Безукоризненный порядок вызвал у меня нежную улыбку. Даже скрепки разложены ровненькими рядками, а рабочие записи высятся аккуратной стопочкой. Вот записка для меня… Улыбка сама собой погасла. Послание гласило:
Элли, краска для кухни не годится. Перламутровая подойдет больше, чем жемчужная. Дорогая (это слово Бен добавил потом и провел к нему стрелку), не раскидывай повсюду образчики обоев. Ты подаешь рабочим дурной пример.
Подпись: Б.Т.Х.
Я едва не поддалась искушению переправить «перламутровая» на «перламуторная» и подписаться под исправлением, но тут же вспомнила соответствующий абзац из книги «Брак или Мрак?». Разжав кулак, я разгладила записку и начертала:
Виновата, исправлюсь, будет исполнено.
И подписалась: Э.С.Х.
Часики убедили меня, что еще есть время заглянуть в антикварную лавку Делакортов и посмотреть, остались ли те самые рамы для картин. Даже если рамы уже проданы, там всегда найдется что-нибудь соблазнительное.
Витрина в эркере магазина соблазнами просто изобиловала. Мольберт задрапирован вышитой шалью, рядом медный чайник прошлого века, и к нему таганок. Пусть мистер Чарльз Делакорт и напоминает снулую рыбину, но дело свое он знает.
Я вошла под треньканье колокольчиков, игравших увертюру к «Вильгельму Теллю». На мгновение у меня мелькнула мысль положить на голову яблоко и замереть навытяжку. Впрочем, не стоит: арбалет, что висит на стене, выглядит достаточно дееспособно, а стрелы торчат из колчана, как иглы дикобраза… Рамы на месте. Отлично! Теперь бы только найти кого-нибудь, кто поскорее продаст мне их, пока я не сгребла в охапку все эти безделушки, без которых не могу больше жить. Я жадно мечтала Заполучить все, что имелось в лавке Делакортов, все, кроме… атмосферы. Странно, потому что запах минувших эпох притягивал меня. Я прошлась между столами, повертела в руках отделанную эмалью табакерку, пощелкала серебряными ножницами. Магазинчик похож на декорацию к кинофильму. Может, именно в этом все дело? Я оглянулась. Неужто из-за бархатных темно-желтых гардин, отделяющих заднюю комнату, вот-вот выпадет труп?.. Занавески качнулись, и в самом деле появился труп. Правда, ходячий. Чарльз Делакорт собственной персоной.
– Добрый день, миссис Хаскелл. – Наклонив белобрысую голову, он сверился с часами и занял место за прилавком.
Занавеси снова разошлись, и показалась Анна Делакорт. Сегодня на ней был костюм из зеленой парчи с узкой юбкой и сильно приталенным жакетом с фалдочками по бедрам. Темные волосы скручены валиком надо лбом, а сзади спадают гладкими прядями. Очень элегантно. Писк моды сороковых годов.
– Элли, как я рада вас видеть! – Прохладная ладонь Анны коснулась моей. – Я все хотела вам сказать, что вы были просто лучезарной невестой.
– Благодарю вас.
– А свадебное платье подошло? Когда вы его покупали, я беспокоилась, что в талии оно плохо сидит.
– Правда? – Я украдкой пощупала живот.
– Мне показалось, платье мешковато.
– Как мило с вашей стороны… так беспокоиться.
– Моя дрожащая… простите, дражайшая супруга, живет и дышит треволнениями, – голос Чарльза Делакорта заморозил комнату. – Подумаешь, еще одна бессонная ночь во имя великой идеи!
Ужасный человек! Помимо общего интереса к старинным вещам, какое помрачение рассудка заставило Анну выйти за него? Страшно, подумать, что она когда-то его любила.
– Я очень благодарна вам за то, что помогли мне выбрать наряд, – обратилась я к Анне.
