– Я уверена, с ним все будет в порядке. Миссис Порридж и миссис Гуиннивер правильно сделали, что вывели его из этой толчеи на свежий воздух. Киттис ведь была медсестрой, вы знаете?
– Это радует. О, посмотрите. Амелия Джоппинс разговаривает с его женой. Ни к чему ее волновать.
В любое другое время я обязательно остановилась бы и спросила, в чем дело. Кому-то стало дурно? Выяснила бы, чем могу помочь. Но сейчас я осталась безучастна.
Выскользнув из-за гардин, я нос к носу столкнулась с Тедди Эдем. Она выглядела странно, ее извинения были столь же сбивчивы, как и мои, но я торопилась, сердце бешено колотилось о грудную клетку, и, сделав еще один шаг, я снова налетела на гостя – мистера Эдвина Дигби. – Миссис Хаскелл, – провозгласил официант, – Вот тот джентльмен, что хотел вас видеть.
Официант развернулся и исчез, а я потрясение таращилась на мистера Дигби. От облегчения я едва не упала в обморок. Мистер Дигби, разряженный в цилиндр и пальто с бархатным воротником, был величественно, по-королевски пьян.

* * *

– Как мило с вашей стороны… – выдохнула я.
Он погладил свою козлиную бородку и протестующе вскинул руку в багровых прожилках вен.
– Только не льстите себе, миссис Хаскелл, что вы хозяйка, перед приглашением которой невозможно устоять. – Каждое слово сопровождалось изрядной порцией винных паров. – Случайно проходил мимо и решил заглянуть, чтобы уведомить: я передумал и хочу получить назад свой полосатый костюм.
– Мистер Дигби, я и так собиралась его вернуть.
Безумная радость переполняла меня. Вечер почти закончился. И без катастроф! Мои страхи за Бена оказались абсурдными. А открытие «Абигайль» произвело фурор! Едкий голос мистера Дигби несколько отрезвил меня:
– Надеюсь, вам не пришло в голову услужить мне и отослать костюм в химчистку?
– Конечно, нет, – холодно ответила я.
Он стиснул руки, но не смог скрыть их дрожь.
– Избавьте меня от женского сочувствия, миссис Хаскелл. Просто костюм дорог мне… как память.
Наверняка он был крепко пьян, если так разоткровенничался. Интересно, когда он вспомнил про фотографию?
– Наверное, этот костюм вам подарила вдовствующая герцогиня? – язвительно спросила я и тут же прикусила язык.
В самую точку. Улыбка раздвинула бороду мистера Дигби.
– О-о-о, Герцогиня! Я оставил ее за дверью. Надеюсь, за в-в-вашей… Надо обяз-зательно, – он с трудом выговаривал слова, – спус-ститься и объяснить ей, что визит з-з-затянулся не по моей ви-и-не. Будьте так любезны уложить костюм в пакет, я завтра его заберу.
Мистер Дигби качнулся к лестнице, я открыла рот, чтобы пригласить его остаться хотя бы на чашку кофе, но в эту секунду мир перевернулся вверх тормашками. Сбоку раздался хриплый вздох, я оглянулась и обнаружила перед собой Теодозию Эдем – с мертвенно-бледным лицом она сползала по стенке. В следующий миг я с пугающей ясностью вспомнила человека с запрокинутой головой. Черт! Идиотка безмозглая! Надо было запихнуть тартинки в морозилку!
Я шагнула к Тедди и чуть не растянулась во весь рост – под ноги мне кинулась невесть откуда взявшаяся Пуся и проскочила в зал. Вопли. Визг. Смех. Чей-то строгий голос сказал: «Какая антисанитария!» Тедди слепо ковыляла, хватаясь за стену. На моей руке повисла Мамуля.
– Я принесла малютку в пуншевой чаше, чтобы она немножко развлеклась, – пролепетала она. – Господи помилуй, что скажет Бен!
Скоро узнаем. Парадная дверь распахнулась, мистер Дигби вывалился на улицу, а внутрь влетели Папуля и Бен.
– Стоило мне на секунду отвернуться, как твой глупый муж тут же вскочил! – простонал Папуля, бросаясь ко мне. – Он прокрался в коттедж, переоделся в тряпье твоего кузена и вызвал такси. Машина сломалась на подъеме, и мы битый час проторчали на ветру. Твой муж совершенно измотан, не говоря уж обо мне!
Мне не хватало ни рук, ни ног. Я потянулась подхватить Тедди, с ужасом глядя, как Бен с побелевшим лицом плетется вверх по лестнице. Он упал, и в тот же миг раздался пронзительный вопль Тедди:
– Чарльз Делакорт! В кабинете! Он умер!

Из протоколов Вдовьего Клуба. Понедельник, 3 мая.

