Выслушав меня, он мог предположить, что Кен сам убивал лошадей. Кен сначала и мне боялся рассказать, как их убивают, на том основании, что его познания могут навлечь на него подозрение.— Позвоните мне завтра, — бросил Рэмзи, кивнув на прощание и усаживаясь в свою машину.— Хорошо.Он подождал, пока я не выеду, будто выпроваживал меня. Но ему не стоило опасаться, что я вернусь: у меня едва хватало времени, чтобы успеть на Фулхем-Роуд к шести.Костюм Аннабель был почти классическим — серебристые ковбойские сапожки и прямое черное платье. Она открыла дверь и, взглянув на свои часы, засмеялась.— Ты опоздал на десять секунд.— Приношу свои извинения.— Приняты. Куда мы пойдем?— Не я же живу в Лондоне. Тебе и выбирать. Она выбрала приключенческий фильм и обед в бистро. Герой фильма шесть раз получал в солнечное сплетение, но неизменно улыбался.В бистро были свечи в бутылках из-под кьянти, красные клетчатые скатерти и цыганский певец с живым цветком за ухом. Я рассказал Аннабель о пении Викки и Грэга. Старомодные, но такие прекрасные голоса. Она изъявила желание послушать.— Приезжай к нам в воскресенье, — в порыве предложил я.— По воскресеньям я навещаю епископа и его жену.— О-о, — только и сказал я.Она смотрела на макароны в своей тарелке. Дрожащие язычки пламени освещали только ее непокорные короткие волосы. Глаза оставались в полумраке; она раздумывала.— Я пропускаю воскресные визиты только по очень важной причине, — сказала она.— Это важно.— Не надо так легко бросаться словами.— Это важно, — повторил я. Улыбка мелькнула на ее лице.— Я приеду поездом.— На обед в сельском пабе? Она кивнула.— И останешься до вечера, а я отвезу тебя домой.— Я могу вернуться поездом.— Я не отпущу тебя одну.— Ты совсем как мой отец. Я в состоянии о себе позаботиться.— И все равно, я тебя отвезу.Она улыбнулась, по-прежнему глядя в тарелку.— Епископу придется смириться с тобой, несмотря на твою работу.— Я дрожу от страха при мысли о встрече с ним.Она кивнула, будто ждала подобного ответа, и спросила, как продвигаются дела.— Я никак не могу выбросить из головы этого бедного Скотта.Она выслушала мой рассказ об ответах из фармацевтических компаний, то восхищаясь, то тревожась. Я рассказал ей, что Кэри закрыл практику и ветеринары оказались в положении обезглавленных цыплят. Они по-прежнему лечили больных животных, но у них уже не было централизованной организации.— Но разве можно так закрывать практику?— Бог его знает. Юридически все очень запутано. Кэри совсем выдохся и хочет уйти. Половина врачей не против его ухода. Они все вместе платят по закладной за больницу, которая в настоящее время закрыта. Единственное, что спасает Кена, — это срочные вызовы среди ночи.— Какая неразбериха.— Да, однако ничего не попишешь.— М-м-м…— Ну… а… а у епископа есть еще дети?— Два сына и две дочери.— Ага.— Мне кажется, — сказала она, — что ты — единственный ребенок в семье.— Откуда ты знаешь?— Ты не нуждаешься в корнях.Я никогда не задумывался о своем кочевом образе жизни, но, возможно, именно из-за одиночества мне было проще жить по принципу «езжай, куда направят».— А ты сильная?— Никогда не пыталась оторваться от корней. Мы посмотрели друг на друга.— Я пробуду в Англии четыре года, — сказал я. — Затем смогу приезжать на месяц каждые два года, а когда мне исполнится шестьдесят, я смогу остаться здесь навсегда. Многие дипломаты за это время подыскивают себе здесь дом. У моих родителей он уже есть, но я сейчас не могу там жить — его сдали в аренду одной фирме. Через четыре года, когда мой отец выйдет в отставку, срок аренды истечет и родители навсегда вернутся в Англию.Она внимательно слушала.— Министерство иностранных дел оплачивает обучение в интернатах детям, которых отправляют домой из зарубежных представительств.