— Нет, нет. Вот Мокси — самое прекрасное существо, какое когда-либо ело хрустящий картофель.
— А она-таки его ела?
— Раз или два. Когда могла добраться до него.
— Непохоже, что она когда-нибудь брала его в рот.
— Все гораздо сложнее. Возможно, дело в том, что мы оба играем в одинаковые игры, а потому зрители из нас никудышные.
— Игры, — Начман взяла карандаш, повертела его в руке. — Хотела бы я знать, что все это значит.
— Почему у меня такое ощущение, будто я попал в кабинет классного наставника?
— Заявление, с которого началась наша беседа, мистер Флетчер, на первый взгляд, вроде бы полностью соответствует действительности, — Начман ткнула карандашом в магнитофон. — И в то же время это чистая ложь.
— Я лжец?
— Не удивительно, что вы столь богаты и можете позволить себе виллу на итальянской Ривьере.
— Заявившись в Бонита-Бич, вы прикинулись репортером, который хочет взять интервью у мисс Муни. Вы не пожелали добровольно признаться в том, что ранее знали убитого и мисс Муни… причем последнюю более чем близко. Все это элементы игры, которую вы сейчас ведете?
— Все эти, полученные от меня, сведения не имеют никакого отношения к происшедшему. Я никого не убивал.
— Надеюсь, вы не станете возражать, если решающее слово останется за органами охраны правопорядка?
— Конечно, стану. Я лишь хотел сказать, что и Мардж Питерман не убивала его. Я был рядом с ней, когда Питермана убили.
— Дело в том, мистер Флетчер, что ни один из опрошенных мною свидетелей не видел ни вас, ни Мардж Питерман в промежутке от нескольких минут четвертого до четырех часов.
— Что вы хотите этим сказать?
— А я не встречала репортера, который располагал бы средствами для покупки дома на итальянской Ривьере.
— Я хорошо пишу, — заступился за себя Флетч.
— Мисс Муни ожидала вас сегодня?
— Да.
— А в какую игру играет она?
— Ни во что она не играет. А ваши попытки психоанализа…
— Давайте продолжим, — оборвала его Начман, уткнулась в свои записи.
— По крайней мере, я отвечаю на ваши вопросы.
Начман зыркнула на него.
— Вы знаете, к чему бы привело обратное?
— Конечно, — улыбнулся Флетч. — Меня бы оставили на второй год.
— Какое впечатление сложилось у вас о Стивене Питермане после того, как он провел уик-энд в вашем доме?
— Вас интересует мое мнение?
— У меня такое ощущение, что оно у вас есть.
— Вы правы.
— Поделитесь со мной.
— Он был сукиным сыном.
— Почему вы так называете его?
— Потому что вы поинтересовались моим мнением.
— Чем же не угодил вам Стивен Питерман?
— Говнюк он. Понимаете, мой дом на самом берегу. Буквально у кромки пляжа.
— По-моему, вы отклоняетесь от темы.
— Люди ходят по дому в купальниках. Во внутреннем дворике подают ужин. Спагетти, рыба, немного вина. Легкая музыка.
— Вы хотите сказать, что Питерман не вписывался в компанию.
— Всегда в костюме-тройке. Всегда при галстуке. Не ходил на пляж, чтобы песок не попал в его туфли от Гаччи.
— Недостойное поведение.
— Постоянно на телефоне. Звонил в Рим, Женеву, Париж, Лондон, Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Буэнос-Айрес. Я знаю. Телефонный счет прислали мне. Дешевле приглашать на уик-энд все французское правительство.
— Понятно. Безответственный гость.
— Каждый вечер он настаивал, чтобы все одевались и тащились в самые дорогие рестораны, ночные клубы, казино.
— И вы платили?
— Когда приносили счет, он всякий раз висел на телефоне.
— Понятно.
— Более того, увидев Мокси, он начинал досаждать ей пунктами контрактов, изменением в распорядке последующих дней, сыпал фамилиями людей, с которыми она должна встретиться через две недели в Берлине, Брюсселе, еще Бог знает где. Ни на минуту не оставлял ее в покое. А она приехала ко мне, чтобы отдохнуть.