– Вы воистину неустрашимая особа, миссис Хаскелл, – тут же встрял человек, у которого в жилах текла не кровь, а желчь. – Моя жена вполне могла обрядить вас к алтарю, как тень Марлен Дитрих. – Чарльз Делакорт протер зеркало в серебряной оправе. – Хотя не скажешь, что на вашей свадьбе было скучно.
Анна смущенно рассмеялась:
– Чарльз всегда насмешничает, когда речь заходит о моих вкусах в одежде.
– Сороковые годы – примитивная эпоха. – Он постучал по клавишам кассы.
Анна, которой уже никогда не будет тридцать девять, прижала руку к груди и улыбнулась.
– Возможно, я застряла во времени, но для меня эти годы полны очарования. В те дни я была счастлива – пусть не вундеркинд, но ребенок, подающий надежды. Я неплохо пела, и родители грезили о моей грядущей славе. Они отправляли меня на всевозможные конкурсы, и я несколько лет разъезжала по стране… – В глазах Анны появилось мечтательное выражение, она прислонилась к прилавку, поигрывая пальцами, как на пианино.
И вдруг запела!
«Ах, где ты теперь, герой моих грез? Прошла моя жизнь дорогою слез»…
Я не знала, куда деваться от смущения. Чарльз Делакорт улыбался торжествующей улыбкой: наконец-то его жена показала себя во всем блеске собственной глупости. Голос Анны (весьма посредственный) сорвался и угас. Она сдавленно хихикнула.
– Хорошо, что я сошла со сцены в десять лет, правда? У меня никогда не было того очарования, каким обладала знаменитая Сильвания. Вот у нее голос был как ирландское виски, полное страсти и огня. Как-то раз я выступала с ней в одном концерте. – В глазах Анны появилось все то же мечтательное выражение. – Ей в то время было не больше восемнадцати, она озарила весь концертный зал блестками и огненными локонами. Сильвания пела «И снова прощай». Я мечтала стать такой же, как она. – Анна закрыла лицо руками. – Не надо напоминать мне, Чарльз, что она была красавицей, а я нет. Но фигура у меня вполне на уровне, мои параметры до сих пор девяносто – шестьдесят – девяносто. Еще одно преимущество бездетности.
Чарльз устремил на меня арктический взор, отчего я смутилась еще больше. Часы пробили четверть, я положила рамы на прилавок и открыла сумочку. Никак не могу свыкнуться с тем, что параметры фигуры – сугубо интимную вещь – обсуждают на людях.
– Я плохо знаю творчество Сильвании. – Взглянув на счет, я принялась выписывать чек.
Анна обошла прилавок:
– Она избегала публики. Ее частная жизнь оставалась именно частной и личной. Ходили слухи, что Сильвания тайно обзавелась мужем и даже детьми. Но потом ее песни вышли из моды, как вот это платье. Уже долгие годы про нее ничего не пишут, разве что в колонке светских сплетен иногда вспоминают про ее исчезновение со сцены и намекают, что с ней случилось нечто трагическое.
Бедная, одинокая Анна. Ей сорок с гаком, а она по-прежнему без ума от вышедшей в тираж певицы. Я сунула упакованные рамы под мышку, когда снова затренькала увертюра к «Вильгельму Теллю». В магазин вошла Глэдис Шип.
Удивительно, но Чарльз Делакорт оттаял до легкого оживления. Он пригладил свои невидимые волосы и поправил узел галстука.
– Добрый день, мисс Шип. Хотите взглянуть на ноты, которые доктор Симон Бордо раскопал в старом сундуке в «Эдеме»?
– Вы словно читаете мои мысли, мистер Делакорт! – Щеки органистки покрылись приятным свекольным румянцем. Она попыталась поправить очки, но лишь свернула их набекрень. – Я давным-давно мечтала сделать какой-нибудь сюрприз леди Теодозии. Она так много помогала мне с детским хором! И всегда такая шутница – то и дело повторяет, что идеально подходит для этой работы, потому что ей медведь на ухо наступил. Наверное, ей будет приятно получить в подарок ноты как память об отчем доме, откуда ее выгнали жестокие родственники?
