Когда пляски закончились и медведя привязали к клетке, он устало сел на задние лапы и, вскинув морду, жалобно заревел, и рев его был не такой, как, бывало, слышал Чумбока в тайге, а хныкающий, обидчивый.
«Как сильно досадили ему гиляки, совсем измучили. Даже медведь заплакал», — подумал Чумбока, и ему стало жаль медведя. Так любил Чумбока медведей! Какие сказки слышал про них в детстве!
Каждый день гиляки выдумывали все новые и новые забавы с медведем, и Чумбока в душе обижался за зверя. «Это не молитва, а издевательство, — думал он, выплясывая на песке вместе с гиляками. — Лучше сразу убить и съесть. Да хорошенько помолиться, чтобы не сердился на нас да приходил бы еще...»
Толпа пьяных гиляков и гилячек разбилась на несколько рядов. В обнимку, спиною к морю, танцевали они и тащили за собой медведя — то вправо, то влево. Весь берег пестрел яркими лохмотьями.
— Сейчас убивать будут медведя, — сказал Хурх.
Зверя тянули за цепь и за веревку, дергали его за кольцо в носу. Зверь ревел от боли. Кольцо кровавило ему ноздри. Чумбока чувствовал, что опьяневшая толпа ждет, когда шаман нанесет смертельный удар.
— Еще дерни хорошенько! Еще палкой в морду ткни! — орали гиляки.
— На дыбы подымай!
Шаман натянул лук, но не стал стрелять, а, что-то воскликнув, опустил его. Так он должен был сделать до трех раз.
Вдруг раздались испуганные крики. Женщины дико завыли и, хватая детей, разбежались. Чумбока с недоумением заметил, что все гиляки в ужасе.
Громыхнул выстрел такой силы, какого Чумбока еще никогда не слыхал. Дрогнул воздух, и казалось, что дрогнула и земля. Чумбока остолбенел... Ему словно перетряхнуло душу и чуть не вышибло глаза.
«Гром!» — подумал он и невольно оглянулся.
Из-за мыса вышло огромное судно с тремя мачтами и со множеством парусов. Оно шло совсем близко, под самым берегом. Эти три мачты походили на летающих белых чертей.
— Американ! — вдруг заорал Хурх.
— Американ!.. — кричали вокруг.
Все гиляки бросились врассыпную.
«Американ, — подумал Чумбока. — Никогда не видал, что за американ, только слышать приходилось...»

* * *
— Боб, еще раз! — говорил Хэндли, шкипер английского китобоя. — Они опять собираются, разгоните их! А то ватага такая, что нельзя высаживаться!
Боб запалил фитиль.
— Шлюпку к спуску! — скомандовал Хэндли.
Матросы быстро кинулись к боканцам. Гиляки с косы увидели, как пламя и густое облако дыма вырвались из борта. Громыхнул пушечный выстрел.
Гилячки уносили детей и имущество. Мужчины кидались к лодкам и волоком с морской стороны спешили перетащить их в залив.
Медведь, гремя цепью по песку, с ревом убегал на край острова.
От судна отвалили шлюпки. Среди людей, ехавших к берегу, Чумбока увидел черные лица. «Негры! — подумал он. — Куда теперь деваться?»
Пока Тыген и Чумбока перетаскивали лодку, шлюпка китобоев подошла к пескам. Громадный матрос с белокурой кудрявой головой выскочил из нее и побежал по косе с ружьем в руках. Другой, в берете, дико засвистел.
На косе прозвучал выстрел. В руках белого матроса задымилось ружье. На песке лежал мертвый медведь. Матросы хватали женщин, отбивая прочь от их подолов плачущих детей.
Чумбока понял — началась охота на женщин. Он видел, как негр поймал гилячку и потянул ее за собой. Она забилась в ужасе. Время от времени он ударял ее и тянул за руки по гальке. Чумбока схватил увесистую корягу из тех белых сухих стволов стелющегося кедра, что мертвеют от жгучих охотских ветров. Подбежав к матросу, он ударил его звонко, во всю длину сучковатой коряги, по спине.