— И поиграть с вами в игры. Вы оба избегали его?
— Старались. Но получалось у нас далеко не всегда.
— Вы играли с ним в прятки?
— Да.
— Марджори Питерман в тот уик-энд с ним не было. Так?
— Так.
— А где она была?
Флетч пожал плечами.
— Дома, доила корову. Может, занималась чем-то еще.
— Я повторяю вопрос: до сегодняшнего дня вы никогда не видели Марджори Питерман и не разговаривали с ней?
— Правильно. Нет. Никогда.
— Вы знали убитого, Стивена Питермана, и признаете, что недолюбливали его?
— Я бы не стал убивать человека из-за счета за телефон. Скорее, я бы не оплатил его и перебрался бы в Испанию.
— И у вас сложные — то любовь, то ненависть — отношения с Мокси Муни?
Флетч посмотрел на нее из-под полуопущенных век.
— На вашем месте я бы не придавал этому особого значения.
Роз Начман ответила долгим взглядом.
— Откровенно говоря, мистер Флетчер, мне представляется, что вы и мисс Муни способны на все… вместе, — она глянула на магнитофон, на список свидетелей. — Ладно, мистер Флетчер. Полагаю, мне нет нужды говорить вам, что вы не должны покидать территорию округа Форт Майерс.
— Нет, об этом вы могли бы и не говорить.
Роз Начман выключила магнитофон.
Глава 6
Вымокнув до нитки под проливным дождем, Флетч замер на верхней ступеньке лестницы, ведущей на крытую веранду, узрев знаменитый профиль Фредерика Муни.
Он в одиночестве сидел за длинным столом, спиной к ревущему, в белых бурунах, Мексиканскому заливу. Кроме него на веранде небольшого кафе в Бонита-Бич никого не было. На столе перед ним стояла ополовиненная литровая бутылка. В руке он держал наполовину выпитый стакан.
Флетч прошел к стойке бара.
— Пиво.
— Предпочитаете какой-нибудь сорт? — спросил бармен, похоже, отставной военный.
— Мне без разницы. Лишь бы холодное.
Бармен достал из холодильника банку и поставил на стойку.
— Льет, как из ведра.
— Это точно, — Флетч открыл банку. — Давно появился у вас мистер Муни?
— Приехали за ним?
— Да.
— Пару часов.
— Много он выпил?
— Не знаю.
Флетч глотнул пива.
— Вы и не знаете?
— Он пьет из своей бутылки. Принес ее с собой. Коньяк «Фундадор», пять звездочек. У меня такого нет.
У ног Фредерика Муни стояла на полу дорожная сумка.
— И вы разрешаете приходить со своей выпивкой?
— Нет. Но он дает хорошие чаевые. И щедро расплатился за пустой стакан. Раз я в не в накладе, так чего жаловаться. В конце концов, он — Фредерик Муни.
С северо-запада до веранды докатился раскат грома. Порыв ветра обдал Муни брызгами дождя.
— Он приходит сюда каждый день?
— Нет. Я думаю, что он поочередно посещает все пивные заведения на берегу.
— И в каком он был состоянии, когда вы ссудили ему стакан?
— Пить он начал еще где-то. Ему потребовалось десять минут, чтобы подняться по лестнице. Потом мне пришлось усадить его за стол и принести снизу сумку. Подумать только, такой талантливый, знаменитый, и… — бармен открыл банку пива и себе. — Вы тоже актер?
— Да, — кивнул Флетч. — В данный момент.
— Я хочу сказать, вы из команды, что делает этот фильм, и пришли за мистером Муни. В каких фильмах вы снимались?
— «Солнце юга». Видели?
— С Элизабет Тейлор?
— Нет. С Мод Адамс.
— О, да. Помню.
— Он с кем-нибудь говорит? — Флетч кивнул в сторону Муни.