– Почему бы и нет? Я почти склонен подарить вам эти ноты.
Стоявшая со мной рядом Анна смотрела на мужа так, словно не верила собственным ушам.
– Ну что вы, я не могу такого допустить… – Мисс Шип ломала руки. – У меня есть небольшой доход… Конечно, я не богатая наследница, как… – Мисс Шип вздрогнула и прищурилась на меня сквозь гигантские линзы очков, превратившие ее глаза в огромные поганки. – О, миссис Хаскелл! Как бестактно с моей стороны! Но, честное слово, я вас не заметила, – она снова безуспешно поправила очки, – вернее, не узнала…
– Рада вас видеть…
– Вы так добры! Миссис Хаскелл, счастлива сказать вам, что у вас удивительные родственники! Только представьте, человек берет себе за труд приезжать на воскресные службы уже вторую неделю! Викарий просто в восторге!
– Фредди?!
Я смотрела на нее во все глаза. Неужели мой беспутный кузен ударился в религию? Это он-то, который избегал посещать церковь под тем предлогом, что чем ближе ее знаешь, тем меньше почитаешь! Кроме того, на мотоцикле до церкви целых две минуты – для трудолюбивого Фредди расстояние почти непреодолимое…
Анна сказала, что наденет пальто, и скрылась за портьерами.
– Фредди? Это тот юноша, что прервал нашу – вашу! – свадьбу? – воскликнула мисс Шип. – Ну что вы, я ни разу не видела его в церкви, наверное, он очень занят вашим мужем… и его делами. – Как бы я хотела, чтобы люди перестали говорить про Бена и Фредди как про неразлучных первоклашек! Мисс Шип опустила воротник пальто, явив алую блузку. – Ваша кузина такая приветливая и… любезная. Она мне посоветовала почаще носить красное, чтобы подчеркнуть мою естественную живость.
Пурпур блузки словно высосал из мисс Шип всю кровь. Ванесса! Да как она смеет совать нос в церковь – мою церковь! Вот как Господь покарал меня за то, что я пропустила два последних воскресенья. Что еще замышляет эта зараза? У меня мелькнула кое-какая догадка, но я быстро ее отбросила. Роуленд не способен купиться на пустую красоту и бесстыжую сексапильность. Нет, моя прекрасная кузина решила разнюхать побольше сплетен обо мне и Бене. Но такой удачи она не дождется.
– Извините, мы на минутку вас покинем. – Чарльз Делакорт поднял белесую бровь и замороженной улыбкой пригласил мисс Шип пройти за занавеси.
Прижав сумочку к впалой груди, мисс Шип обогнула прилавок.
– До свидания, миссис Хаскелл. Передайте мой горячий привет мисс Фитц-Саймонс, когда она в следующий раз зайдет к вам.
– Обязательно…
Ванесса не была в Мерлин-корте со дня нашей свадьбы, но не дай бог мисс Шип сочтет меня сварливой дрянью, которая родной кузине чашки чаю не предложит.
Органистка с выжидательной улыбкой последовала за Чарльзом в заднюю комнату. Из-за гардин показалась Анна Делакорт в бобровой накидке и широкополой черной шляпе, надвинутой на лоб, и я поспешно положила абажур, который пыталась расщепить на ленточки.
– Мисс Шип с удовольствием побеседует с Чарльзом наедине… вы же знаете, как бывает со старыми девами… а я сегодня собиралась перекусить где-нибудь в деревне. Не хотите пойти со мной? – робко спросила она.
Я объяснила, что должна встретиться с Наядой, и предложила Анне присоединиться к нам. Она медлила с ответом.
– Пойдемте! Если там еще сидят мой муж и Фредди, они угостят нас рюмочкой шерри.