— Ты тоже так учился?— Только последние два года в старших классах. — Я объяснил, что, будучи подростком, я изучал иностранные языки. — К тому же мне не хотелось расставаться с родителями. Я их очень люблю, да и такую жизнь не сравнишь ни с чем.Рассказ о работе, в моем понимании, недвусмысленно давал ей понять, что я интересуюсь ее будущим не просто так. Ей, казалось, было все понятно. Также ей должно было быть очевидно, что это не просто похотливый порыв с моей стороны, без оглядки на последствия. Аннабель не хотела терять свою точку опоры.Я отвез ее домой и, как обычно, поцеловал на прощание. В этот раз поцелуй был долгим, и я едва не потерял голову от охватившего меня желания. Но я улыбнулся себе и ей, а она пообещала приехать в воскресенье в Челтенхем где-то около полудня.В субботу утром наконец-то пришло письмо из «Паркуэй кемикалз», но для меня оно оказалось китайской грамотой. В ожидании Кена я прочел лишь понятные мне рекламные буклеты, которые прилагались к счетам. Компания «Паркуэй кемикалз» занималась поставками биохимических органических соединений для научных исследований и диагностических реагентов. То же самое писалось о компании, которая поставляла инсулин и коллагеназу. Ниже были напечатаны факс и бесплатный телефон «Паркуэй кемикалз».Я прочел несколько обычных счетов, но единственным знакомым мне названием был фибриноген, применяемый для остановки кровотечения.Накладная, которую вручили Скотту, была вся проштампована предупреждениями.«Очень опасное вещество», «Использовать только специалистам», «Только для лабораторных исследований», «Доставка вручную».Внизу стояла подпись Скотта.И вся эта суматоха была ради трех маленьких ампул с чем-то, именуемым тетрадотоксин. Когда Кен увидел это, он тут же сказал:— Любое вещество с суффиксом «токсин» является ядовитым.Он пробежал глазами весь листок и прочел вслух: «Три ампулы, содержащие по 1 мг тетрадотоксина в цитрате натрия. Растворим в воде. Смотрите листок безопасности».— Что это такое? — спросил я.— Не знаю, мне нужно посмотреть.Хотя собственники Тетфорда не входили в число книголюбов, у них был целый ряд справочников и небольшая энциклопедия. Но мы тщетно пытались найти тетрадотоксин. В словаре оказался только тетрод, вакуумная трубка с четырьмя электродами, что не имело никакого отношения к цели наших поисков.— Я лучше поеду посмотрю дома в справочниках по ядам.— О'кей.Поскольку словарь все равно был у меня в руках, я наобум посмотрел рыбу-собаку. Комментарий гласил: «Рыба-собака, иначе называемая мясная рыба или рыба-шар, обладает способностью накачивать ткани водой или воздухом, отчего становится похожей на шар со вздыбленными колючками».Чем дальше, тем лучше. Я чуть не задохнулся от волнения, когда прочел, что в хвосте находится жало.«…принадлежит к семейству тетрадонтиновых рыб».Рыба-собака.Это была фугу, моя старая знакомая. ГЛАВА 12 — Рыба-собака? — спросил Рэмзи. Полицейский опять встретил нас один в пустой клинике. Создавалось впечатление, что свои встречи со мной и Кеном он вьщелил в отдельную графу и не смешивал с другими расследованиями.Кен успел побывать дома и захватить с собой справочник.— Тетродотоксин, — прочел он вслух, — один из сильнейших известных в природе ядов. Он выделяется рыбой-собакой и вызывает дыхательную и сердечно-сосудистую блокаду путем паралича нейромускульной системы. Смертельная доза чрезвычайно мала и составляет микрограммы на килограмм веса тела. Очень трудно распознаваем при судебно-медицинской экспертизе.— Дайте мне, — сказал Рэмзи.Кен вручил ему книгу, и мы замерли в ожидании, пока Рэмзи переваривал новую информацию. Затем он взял накладную и перечитал ее во второй или третий раз.