Но матрос не бросил женщину и не стал драться, как сделал бы всякий другой на его месте. Он лишь быстрее поволок гилячку. «Видно, парень не гордый», — подумал Чумбока и хватил еще раз. Матрос тащил гилячку, а Чумбока бил его до тех пор, пока не подбежал другой матрос. Тогда негр отдал ему гилячку, а сам кинулся на Чумбоку.
Матросы тащили женщин к шлюпкам. Они свистели и кричали, разгоняя гиляков. Хурх, сдвинув черные лохмы бровей, пытался сопротивляться. Рослый моряк в берете выхватил пистолет. Гиляк упал, получив удар в висок.
Разогнав гиляков, китобои собрались около шлюпки.
— Славная добыча! Медвежье мясо! — говорили они, когда два негра принесли священного зверя на длинном шесте.
— Смотри, вонючая китайская водка!
— Какая бы ни была!
Захваченных женщин матросы увезли на корабль. Туда же отправили медвежью тушу.
На берег съехал шкипер. Покачиваясь, как бы с трудом, ходил он по песку.
На этом острове шкипер решил варить жир и ждать того человека, из-за которого судно подошло к этим берегам.
— Вот тут будем ставить котлы, — говорил он, указывая место. — Эй, Тим, Джо, живо! — сказал он двум неграм.
Гиляки снова собрались группами и, приблизившись, завели переговоры с китобоями. Матросы дразнили их, показывая, что жены их на корабле, смеялись, расписывали знаками достоинства женщин, грозили ножами и линьками. По приказанию шкипера матросы стали объяснять гилякам, что здесь зажгут костры, надо будет помогать работать, что за это будут кормить жиром. Если гиляки станут работать, то женщины будут им возвращены.
— Эти люди убивают китов, — объяснял Тыген. — Там, в море, у них кит убитый. Они приведут его сюда, будут топить жир. Нам придется на них работать...
«Вот где настоящие-то разбойники! — подумал Чумбока. — Разве их можно сравнить с маньчжурами... Эти сразу хватают женщин, палят так, что трясется земля и небо, выскакивают на берег, бьют веревками, ножами, гонят людей, как собак... Ребятишек отгоняют ногами. Убили нашего медведя. На нашем празднике! Чуть не раскроили голову Хурху. И хотят нас заставить работать...»
Гиляки не соглашались топить жир. Они показывали ножи и копья.
Матросы — белые и черные — знаками передали, что если гиляки работать не будут, жен их увезут совсем. Рыжий велел матросам собираться на корабль.
Гиляки, думая, что корабль сейчас совсем уйдет, испугались. Они бросили оружие и стали показывать, что согласны работать на рыжих.
Лодка гиляков последовала за шлюпкой. Они подошли к судну. Гиляки просили возвратить им жен.
Шкипер приказал гнать всех от борта.
Кок облил Тятиха помоями. Белокурый Боб взял шланг и обдал гиляков струей воды так неожиданно, что Чумбока, напугавшись, выпрыгнул из лодки в море. На борту матросы покатывались со смеху.
На судне, как показалось гилякам, стали готовиться к отплытию. Однако они ошиблись. В шлюпках съехали на берег матросы. Стали свозить котлы. Гилякам велели собирать топливо. Некоторым из них Боб роздал кольца, бусы и тонкие медяшки.
Шкипер, приехавший на другой день осмотреть жироварню, расспрашивал гиляков, не приходилось ли им видеть белого человека, который должен приплыть по реке.
«Нет, мы не видели», — отвечали знаками гиляки. А Чумбока пытался объяснить, что три года тому назад двух рыжих, с длинными носами, но переодетых — с косами, в халатах, — убили маньчжуры.
— А того, которого ты ждешь, наверно, тоже убили, — добавил он, с невинным видом обращаясь к шкиперу.