Не слушая ее возражений, я потащила ее через площадь и толкнула тяжелую дубовую дверь пивной.
– Они очень дружны, не правда ли? – осторожно спросила Анна.
Все та же старая песня.
– Угу! – Я рассмеялась беззаботным смехом счастливой замужней женщины. – Это случайно не Наяда Шельмус сидит там в уголке, рядом с человеком в плаще?
Нет, не она. Среди пивной братии у стойки бара ни Фредди, ни Бена не оказалось, не было их и среди обедающих. За стойкой властвовала толстуха в очках, усыпанных по краям фальшивыми бриллиантиками. Она вовсю крутила ручки кранов и раздавала пенящиеся кружки. Наполнив очередную, миссис Гуиннивер жеманно проворковала:
– Вот вам кружечка, но на сегодня последняя, мистер Шиззи.
Совершенно правильно, миссис Гуиннивер. Не пристало агенту по недвижимости зигзагами топать наперерез автобусу, если он только что побывал на волосок от смерти. Но когда мистер Верной Шиззи устремил на меня свой оливковый взгляд, улыбка моя погасла. Я не имела ни малейшего намерения покупать у него недвижимость, просто чтобы отвязаться от него. Заметив в углу лестницу, я предложила Анне посмотреть, не сидят ли наши знакомые на втором этаже. Она кивнула, и мы обогнули группу молодых людей в костюмах из шотландки, которые сосредоточенно пытались осушить пинтовые кружки горького эля, удерживая на головах блюдца.
Обрывки песен гнались за нами по плохо освещенной крутой лестнице. Наверху оказалась дверь. Едва я приоткрыла ее, как Анна сзади подала голос:
– Элли, мне кажется, этот зал забронирован для банкетов…
Увы, только теперь я заметила медную табличку ЗАБРОНИРОВАНО. Меня окутал запах свежесрезанных цветов, в комнате за накрытым столом собралось сплошь дамское общество. Женщины увлеченно потягивали шерри. Заскрипели отодвигаемые стулья, Все встали. Послышался чей-то командный голос, но кто говорит, я не видела.
Анна потянула меня за руку, однако я очень кстати потеряла туфлю. Это начинает входить в привычку! Я пыталась нашарить чертову туфлю ногой, ругаясь себе под нос и украдкой прислушиваясь к тому, что говорится за дверью. Ужасно, правда? Но не забывайте, я ведь из тех бесцеремонных особ, что суют нос в списки покупок незнакомых людей и устраиваются в чужих машинах как у себя дома.
– Леди, дорогие подруги, открывая наше ежемесячное собрание, я хочу вынести на повестку дня весьма печальный вопрос. Увы, миссис Беатрис Мукбет оказалась жертвой жесточайшего нервного кризиса. Она слегла вчера, после собрания Симфонического кружка. Ее госпитализировали в «Эдем», где она полностью и безоговорочно вверила себя в руки доброго доктора Бордо. Учитывая нынешний статус миссис Мукбет в клубе, Комитет по переписке ограничится открыткой «Скорейшего выздоровления!». Посетители к миссис Мукбет не допускаются.
Собрание зашумело.
Анна отыскала мою туфлю, и я с сожалением последовала за ней вниз. Несчастная миссис Мукбет! Я чувствовала, что ее машина, приютившая нас с Беном во время свадебного ливня, установила между нами некую связь. Спускаясь с последней ступеньки, я сообразила, что пронзительный голос, выкрикивающий мое имя, принадлежит миссис Шельмус.
Сидни превратил волосы Наяды в гигантское золотистое облако, вряд ли способное без ущерба пройти в двери.
– Простите, что мы опоздали! Элли, вы ведь помните Тедди? – Наяда похлопала по плечу свою более чем скромно одетую спутницу. – Я вижу, вы привели Анну.
Может быть, ее странный тон – чистая случайность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50