По воде доносился гул из доков. Клепали паровые котлы. Выше корабельных мачт торчали кирпичные трубы. Густой дым валил из них и стлался над черепичными крышами города, над кораблями и над грязной, серой водой пролива.
Раздался гудок. Мимо «Байкала» куда-то вверх, вероятно в Саутгемптон, прошел винтовой пароход.
На отходящем берегу Уайта виднелись мелкие строения, а над береговой полосой, на холмах, в тускневшей осенней зелени садов тонули красные черепичные крыши ферм. Над белыми скалами во множестве носились белые чайки.
Портсмут — потемневшие от времени и дыма угрюмые кирпичные здания, черепичные крыши, трубы, подводы, грохотавшие по булыжникам, толпы темнолицых, усатых грузчиков в шляпах и с трубками в зубах.
Невельской с офицерами поехал к консулу. Ему хотелось узнать скорей, что есть из Лондона, он даже не замечал, где едет, какими улицами, не помнил, как представлялся консулу, называл офицеров... Не заметил, что в такую рань обрушился на консула как снег на голову. Оказалось, что политические события развиваются в прежнем направлении. В Англии спокойно, никакого ухудшения отношений с Англией нет.
Инженер Швабе писал из Лондона, что машина, устроенная по методу Робинзона, есть, ее можно купить и поставить на баркасе, но нет котла, а чтобы сделать котел, нужно употребить два месяца времени, а поставить машину и приспособить к баркасу архимедов винт никто не берется ранее двух с половиной месяцев...
От досады капитан готов был разорвать и бросить это письмо. Ведь писано было инженеру Швабе из Петербурга два месяца тому назад! Неужели нельзя было побеспокоиться? Никто ничего не желал делать, кроме своих обязанностей! Вот где революция нужна!
Невельской сказал консулу, что сам поедет в Лондон. Судну предстоит переход через Атлантический океан. Надо закупить свежей провизии, белья, одеял, парусины... Спросил про билет на поезд до Лондона и как ехать. Сказал, чтобы прислали на судно дров. Особенно срочно нужна вода.
— Водой распоряжается адмирал!
— А нельзя без адмирала?
— Не-ет! Воду доставляют на портовом боте.
Невельской давно слыхал об этом. Литке еще говорил, что воды не доставляют, если не явишься, но что тут на мелочи внимания не обращают и зря не придираются. И лоцман это повторил.
Не хотелось ехать к адмиралу, не хотелось отвечать па вопросы. Могут спросить, почему судно не салютовало. Почему? Да потому, что запуганы, нам черт знает что мерещится! Все получалось как-то нехорошо...
Магазины уже открыты, на тротуарах и на мостовой движение.
В городе ветер незаметен, гораздо теплей, чем на море. Временами проглядывало солнце.
Проезжали конные омнибусы, отвозившие пассажиров в Саутгемптон и на железнодорожный вокзал.
Моряки заехали в магазин, отдали хронометры на проверку и покатили в адмиралтейство.
...Адмиралу доложили, что пришло русское судно, капитан прибыл с визитом.
Адмирал взглянул на доложившего чиновника и встал из-за стола. Крупным шагом вышел на середину комнаты и сказал:
— Просите.
Вошли Невельской и юнкер князь Ухтомский. Оба в парадной форме. Капитан в орденах. Оба молоды.
Невельской представился, доложил по-русски о прибытии судна. Ухтомский переводил.
Адмирал стоя выслушал, подал руку.
— Неудачная погода! — заметил он. Спросил, куда идет судно.
— На Камчатку, ваше превосходительство.
— Давно ли вышли?
Кажется, все формальности были отменены. Никто не спрашивал: «Не встречалось ли вам судно с невольниками?», «Не было ли нападения пиратов?», «Нет ли запрещенных грузов?», «Не везете ли опиум?», «Рабов на продажу в Америку?»
Адмирал разговорился запросто. По мягкому выражению глаз этого большого и серьезного человека можно было заметить, что он как бы искренне рад. Обычно англичане сдержанней. И опять Невельской вспомнил советы и наставления петербуржцев — знатоков Европы, как надо держаться в это опасное время.
Невельской подумал, что честней и благородней получилось, что явился. Тем более что, судя по газетам и рассказам консула, опасностей пока нет никаких.
Во Франции, правда, события в разгаре, все газеты полны сообщениями оттуда. А в Англии происходят лишь демонстрации чартистов.
— Вы, вероятно, стоите не на спитгейтском рейде? — с легким оттенком строгости спросил адмирал.
— Да, мы встали на Модер-банке, вне Спитгейта.
— Наши небольшие суда также выбирают себе место на Модер-банке, — сказал адмирал, — вне Спитгейта, — подчеркнул он. — Особенно в это время года.
Он прекрасно понимал, чего капитан русского военного судна может опасаться.