Отчет Президенту Клуба.
С чувством глубокого удовлетворения сообщаю, что вечером в пятницу, 1 мая, все прошло в полном соответствии с планом. В 19 часов 36 минут я заняла разговором Субъекта, Предназначенного К Списанию, и в тот момент, когда он знакомился с петицией о сохранении старинных маяков (нет худа без добра и т. п.), осуществила запланированную подмену. При этом я испытывала некоторое беспокойство, что он не станет есть поставленную перед ним закуску. К счастью, он сьел все, что было ему предложено, и тотчас начал задыхаться. Миссис Гуиннивер помогла вытащить СПКС из гостиной, громко сообщая окружающим лицам, что ничего страшного не произошло и джентльмену надо на воздух. Мы уволокли его в кабинет владельца ресторана (через две двери от гостиной), где усадили в кресло. Заверив СПКС, что нет никакой необходимости звать его жену – чем меньше суеты, тем лучше, – я отправилась за ингалятором СПКС в гардероб. Через десять секунд миссис Гуиннивер вызвала по телефону врача, после чего сообщила жене Субъекта, что тому стало нехорошо.
Я намеренно не. спешила найти ингалятор, пока не обыскала двадцать четыре кармана. Вернувшись из гардероба с ингалятором в руке, я услышала, как распространяется слух, что СПКС умер.
Хочу похвалить миссис Гуиннивер за помощь и содействие. Огромное спасибо прочим членам Вдовьего Клуба за их моральную поддержку в течение всего вечера. Скорость и эффективность действий Основателя говорят сами за себя.
В ответ на просьбу поделиться, не испытываю ли я какой-либо депрессии после совершенной операции, хочу отметить, что депрессия – слишком сильное слово для описания слабого беспокойства, которое я чувствовала в первую ночь после События. Оно связано не со смертью Субъекта, а с принятием его вдовы в наши ряды (по моей рекомендации). Сейчас я испытываю неопределенные, но мучительные сомнения в том, что она соответствует тем возвышенным стандартам, на которых зиждутся принципы Вдовьего Клуба.
С уважением Киттис Э. Порридж.

