Короче, дерьмо. Любой, кто хоть что-то понимал в кинобизнесе, сразу бы увидел, что никакой это не сценарий, а набор ничем не связанных диалогов с многочисленными «Здравствуйте» и «До свидания». Но он подсовывал эту пакость людям, не имеющим к кино ни малейшего отношения. Вы понимаете, докторам и сапожникам, вдовам и сиротам, которые мечтали о том, чтобы заработать кучу денег на кассовом фильме и искупаться в лучах славы, ожидающей тех, кто финансировал его съемку. Их обещали пригласить на премьеру в Нью-Йорке. А также на церемонию вручения «Оскаров», которыми должны были засыпать создателей фильма. А деньги он обещал отдать из авансов, полученных от прокатчиков.
— Но не предупреждал, что ничего не отдаст, если таковых не окажется?
— Естественно, нет. Еще он говорил, что снимать фильм будут в Сальвадоре. Даже показывал договоренность с посольством. Естественно, ничего он снимать и не собирался. Мы слышали о таком способе обогащения?
— Нет.
— Полагаю, он собрал полмиллиона долларов, которые осели в его карманах, — Коллер затушил сигарету. — Я возненавидел его по двум причинам. Во-первых, это история бросала тень на весь кинобизнес. В следующий раз собирать деньги может честный человек. А из-за таких вот мошенников и ему никто не поверит. А во-вторых, он прикрывался моим именем. Говорил этим людях, что режиссером фильма будет Сай Коллер. Он, мол, ведет переговоры, которые близки к успешному завершению.
— Врал?
— Я никогда не встречался с этим сукиным сыном. Мне рассказал об этом Сонни Филдз, — Коллер зажег новую сигарету. — И однажды вечером, выпив больше, чем следовало, я случайно столкнулся с Питерманом в одном из лос-анджелесских баров, схватил за воротник пальто, выволок на улицу и врезал в челюсть. Он упал. Я уселся на него и начал душить. Мне это понравилось. Шея у него была мягкая. Совсем без мускулов. Наверное, я бы его убил, если б мне не помешали.
— Почему Питерман не подал на вас в суд?
— Почему я не засадил его в тюрьму за подлог?
— Не знаю.
— Мы пришли к взаимоприемлемому соглашению. Питерман сказал, что деньги эти нужны ему для того, чтобы в будущем снять действительно стоящий фильм. Мои перспективы к тому времени выглядели отнюдь не радужными. Требовалось позаботиться о будущем… А потому…
— Что, потому?
— Я согласился стать режиссером того стоящего фильма. А полиции мы сказали, что подрались из-за женщины.
— Вы его шантажировали.
— Мы шантажировали друг друга. В кинобизнесе это обычное дело.
— А что случилось с собранными долларами?
— Они осели в карманах Питермана. Чтобы потом обратиться в его ботинки и меха его жены.
— Когда же на горизонте всплыл фильм «Безумие летней ночи», с Мокси Муни, делами которой ведал теперь Питерман, и Джерри Литтлфордом в главных ролях…
— А Толкотт Кросс нанял Джеффри Маккензи, я позвонил Стиву Питерману.
— Вы видели сценарий?
— Нет. Но предполагал, что он не так уж и хорош.
— Почему вы хотели стать режиссером заведомо плохого фильма?
— Ну… За три года я опустился так низко, что хватался уже и за соломинку. Вы меня понимаете?
— Каким образом еще одна неудача могла помочь вашей карьере?
— Доказала бы, что меня все еще нанимают. И к тому же, за работу я получил бы столь необходимые мне деньги. Вам известно, для чего они нужны?
— В самых общих чертах.
— Подведем итог. Пока Питерман был продюсером, Коллер оставался режиссером. Питерман мертв — Коллер мертв. Отсюда вывод: ваш покорный слуга — единственный, кто не мог убить Стивена Питермана. Возможно, эта история не делает мне чести, но лучшего алиби, пожалуй, не найти.
