглянет ли доктор Бордо к нам в свободную минутку и не поделится ли опытом? Случай наверняка будет описан во всех медицинских журналах.
– Не сомневаюсь, что доктор поможет вам с огромным удовольствием. Но сегодня у доктора Бордо выходной, и он давно ушел. Можно ли ему приехать в другое время, сиделка Джонс?
– Боюсь, что нет. Пациентка вряд ли протянет больше часа. Такая возможность, знаете ли, выпадает раз в жизни.
У доктора Бордо выходной! Вот удача так удача! У меня вырвался громкий вздох облегчения. Чем я рискую, если прокрадусь в санаторий и поболтаю с какой-нибудь пациенткой? Ровным счетом ничем, кроме своей никчемной жизни. А если справлюсь с ролью безумицы, подыскивающей санаторий с подходящими… или неподходящими условиями, то не только останусь жива, но и добуду информацию. Я улыбнулась портрету Абигайль. Мне почудилось, что она подмигнула, но, возможно, просто тень легла от окна.

* * *

В моем прошлом толстухи есть и свои преимущества. Откопать в гардеробе бесформенное одеяние не составило труда. Приложив платье к себе, я посмотрела в зеркало: огромные белые горошины на красном фоне. Не самый идеальный вариант. Если стану разгуливать с расстегнутым пальто, этакий гигантский мухомор будет видно за милю. Но платье пузырилось на талии, и это решило все сомнения. Теперь самое главное – обдумать технические детали. Чем бы воспользоваться? Подушкой? Нет, слишком велика, даже в самые худшие времена у меня не было такого брюха. Думочка хорошо держалась, но не давала нужного эффекта. Мне надо было выглядеть стопроцентно, неумолимо беременной, чтобы никакая накрахмаленная медсестра не посмела разговаривать со мной иначе как благоговейным шепотом. Я прошлась по комнате, стараясь ступать вперевалочку, как беременные. Из чего бы сотворить младенца? Ах, если бы здесь была Доркас! У нее немедленно возникла бы какая-нибудь яркая идея. Яркая! Это то самое слово! Я кинулась в комнату подруги, ностальгически вдохнула запах «Атлетического дезодоранта» и нашла коробку с воздушными шариками, остатками от нашего свадебного празднества. Милая Доркас! Я вспомнила, как она развешивала шарики в холле, я почти слышала ее голос: «Классная идея, Элли, старая клюшка!» М-да… Возможно, она и не назовет мою идею такой уж классной, если вернется домой и не обнаружит меня там, где оставила.
Воздушный шар выглядел замечательно, но из-за своей легкости то и дело норовил перекатиться на спину и превратиться в горб. Эту проблему я мигом решила, налив в шарик воды. В драндулете выяснилось, что по причине «беременности» совершенно невозможно дотянуться до руля. «Ребеночек» полетел в угол, я же выскочила из машины и с сумкой наперевес поскакала обратно в дом, чтобы беззаботным тоном сообщить Мамуле и Папуле о том, что решила прошвырнуться за покупками.
– Как хорошо, Жизель, что у тебя так много свободного времени. – Спицы Магдалины сновали туда-сюда, высекая искры в солнечных лучах. Кафтанчик для Пуси рос на глазах.
Я ничем не рисковала, приглашая ее присоединиться ко мне – с того самого вечера в «Абигайль» Мамуля старалась не выходить из дому, хотя уже не запирала с прежним тщанием все окна и двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50