Глава XIX

Ну вот и конец истории… Я замолчала. Поведала двум странным сестрицам о кошмаре, что произошел со мной, теперь можно отправляться домой, к мужу.
– Самое главное, что Бен выздоровел, – вторглась Гиацинта в мои мысли.
– Самое главное, – парировала я, – что Чарльз Делакорт мертв. И погиб он от моей руки. Несчастный страдал аллергией на морепродукты, на кошек и еще бог весть на что. Вот почему он вечно копался в закусках, даже обнюхивал их на всякий случай. Но я его перехитрила. Помните, оставшиеся тартинки я начинила тунцом?
– Милая, милая Элли… – Примула протянула мне нюхательные соли. – Конечно, мы все помним! А вам следует помнить, что эти дамы из клуба вовсе не глупы, хотя во всем остальном у нас с ними мало общего. Вряд ли они рассчитывали, что у вас закончится цыпленок… Скорее всего, кто-то из них протащил в ресторан рыбину, замаскированную под тартинку, – вы же сами сказали, что эта закуска пользовалась огромным успехом. И под шумок скормил отраву мистеру Делакорту. Плечи мои устало поникли.
– Допустим. Но и в этом случае Чарльз Делакорт мог сначала проглотить моего тунца, а уж потом угоститься отравой убийц. До самой смерти я буду думать, что он пал от моей руки.
Гиацинта с треском захлопнула свой гроссбух.
– Хватит причитать, Элли, и упиваться жалостью к себе! Если мы только и будем, что переживать из-за тех, кого случайно прикончили, то никогда не займемся делом, А приняться за дело мы обязаны.
Надеюсь, это «мы» относилось к сестрам. Я взглянула на часы и заерзала в кресле. Девять часов. Долго же мы просидели в розовой с зеленым кофейной комнате, опустошая одну за другой чашки с чаем. Интересно, куда подевался Страш? Наверное, мы его так загоняли, что он прикорнул прямо на плите. Я хотела домой, к Бену.
Наутро после кошмара в «Абигайль» доктор Мелроуз заглянул в Мерлин-корт и подтвердил мой диагноз: Бену стало хуже. Теперь к заражению крови прибавилась вирусная инфекция, которую он подхватил, незваным гостем заявившись на свой собственный праздник. По правде говоря, Бен с удовольствием снова завалился в кровать. Теперь ему достаточно было просто закрыть глаза, чтобы прекратить любой нежелательный разговор.
С дрожью я вспоминала ту минуту, когда призналась ему в подделке цыплячьих тартинок. Я нарушила фундаментальные принципы ордена кулинаров. Бен сожалел о Чарльзе, но, кажется, принял его смерть не слишком близко к сердцу. На миг в глазах моего ненаглядного полыхнула надежда, Если я буду помалкивать на дознании, тогда все подумают, будто Чарльз по рассеянности сжевал какую-то рыбную закуску… Но уповать на лучшее Бену не позволила совесть, а мне то обстоятельство, что я подменила цыпленка тунцом при свидетеле – на глазах у Наяды.
Мечты моего мужа рухнули в одночасье. Отныне его профессиональная порядочность была под вопросом. Никто не зайдет в «Абигайль», никто не купит поваренную книгу. Бен станет мишенью для издевательств: мол, «курица – не птица, а рыба» и так далее. Возможно, если покинуть страну под покровом ночи и начать заново под вымышленными именами, жизнь могла бы наладиться. Но пока мне оставалось лишь щадить Бена и не докучать ему жалобами и покаянными слезами.
Я настояла, чтобы он послушался доктора Мелроуза и не появлялся на дознании, Собираясь на похороны, я трещала как заведенная – мы спокойно, без обмороков и криков обсудили, в чем мне следует появиться на кладбище и что лучше – венок или крест из цветов. Нет худа без добра: я видела, что общая беда (я в качестве невестки) сблизила Магдалину и Исаака, они все чаще неодобрительно перемигивались поверх моей головы. Бен в основном предпочитал притворяться спящим. Я радовалась, что мне удалось обвести его вокруг пальца и прикинуться безмятежной идиоткой, и в то же время поминутно спрашивала себя: неужели он не видит, что все это лишь показуха?
Может, все это время мы лишь притворялись, будто любим друг друга? И всему виной наше романтическое знакомство? Или романтичные денежки, доставшиеся нам в наследство. Часа не проходило, чтобы я не вспомнила нашу свадьбу и шушуканье в церкви. «Жаль, что она не вышла за викария!» «Этот слишком смазлив».
«Она снова растолстеет. От счастливой жизни все жиреют».
– Бедная Элли! – Примула потянулась через ситцевую скатерть и погладила меня по щеке сухой пергаментной ручкой. – Представляю, каково вам сейчас. Стоит мне нечаянно раздавить жука, как я готова заплакать от горя, но наш христианский долг – трудами побеждать скорбь!
– Иначе говоря, – деловито перебила ее Гиацинта, – скорбь – превосходный двигатель. Элли, если вы искренне хотите обелить репутацию Бена и жить в мире со своей совестью, то я настоятельно прошу вас помочь «Цветам-Детективам» в их благородном намерении разоблачить Основателя Вдовьего Клуба. Может статься, что по ходу дела вы убедитесь: Чарльза Делакорта убила вовсе не ваша тартинка с тунцом. Что, если аллергию на рыбу просто использовали, чтобы ввергнуть жертву в беспомощное состояние? Некая личность заранее спряталась в кабинете и задушила Делакорта – для этого достаточно целлофанового пакета.
Требовательный взгляд Гиацинты заставил меня на мгновение вытянуться по стойке «смирно», но я тут же понурила голову. Мне так хотелось поверить ей… Кроме того, благородный подвиг пришелся бы как нельзя кстати – Бен упал бы к моим ногам. Но я не в силах была представить, что зловещая организация вдовушек действительно существует. Предположим, все так и есть. Но чем же я, хроническая неудачница и законченная простофиля, могу помочь в поимке преступника?
Постукивая зеленым блокнотом по столу, Гиацинта сверлила меня черными бусинами.
– Вам нужны доказательства, верно? Хорошо… Миссис Шиззи ведь сказала вам на банкете, что три птички на брошках у всех этих дам на самом деле не дрозды, а вороны, так?
– Ну и что?
– А вам не кажется странным, что стоило ей произнести эти слова, как миссис Джоппинс немедленно уволокла миссис Шиззи прочь?
Я положила сумку на стол в знак того, что вот-вот дам деру.
– Возможно, миссис Джоппинс хотела познакомить миссис Шиззи с кем-то из гостей…
Примула укоризненно поцокала языком, серебристые кудряшки тихонько зашушукались.
– Боюсь, милая Элли, что вы проспали уроки литературы в школе, совсем как я. Вспомните старинную народную балладу… – Она выдержала паузу и продекламировала:

Три вороны сели в ряд -
Дженни, Джентль, Розмари, –
Про убийство говорят,
От зари и до зари.
Рыцарь Джон, красив и молод, –
Дженни, Джентль, Розмари, –
Был женой своей заколот,
От зари и до зари. Английская народная баллада «Три вороны» из «Сказок Матушки Гусыни».
Еще одна песенка оттуда же, хорошо известная нашим читателям в переводе С. Маршака:

Много-много птичек запекли в пирог -
Семьдесят синичек, сорок семь сорок.
Прибежали люди в золотой чертог,
Королю на блюде принесли пирог..




Ну и так далее…
Я в ужасе уставилась на нее.
– Мы считаем, – Примула кивнула на Гиацинту, – что миссис Шиззи, раздуваясь от гордости за то, что ее приняли в ряды членов клуба, забыла о категорическом запрете разглагольствовать о птичках. Брошки совсем крошечные, поэтому непосвященный вроде вас запросто может счесть, что это семьдесят синичек или сорок семь сорок, которых запекли в королевский пирог. А песенка-то совсем другая.
Я перевела взгляд с выцветшего личика Примулы на резкие черты Гиацинты под коконом блестящих черных волос и снова поставила сумочку на пол.
– А вы спрашивали кого-нибудь из членов клуба, что это за птицы у них на брошках?
Примула снисходительно улыбнулась моему любопытству.
– В прошлый вторник я зашла на почту и наступила на ногу женщине с такой брошкой на платье. Поймите меня правильно, Элли, я не отдавила ей ногу, только слегка наступила, чтобы извиниться и завязать беседу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50