— Да, дружелюбие из него так и прет. Говорит с кем угодно. Обычно вокруг него роятся старушки. Да и молодежь тоже. Он читает стихи. Иногда громко.
— Способствует притоку клиентов?
— Это точно.
— Ходячая достопримечательность.
— Казалось бы, он должен жить на Ривьере. Суперзвезда. Он очень одинок.
— На Ривьере живут совсем не те, кому положено.
Флетч направился к столу, за которым сидел Муни. Тот даже не поднял головы. На севере сверкнула молния.
— Ваша дочь послала меня за вами, мистер Муни.
Муни по-прежнему не обращал на него ни малейшего внимания. Дыхание частое, неровное. Волосы и рубашка намокли от брызг.
Внезапно он заговорил негромким, но хорошо поставленным голосом.
— Нет, нет, нет, нет, — он посмотрел на Флетча. — Пойдем скорей в тюрьму. Вдвоем споем мы, как птицы в клетке. Когда попросишь ты моего благословления, я опущусь на колени и буду молить тебя о прощении.
Флетч сел за стол.
— Мы будем жить…
Муни продолжал декламировать, протянув руку к грозовому небу, обратив к нему лицо. Безумный взгляд его скользнул по Флетчу. Казалось, Муни сошел с ума.
В ужасе Флетч приложился к банке с пивом. По спине его пробежал холодок.
— Дело, в том… — Флетчу пришлось откашляться. — Я видел вас в «Короле Лире». Однажды. В Чикаго. Еще студентом. Не так уж и давно.
Муни скорчил гримасу.
— Только однажды?
— Да. Мне пришлось продать портативный радиоприемник, чтобы купить билет.
— Лир, — изрек Муни. — Роль, которую, по словам Чарльза Лэмба, нельзя сыграть.
Флетч поднял банку с пивом.
— За Чарльза Лэмба.
Руку, потянувшуюся за стаканом с коньяком, била дрожь.
— За Чарльза Лэмба.
Они выпили.
— Вы — актер? — спросил Муни.
— Нет.
— Что? — переспросил Муни. — Никогда не играли?
— У нас тут происшествие, — переменил тему Флетч. — На съемочной площадке. Человека зарезали.
Глаза Муни наполовину закрылись. Вновь он задышал часто, неровно.
— Убили, — добавил Флетч.
Муни откинулся на спинку стула. Оглядел стойку бара, крышу веранды, стену дождя. Глаза у него были огромные, с расширившимися зрачками, каждый вроде бы жил своей, независимой от другого жизнью. В одном отражались грусть и печаль, во втором — работа мысли. Пристально всматриваясь в его лицо, Флетч думал, как могло случится, что один глаз расположен у Муни ниже другого. То ли эта особенность — фирменный актерский прием, то ли — недогляд природы, присущий Муни от рождения.
— Не оскорбляй меня, — Муни еще не вышел из роли короля Лира.
— Вы меня слышите? Убили человека.
— Надеюсь, с Мерилин все в порядке?
— С Мерилин? Да. Но она сидела рядом с убитым.
— Кого убили?
— Стивена Питермана.
Муни нахмурился. Запустил пятерню в седые, курчавые волосы.
— Менеджера вашей дочери, продюсера.
Муни кивнул.
— Они записывали «Шоу Дэна Бакли». На съемочной площадке «Безумия летней ночи».
— Не пьеса в пьесе, — прокомментировал Муни, — но сцена на сцене.
— Именно на сцене, потому что происходило все в присутствии репортеров, с видеокамерами и фотоаппаратами.
— Но без зрителей.
— Их, действительно, не было.
— Каким отстраненным становится наше искусство. Мы уже играем не для людей, а для бездушного железа. Камеры. Аппараты. Питеркин?
— Питерман. Стивен Питерман.
— Питермана, значит, снимали, — Мунн осушил стакан. Трясущейся рукой потянулся к бутылке. — Так?
— Дело в том, что Мокси нас ждет.