— Флетч? — раздался голос Мокси с балкона Голубого дома. — Ты здесь?
— Да, — он подошел поближе.
— Если ты собираешься изображать Ромео, я плюну тебе на голову, — предупредила Мокси.
— Жаль, что тебя не слышат твои поклонники, — отпарировал Флетч.
— Найди, пожалуйста, Фредди. Напрасно я нагрубила ему.
— Это точно.
— А вот в твоих комментариях я не нуждаюсь, — раздраженно бросила Мокси.
Глава 22
После долгой паузы в трубке послышался мужской голос: «Извините, но чиф Начман говорит, что не может подойти к телефону».
— Пожалуйста, передайте ей, что звонит Флетчер.
— Флетчер? — повторил мужчина.
— Он самый.
Вновь пауза, и наконец Роз Начман взяла трубку.
— Благодарю, чиф, что выкроили для меня минутку. Вижу, вы работаете допоздна.
— Кого-то из ваших гостей замучила совесть и он сознался?
— К сожалению, преступление куда как не простое.
— Это я понимаю.
— Впрочем, есть у меня одна версия. Позволите поделиться с вами?
— Валяйте.
— У Стива Питермана наверняка была машина. Скорее всего, взятая напрокат. Он все время мотался по дороге 41.
— Полагаю, вы правы.
— Неплохо бы узнать, где она сейчас. И сбил ли он на ней человека.
— Вы говорите о жене Маккензи? — Начман сразу поняла, к чему он клонит.
— Это всего лишь предположение. Проверить его не составит труда.
— Согласна.
— Вдруг что-то да прояснится.
— Будем надеяться.
— А с пленками ничего нового?
— Ничего.
— И на съемочной площадке эксперты ничего не нашли?
— Нет.
— Это тоже результат.
— Спокойной ночи, Ирвин. Я занята.
Глава 23
Около стойки бара «Грязный Гарри» не было не души: все посетители столпились в углу внутреннего дворика.
Флетч купил банку пива и вышел во дворик.
Странная там собралась толпа. Туристы в ярких рубашках и шортах, какие можно купить только в большом городе, с покрасневшими от солнца руками и лицам. Жители Ки-Уэст, бледные, как скандинавы. Солнечные лучи они почитали врагом номер один, и прятались от них, перебегая из дома в дом или от дома к машине. Художники всех возрастов, с яркими, схватывающими любую мелочь глазами. Ковбои, затянутые в кожу и джинсы. Шлюхи с выкрашенными волосами, в широких юбках и полупрозрачных блузах. Каждый держал в руке то ли бокал, то ли кружку с пивом. В углу сидел объект всеобщего внимания — Фредерик Муни. Он говорил, ему внимали. С седыми волосами, с щетиной на щеках, с широким лицом и большими глазами, он как никто другой напоминал святого этих мест: Эрнеста Хемингуэя. Муни был Папой, слушатели — его детьми.
Флетч прислонился плечом к дверному косяку и прислушался, не забывая про пиво.
— …Не только слава, не только деньги, — говорил Муни. — Те, кто думает, что актеру достаточно уметь вылупить в изумлении глаза, — Муни вылупил в изумлении глаза, вызвав восторженные крики, — …отреагировать с задержкой на какое-то действие или слова, чтобы усилить комический эффект, — Муни отреагировал с задержкой, люди рассмеялись, — дрожать подбородком, — подбородок Муни задрожал, вызвав более громкий смех, — …плакать, — из глаз Муни покатились слезы, слушатели зааплодировали, — понятия не имеют, в чем заключается актерское мастерство, — виртуоз вытер щеки и продолжил. — Актер должен учиться мастерству. И мастерство его состоит не только в умении контролировать собственное лицо. Он должен уметь и расправить плечи, и поставить ногу, и все это в комплексе, потому что выражение его лица должно сочетаться и с осанкой, и с походкой, создавая цельный образ.