Хэндли уехал на судно. Он лежал в каюте, курил и плевал. Женщины смеялись в матросских кубриках. Хэндли не запрещал матросам подобных развлечений. «Помогает терпеть, сносить все, что требую я. Я могу затоптать такого матроса ногами — он не пикнет. Но куда, к черту, делся Остен? Дьявол бы забрал его, где его искать!»
Несколько шкиперов в это лето искали Остена. Ждали его, как выигрыша в лотерее.
Утром на судне подняли паруса. К ужасу гиляков, корабль стал быстро удаляться. Негры, оставшиеся на берегу, объяснили знаками, что судно вернется, что женщин отдадут, надо только работать быстрей и лучше. Гиляки старались, тащили валежник, рубили и катали рассохи из стелющихся кедровых зарослей.
Весь день было видно, как вдали ходило под парусами судно. Китобои вернулись. Они привели двух убитых китов.
«Ваши жены у нас сидят, — показывали матросы гилякам. — Им неплохо. Стали толстые. Щеки во какие! Кушают хорошо...»
Началась разделка жира. Чумбока помогал Тыгену. Тело кита было покрыто короткой серой щетиной, сквозь нее просвечивал жир.
Рабочие забирались на огромную тушу и вырубали в ней четырехугольные куски. В туше кита появлялись как бы колодцы. Негры работали в этих шахтах из жира.
— Бывают случаи, что негр тонет. Там у кита в брюхе есть вода. Если негр туда провалится — утонет, — рассказывал Тыген.
Негры выворачивали из колодцев тяжелые кубические куски белого, чистого, прозрачного жира. Тыген залез на голову кита и запустил в отверстие огромный шест.
— Это у него дыхательная дырка, — объяснил он Чумбоке. — Кит из нее воду вверх пускает.
На берегу зажгли костры. Гиляки и негры таскали куски жира к котлам.
Хивгук вместе с детьми и другими оставшимися гилячками не приближалась к кострам. Женщины прятались по другую сторону острова, за гребнем с кривым, лежачим лесом. На случай, если рыжие появились бы и там, лодки стояли рядом. Тыген полагал, что жена его в безопасности. Он работал, чтобы выручить жен своих братьев, женщин своего рода.
Чумбока колол дрова и подкладывал под котел.
— Живо, живо! — говорил ему Тим.
Его самого двадцать лет тому назад схватили на Слоновом берегу и в кандалах увезли на север. Подманили на побрякушки, а потом кинули в люк. С тех пор он стал матросом.
За работой следил негр Джо. Когда поблизости не было никого из англичан, Джо важничал, ходил выпятив живот, как будто бы не был тощим и плоским, как доска. То вдруг он щурился и словно нюхал что-то. Он проделывал перед гиляками все то, что делали перед ним его хозяева.
Неграм приходилось нелегко. Джо бранил их, пинал и бил веревкой.
Приезжал белокурый Боб. Он бил и белых и негров, а на гиляков не обращал внимания. Только Чумбоке досталось от него за любопытство. Чумбока потрогал его одежду и полетел навзничь от удара в лицо. «Как они дерутся ловко, — думал Чумбока, — и запросто. Любят драться! »
— Тебя бы вместо кита сварить в этом котле, — сказал ему Чумбока по-гиляцки.
— Иес, иес! — с важностью ответил матрос.
— Ты собака! Собачья душа!
Гиляки не выдержали и громко захохотали.
— Чумбока в глаза ругает рыжего, а тот ничего не понимает! — удивлялся Тыген.
— Иес! — бормотал Боб.
— Иес, иес! — вдруг передразнил его Чумбока.
Боб схватил его за ворот, согнул и дважды ударил ногой под зад.
Чумбока упал. Потом встал, улыбнулся виновато и, подойдя к белокурому Бобу, неожиданно дал ему такого пинка, что даже матросы расхохотались.