— Да-да... — слегка заикаясь, ответил капитан. — Мне эт-то весьма н-нужно. — Он перешел на английский: — Чтобы оправиться от повреждений, полученных во время штормов, я выбрал спокойное место. И т-только поэтому я не салютовал, ибо из крепости вы не могли не только слышать, но и видеть дым наших трехфунтовых пушек.
— Да, да! — перебил его адмирал. — Вы стоите вне Спитгейта! — сказал он, желая успокоить молодого моряка.
Адмирал спросил, надо ли чем-нибудь помочь.
— Благодарю вас. У меня будут просьбы.
Невельской не ждал подобного приема и несколько растерялся.
Адмирал сказал, что воды пришлет.
— Я хотел бы также купить необходимую мне готовую паровую шлюпку или паровую машину с архимедовым винтом и установить ее у себя на баркасе.
— Паровую шлюпку? — Адмирал взглянул попристальней. Он приказал пригласить инженера и сказал, что не может сразу ответить. — Мы пройдем вместе в доки... А потом я прошу вас отобедать со мной сегодня...
Вошел довольно уставший молодой человек, высокий и сухощавый.
— Инженер, господин Вуд, покажет нам адмиралтейство, — сказал адмирал. — Если будут затруднения в исполнении ваших просьб, то господин Вуд познакомит вас с владельцами частных судостроительных заводов в Саутгемптоне, но сейчас, кажется, и адмиралтейство и заводы загружены заказами.
Все это было решено в несколько минут, на ходу отданы распоряжения.
— Благодарю вас, ваше превосходительство.
Невельской уже хотел было обратиться еще с одной просьбой: нужно было где-то отремонтироваться, раз уж такие добрые отношения. С помощью англичан все это пойдет быстрее. Он едва хотел открыть рот, как адмирал сказал:
— Обо всех подробностях договоримся потом.
Инженер Вуд провел адмирала, Невельского и его офицера по адмиралтейскому заводу. Капитан задавал множество вопросов, и с таким интересом, что Вуд оживился и повеселел. Усталость покинула его.
Невельской впервые увидел лифты — механические подъемные шкафы.
В доках, в механической мастерской, Невельскому и Ухтомскому показали паровой молот. В закрытом доке адмирал показал распиленный военный фрегат. В него вставляли паровую машину.
Невельской видел док в Плимуте, который считался лучшим. И видел доки в Лондоне. Теперь и здесь, в портсмутском доке, введены усовершенствования. Невельскому предстояла поездка в Лондон, осмотр знаменитых доков на Темзе.
Адмирал показал чертежную, литейную, машинное отделение...
Кое-где в помещениях и на дворе расхаживали полицейские. Под крышей из стекла стоял вой, и шелест, и уханье машин.
Шкивы на станках с огромной быстротой приводились в движение ремнями от вала, вращавшегося паровиком.
— Всюду пар, всюду пар! Наступает век пара!
На берегу арестанты таскали кирпичи и выкладывали стены. Жили они на старых кораблях, превращенных в плавучие тюрьмы. В порту был целый флот этих печальных судов без мачт, с решетками в жилых палубах.
Строились новые форты, целые крепости из камня. Всюду работали арестанты. Видно было, что англичане укрепляют Портсмут и что все работы ведет казна силами каторжников.
Адмиралу и офицерам подали экипаж, и они покатили на паре рысаков.
Невельской чувствовал, что шлюпку ему здесь не сделают. Док перегружен заказами, а готовой машины нет.
У адмирала дом с садом, высокая башня под черепицей, каменная стена, тоже под черепицей, огораживает сад. Вьющаяся зелень на тяжелых столбах ворот, сложенных из белого камня.
Жена адмирала — высокая черноглазая дама, видимо, шотландка.
Обед английский — тяжелый, сытный, с обилием вин. Присутствовало двое английских офицеров, с опозданием приехал инженер Вуд, переодевшийся во все черное.
Адмирал расхохотался, услыхав рассказ Невельского про катастрофу с рубкой.
— У нас действуют кромвелевские законы, — сказал адмирал, — если вы начнете исправляться, употребляя собственные материалы, то вы должны будете оплатить ввозную пошлину на эти материалы.
Все англичане засмеялись.
— Но мы найдем выход из положения! — хмурясь сказал адмирал.
— Да, да! — подтвердил инженер Вуд. — Мы найдем вам честного судовладельца, который купит у вас материалы, а потом починит вам ими рубку без оплаты пошлины, и вы оплатите его работу и стоимость купленных материалов...
Опять сдержанный смех прокатился за столом.
Адмирал показал капитану свою картинную галерею. У него был подлинный Тернер. Картина изображала сражение соединенного русско-английского флота против турок.
Адмирал дружески держал капитана за локоть, в то время как в гостиной слышались оживленные голоса офицеров, споривших о чем-то с князем Ухтомским.
— Юношей я участвовал вот в этой битве... — сказал адмирал.
Он показал картину, изображающую Лейпцигское сражение.