Наклонившись вперед, Муни взял со стада бутылку коньяка, поднес к губам, сделал добрый глоток.
— От разговоров сохнет горло, — он рыгнул и добродушно улыбнулся, вновь сорвав аплодисменты.
— Мастерство, способности, — продолжил Муни. — Барримор однажды сказал, что предпочел бы прямые ноги умению играть. Разумеется, у Барримора и так были прямые ноги, — Муни подождал, пока стихнет смех. — Актер должен учиться двигаться. Вы, наверное, знаете, что люди в тогах и джинсах ходят по-разному. Или в средневековых рейтузах. Или в деловом костюме, при галстуке. Актер должен всему этому учиться. Даже если актер терпеть не может этой гадости… — Муни с пренебрежением указал на сигарету в руках женщины, — …он должен уметь обращаться с сигаретой лучше всякого наркомана. Сигарету, кстати, курят совсем не так, как сигару. Редко кому из актеров свойственна агрессивность. Я не слышал о драматических студиях, при которых есть тир. Однако, если актер берет в руки ружье и пистолет, он должен научиться держать его так, словно оружие — продолжение его руки. Чтобы у зрителей возникли нужные ассоциации: да, он знает, для чего нужен пистолет, и не замедлит воспользоваться им, если возникнет такая необходимость. Моя подготовка состояла не только в заучивании текстов Шекспира. Нет, я учился владеть мечом и сражаться им так, будто на карту ставилась моя жизнь. Учили меня и верховой езде. Джон Уэйн как-то сказал, что нет разницы, по какой методике учиться, а вот останавливать лошадь на всем скаку надо уметь. Разумеется, Джон Уэйн мог остановить лошадь, — вновь слушатели рассмеялись. Оглядывая их, Муни заметил Флетча. Вроде бы и узнал, но продолжил лекцию. — Возможно, вам и не покажется это важным, вы только смотрите на экран и думаете, что можете судить об игре актера, не имея ни малейшего понятия, сколько он пролил пота, чтобы развлечь вас. Но актер должен научиться скакать на лошади и ездить на мотоцикле, пользоваться веревкой и лассо, пить из винного бурдюка, открывать бутылку шампанского, держать в руке скрипку и бить в челюсть с правой и с левой… в совершенстве.
Муни замолчал. Прошелся взглядом по гладкой поверхности стола, словно фермер, ищущий первые всходы. Не обнаружил их и погрустнел.
Поняв, что лекция закончена, слушатели начали задавать вопросы:
— Мистер Муни, вам нравилось играть с Элизабет Тейлор?
— Какую из своих ролей вы считаете самой лучшей?
— Правда ли, что вы принимали героин, когда играли пианиста в «Клавиатуре»?
Муни положил руки на стол, уронил на них голову.
— Не было этого. Не было. Все ложь.
Флетч протясяулся сквозь толпу.
— В какой картине мы вас теперь увидим?
— Все ложь.
— Вы думаете, что сможете скакать на лошади в теперешнем вашем состоянии?
Флетч подхватил дорожную сумку Муни. Тот поднял голову. Долго смотрел на Флетча.
— А, мистер Патереон.
— Пришел, чтобы помочь вам нести сумку.
— Как мило с вашей стороны, — он указал на бутылку, затем палец его описал широкую дугу, нацелившись на сумку. — Бутылку положите в сумку.
Флетч заткнул бутылку пробкой, положил бутылку в сумку.
— Вы заболели малярией, когда снимались в «Королеве джунглей»?
— Да, — поднимаясь, ответил Муни. — И я до сих пор не вылечился.
— У вас бывают приступы? Вы беспричинно потеете?
Пошатываясь, Муни двинулся к выходу. Флетч последовал за ним. В этот момент он ничем не напоминал великого актера, владеющего всеми тайнами мастерства.
Люди раздавались в стороны, пропуская его. Некоторые, протягивали руки, чтобы коснуться его рукава, плеча.