С судна привезли бочки и налили их китовым жиром. Мясо разрешалось брать гилякам. Они с жадностью пили жир и поедали все, что оставалось от выварки. Относили куски своим женам за гребень косы. Понемногу и женщины осмелели. Они стали появляться из-за стелющихся кедровников. Когда Джо и белых не было поблизости, негры разрешали гилячкам набирать в свои берестяные ведра жир и мясо. Грузный пожилой негр, с тяжелой нижней челюстью и огромными голубыми белками, курчавый и лобастый, взял на руки маленькую дочку Хивгук и заплакал. Гиляки удивлялись, как много слез текло из его выпученных глаз, которые он закатывал к небу, шевеля огромными белками. Но едва послышался поблизости выстрел Боба, охотившегося на гусей, негр отпустил ребенка и показал гилячкам знаками, что надо бежать; он вытер слезы и встал к котлу.
Гиляки отвозили жир на корабль в своих лодках. В одну из таких поездок Тятих увидел свою жену. Она стояла у борта и махала ему рукой. Другие гилячки выглядывали из круглых окон в борту судна. Они плакали, просили взять на берег, спрашивали про детей...

* * *
— Этот кит последний! — объявил Хэндли своему другу Бобу за бутылкой, когда бочки с ворванью были наполнены, засмолены и погружены на судно. — Довольно! Тысячу чертей! Тут можно сойти с ума.
— Да, мы смело можем пуститься в путь, — согласился Боб.
— На двадцать тысяч фунтов стерлингов не привозил ни один китобой... Но где Остен, черт бы его побрал?!
— На этот раз нам удача у охотских берегов... Кажется, китов здесь не меньше, чем в Пенжинской губе...
— В Охотское и Камчатское моря стали ходить американцы. Янки! Сколько сосчитали мы китобойных кораблей в этом году?
— Двадцать четыре, — отвечал Боб.
— А в сорок пятом?
— Только восемь, сэр.
— Видишь! Через несколько лет тут не заработаешь шиллинга. Почему бы тогда не запретить вход в море всем китобоям, кроме английских? А?
Пьяный шкипер, видимо, начал заговариваться.
— А русские, сэр? Ведь это русское море…
— Русские?! — с гневом вскричал Хэндли. — О! Русские! Черт с ними!
Хэндли забормотал что-то про устье Амура, про Остена, с которым виделся он более полутора лет тому назад в Англии, потом поминал жир, доллары, американцев...
— Да, Остен послан сюда... Мы, китобои, желаем преимущества. Хозяева не дураки! А русские... Что же! Мы видели русских... А помнишь, как в компании с Томсоном и с Веселым Мертвецом входили в Авачинскую губу?
— Да, славный разгром мы там устроили, — согласился Боб. — Разобрали на дрова батарею!
— Такого случая еще не было на океане в торговом флоте! Торговые моряки в мирное время!
— Но довольно! Едем, Боб, в Гонолулу, там продадим жир и оттуда — на родину! Мне опротивели эти моря. К черту Остена! Давно уже время ему быть на месте. Боб, я не стану его дожидаться. К черту всех! Завтра с рассветом мы свободны. Киты убиты, жир в бочках... Подальше от русских берегов! Я не могу больше ждать. Пусть адмиралтейство ищет других дураков.
— А если приблизиться к устью Амура? — спросил Боб.
— Боже нас сохрани! С грузом жира? Когда доподлинно известно, что входа в лиман нет? Кругом мели и такие песчаные пустыни, что в них высыхает целая река... Тут гибли все корабли... Это одно из самых таинственных мест на земле. Веселый Мертвец рассказывал, что без заклинаний нечего и думать идти к устью Амура. Я и так убил лишнего кита и нагрузил судно свыше возможности. А Остен, быть может, уже отбывает каторгу на рудниках Сибири... Едем, Боб! Я суеверен. Подальше отсюда... Я не хочу работать в шахте под землей... Сигнальте неграм, чтобы убирались с берега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56