— Мы только выпьем вместе, вы и я. Поговорим, кто там был, кого не было. Налейте себе чего-нибудь.
— У меня все есть.
Взгляд Муни с трудом сфокусировался на банке пива.
— Действительно, есть.
Он налил себе никак не меньше трех унций коньяку.
— Так кто этот Питербан? Полагаете, большая потеря для общества?
Флетч пожал плечами.
— Менеджер Мокси. Продюсер этого фильма.
— И как он умер?
— Его убили ударом ножа в спину.
Муни рассмеялся.
— Типично киношное убийство.
— Боюсь, ваша дочь прежде всего подпадет под подозрение.
— Мерилин?
— Да.
— Такое вполне возможно, — Муни раздумчиво смотрел на струи дождя.
Флетч замялся. Когда гений переходит черту, отделяющую трезвого от пьяного? Сидит ли он сейчас на веранде или полагает себя на сцене, в роли короля Лира? Думает о Корделии или о Мокси?
— Возможно, что?
— Убийство, — взгляд Муни вернулся к Флетчу. — Мерилин могла и убить.
Вновь Флетч почувствовал на спине холодок. А Муни уже уставился в стол.
— Она уже это делала.
— Делала… — У Флетча перехватило дыхание. Трижды волна накатила на берег, прежде чем к нему вернулся дар речи. — О чем вы говорите?
— Тот инцидент в школе, — ответил Муни. — Когда Мерилин было лет тринадцать, четырнадцать. В тот год ее любимый папочка решил посередине семестра перевести ее в школу в Англии. Кажется, в ноябре. Разумеется, никто понятия не имел, что предшествовало этому внезапному переводу. Я говорил, что мне хочется, чтобы моя дочь была рядом со мной. Но в тот год в Англии я не появлялся.
— Я знаю, что она провела год или два в Англии, — кивнул Флетч.
— Но вы не знаете, почему, — голос Муни звучал устало. Действительно, кому охота вспоминать дела давно минувших дней. — В частной школе, которую она посещала, ее педагог по курсу драмы… может, я смогу вспомнить его фамилию… — он отпил из стакана. — …Не могу. Да это и неважно. Бедняга. Его нашли лежащим головой в школьном пруду. Ноги остались на берегу. Кто-то ударил его булыжником. Он потерял сознание и грохнулся в воду. Школьная администрация провела расследование. Только трех учениц видели в тот день неподалеку от пруда. В том числе и Мерилин. Знала его только она одна, остальные две не занимались в его классе. Мерилин была подающей в школьной бейсбольной команде, так что могла оглушить человека ударом кулака, особенно с зажатым в нем булыжником, — Муни икнул. Затем тяжело вздохнул. — Она не любила этого педагога. Сама писала мне об этом.
— Он мог поскользнуться…
— Он лежал лицом вниз. Ударили его по затылку. Несомненное убийство… и подготовленное. Найти виновного не смогли…, а убила его Мерилин. Ее допрашивали. Она и тогда была хорошей актрисой. Ей передалась отцовская кровь, знаете ли. Она с ней родилась. Ярко выраженная наследственность.
— И вы отправили ее в Англию, от греха подальше.
— Да, — медленно кивнул Муни. — Ее допрашивали, допрашивали, допрашивали. Против вопросов я не возражал. Но вот один или два ответа могли… — Муни смолк, не докончив фразы.
— Но, если она виновна в убийстве…
Муни вскинул голову.
— Она все равно моя дочь, черт побери. Ее ждало прекрасное будущее. В ней течет моя кровь. Талант нельзя губить, — он обмяк, расслабился. — Я не увидел в этом инциденте ничего особенного. Разбил же Одиссей голову своего учителя лютней. В жизни всегда наступает момент, когда приходится расставаться с учителем. У Одиссея и Мерилин расставание это прошло более драматично, чем у других.
— У нее возникли осложнения с Питерманом, — вставил Флетч. — Потому-то она и попросила меня приехать к ней.
— Что? — резко спросил Муни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21