— Я хочу пожелать спокойной ночи собаке, — Муни остановился, повернулся к Флетчу.
— Собаке?
— Черной собаке.
Уже в баре Муни вновь застыл на месте.
— Я все-таки хочу попрощаться с собакой.
— Я не вижу тут собаки, мистер Муни.
— Большая черная собака. Зовут ее Император.
Флетч огляделся.
— Нет здесь никакой собаки.
— Она по другую сторону стойки.
— А может, пойдемте к двери? Так быстрее.
— Хорошо, — Муни ослепительно улыбнулся. — Я читал эту лекцию тысячу раз. Знаю ее наизусть, как и роль Ричарда Третьего. Разумеется, все это ерунда.
Выйдя на улицу, Муни обернулся, долго смотрел на бар.
— Чистое, хорошо освещенное место.
Глава 24
Зазвонил телефон, и Флетч, еще окончательно не проснувшись, спрыгнул с кровати и пересек комнату.
— Слушаю.
— Флетч? — Марти Саттерли уже мог выдавать информацию.
— Доброе утро, Марти, — Флетч сел на стул у телефонного столика. — Который нынче час в Нью-Йорке? За окном только забрезжил рассвет.
— Четверть шестого утра.
— Здесь, должно быть, столько же, — Мокси не лежала в его постели. Она решила провести ночь в гамаке на балконе. — Что-нибудь выяснили?
— Не так много, как могли, если бы нам не помешали. Час тому назад в контору Питермана заявилась полиция и потребовала все бухгалтерские книги со счетами мисс Муни. Нас же вежливо, но твердо попросили удалиться.
— Какие шустрики. Ты показал им разрешение Мокси?
— Разумеется. Я же не хотел, чтобы меня приняли за взломщика. Но их бумагу подписала более высокая инстанция.
— То есть их клочок бумаги побил твой?
— Их бумагу подписал судья. Мою — кинозвезда.
— Ты хочешь сказать мне, что все в порядке, и Мокси лишь приснился плохой сон?
— Фильм «Желтая орхидея». Это название тебе что-нибудь говорит?
— Нет.
— «В постели Рамона»?
— Нет.
— «Без двадцати двенадцать»?
— Тоже нет.
— «Безумие летней ночи»?
— Разумеется, говорит. В нем снимается Мокси.
— Его действительно снимают?
— Сейчас вроде бы нет. Но снимали.
— «Сад скульптур»?
— Нет.
— Их все финансирует компания «Джампинг коу продакшн».
— И что из этого?
— А единственный владелец этой «Прыгающей коровы» — мисс Мерилин Муни.
— Святая корова!
— А исполнительный директор и казначей — ныне покойный Стивен Питерман.
— Давай вернемся чуть назад Марти. «Джампинг коу продакшн» принадлежит Мокси?
— На все сто процентов.
— Боюсь, Мокси об этом понятия не имеет. Она говорит о «Джампинг коу» только в третьем лице. «Они», «их». Насколько я понимаю, она ждет, пока кто-то из «Джампинг коу» не примет решения продолжать съемки «Безумия летней ночи» или нет.
— Решение может принять только она.
— Однако!
— Ты, конечно, можешь говорить, что она ничего не знает, но ее подпись красуется во всех положенных местах. Заявка на регистрацию компании в штате Делавер, договоры о займах…
— Расскажи мне об этих договорах, Марти.
— Всего я тебе рассказать не могу. Помешала полиция. Мы лишь смогли узнать, что под эти фильмы занимались огромные суммы денег. Миллионы долларов. Доказательств, что фильмы эти существуют, хотя бы в форме сценариев, мы не нашли. За исключением «Безумия летней ночи». Однако этот фильм располагает на удивление скромным бюджетом. Деньги брались в швейцарских, колумбийских и боливийских банках. Часть займов использовалась, чтобы оплатить другие займы, взятые ранее, в Гондурасе, Мексике, на Багамских островах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21