— Под Лейпцигом я видел, как русские гренадеры под убийственным огнем маршировали почти на верную смерть.
Адмирал поднял свою орлиную голову. Он сказал с воодушевлением, что на всю жизнь сохранил уважение...
Он показал еще несколько картин и отвел капитана обратно к обществу.
Вечером Невельского с Ухтомским отвезли в экипаже на пристань и на шлюпке с военными матросами доставили на Модер-банку, на «Байкал».
Глава тридцать седьмая
ПЕРВЫЙ ДЕЗЕРТИР
Когда я вышел из поезда на вокзале Виктория, то первое, что я увидел, это дождь, туман и люди с зонтиками. Карета, которая могла быть полезна Лоту с его семьей, когда они покинули Содом и Гоморру, забрала мой багаж и стала пробиваться через поток экипажей и толпу... Швейцар в отеле, с круглым розовым лицом, походил на рекламу питания для младенцев...
Из английского учебника для иностранцев.

Вечером на судне капитан рассказал обо всем Казакевичу.
Разговорились откровенно. Тут, в Европе, все мысли о России были как-то ясней. Не стыдно было признаться в том, о чем на родине не было времени подумать, да в чем и не всегда там решались признаться.
— Чтобы иметь такие машины, чертежи и модели, — говорил капитан, — надо дать свободу и образование народу. А кто у нас будет чертить и заниматься механикой? Крепостные с бородами? Или наши псари и серальники? Герои Марсова поля? Мы боимся развития среднего сословия, а без него государство — как без рук.
Казакевича, как видно, тоже разобрало от того, что услышал...
— Машины и модели сделать можно!
— Можно сделать все! Нужно устранить причины, которые убивают все здоровое в народе. Побывайте на доках. Вуд все обещал показать.
— Когда у нас будут винтовые суда, и машинные отделения свои, и пар? У нас все способности народа уходят на прихоти. А тут вот англичане устанавливают паровой молот...
— А у нас в Колпине водяной... — сказал Петр.
— В Колпине, под носом у... — Невельской сдержался, не договорив, у кого под носом работает паровой молот, но это и так было понятно. Имей капитан в виду хотя бы самого князя Меншикова, не сдержался бы.
— Будем спускать людей на берег? — спросил Казакевич.
— Когда вернусь из Лондона, если все будет благополучно. Завтра появится заказчик, будет подряжаться чинить рубку. Инструменты я отдал на проверку... Книги и карты закуплю в Лондоне по списку. Завтра, пожалуй, я отправлюсь. Чем скорей, тем лучше. У меня что-то беспокойно на душе.
Но в десять часов утра к «Байкалу» подошел под парусами вельбот. По трапу поднялся английский офицер в парадной форме. Привез «визит» — карточку адмирала. Стол был быстро сервирован в салоне при каюте капитана.
Английского офицера приняли по всей форме, с почетом, потом дружески — за столом и с изъявлением самых теплых чувств. Обратно вельбот пошел на веслах.
— Можно только любоваться! — заметил Казакевич, глядя на дружную работу военных матросов.
А из Портсмута под парусами шел еще один бот.
— Адмирал послал воду, Петр Васильевич!
В двенадцать часов бот был у борта. Подали шланг.
Невельской решил отложить поездку в Лондон до утра и отпустил старшего лейтенанта на берег. Тому в город не хотелось, он просился погулять по острову.
— Исполать! — ответил ему Невельской, знавший лирические настроения своего старшего офицера.

* * *
Петру Казакевичу приходилось приводить в исполнение замыслы Невельского, в том числе и те, которые родились у самого Казакевича, но были на ходу схвачены и развиты Геннадием Ивановичем.
Невельской при случае говорил: «Я знаю мой „Байкал“ так, как будто „Байкал“ строил только он. Но на верфи месяцами жил Казакевич, в то время как Невельской сломя голову носился по мануфактурным фабрикам, спорил и ссорился в кораблестроительном департаменте, ездил в поисках пресса, искал справедливости, древние карты, исторические истины. Находил ошибки дипломатов, доказывал, что карты ложны. А Казакевич строил судно.
Казакевич, живя в Гельсингфорсе, бывал в обществе, охотно посещал балы. Молодой офицер из Петербурга, холост, строит корабль, служил с великим князем. Все были приветливы с ним.
И теперь еще трудно забыть... Все же Казакевич закончил дело в срок, благородно простился с нею... И ушел на новом судне с раной в душе.
Его очередь отправляться на берег. Но в город не хочется. В Лондон тоже. Он много раз там бывал, знает его. Не такое настроение. А в Портсмуте еще успеет побывать. Геннадий Иванович уедет, а все работы, сношения с консулом, подрядчиками, поставщиками, ремонт судна, закупка необходимых вещей, вся черная и невидная работа, которой конца, кажется, нет, вся подготовка к плаванью ложится на Казакевича. Заодно надо проехать по мастерским и магазинам — осмотреть, какие продаются новые морские инструменты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56