— Вы говорите, что один миллиграмм этого порошка может убить лошадь? Одна тысячная грамма? — спросил он.— Легко, — ответил Кен. — Вес лошади — примерно 450 килограммов. Микрограмм — это одна миллионная грамма. Одной ампулы хватит, чтобы, грубо говоря, убить четырех лошадей. Пока что мы имеем двух: жеребчик Фитцуолтера с переломом колена и племенная кобыла.Повисла растерянная пауза, пока мы все осознавали, что многое еще осталось невыясненным.— Можно подмешать порошок лошади в еду? — спросил Рэмзи.— Да, — с сомнением в голосе ответил Кен, но куда удобнее растворить его в воде и ввести, ну скажем, в вену.— Надев при этом хирургические перчатки, — предложил я.— О Боже, да. Я сказал:— Скотт, должно быть, знал того, кто просил доставить посылку. А может, и того, кому ее вручил. Ему даже необязательно было знать, что там внутри. — Я сделал паузу и добавил: — Наверное, он узнал больше, чем ему полагалось.— Господи, — сказал Кен внезапно севшим голосом.— Скажите нам, — попросил я Рэмзи, — вы обнаружили на теле Скотта след от укола? Скажите только да или нет.Он поджал губы. Долго думал. Колебался.— Вы здорово помогли мне, — выговорил он наконец. — Ответ — да. — Он опять посоветовался со своим внутренним «я» и выдавил из себя еще несколько предложений: — В течение четырех дней тесты выявили присутствие в организме снотворного в количестве, втрое превышающем нормальную дозу. Он был подмешан в кофе. Никаких других токсических веществ до сих пор не обнаружено. След от укола виден на внутренней стороне кисти.«По крайней мере, — подумал я, — Скотт умер во сне». Я тут же понял, что иначе и быть не могло. Недюжинная физическая сила Скотта представляла серьезную угрозу для того, кто хотел взобраться на него со шприцем, заряженным смертью. Он бы попереворачивал не только столы.Я подумал, что символически закрытый рот Скотта сам по себе указывал на мотивы убийства. Я никогда не занимался подобными делами и мало что понимал во всепоглощающей страсти, толкающей на убийство, но жуткое состояние трупа было красноречивее любых слов. Заставить его замолчать оказалось недостаточно. Где-то в глубинах души логика потерпела крах, осторожность исчезла, навязчивая идея поборола все сомнения.Возможно, Скотт был сообщником, который стал помехой. Он мог обнаружить злоупотребления и пригрозить их раскрыть. Он мог попытаться извлечь для себя выгоду, прибегнув к шантажу. Ему жестоко ответили, вогнав в губы скобки.Рэмзи, начав разглашение тайны, продолжил далее:— Я думаю, ничего страшного, если я расскажу вам то, что завтра будет в прессе. Мы установили личность человека, который сгорел во время пожара.— Установили? — воскликнул Кен. — Кто это? Рэмзи начал издалека. Мы чуть с ума не сошли от нетерпения.— Обычно при пропаже человека об этом сразу заявляют. В данном же случае никто не заявил, потому что члены семьи этого человека были уверены, что он уехал на несколько дней порыбачить, а потом сразу же на торговую конференцию. Когда он не вернулся в этот четверг вечером, как ожидалось, его домочадцы выяснили, что он на конференции вообще не был. Они подняли тревогу и обратились к нам. Отчасти благодаря вашим сведениям и вашим намекам, сэр, — обратился он ко мне, — мы предположили, что пропавший мужчина и неопознанная личность — одно и то же лицо. Зубные слепки подтвердили нашу правоту.Он остановился. Кен раздраженно спросил:— Не тяните резину. Кто это был? Рэмзи смаковал свои разоблачения.— Мужчина тридцати двух лет от роду, не очень хорошие отношения с женой, которая не ждала от него звонка с конференции. Он был страховым агентом. — Пауза. — Его звали, — наконец-то сказал он, — Трэверс. Теодор Трэверс.Я смотрел на него, разинув рот.Тео. Тот самый Трэверс, с которым я играл, Трэверс из дома на мельнице, его имя было Тео.«Боже милостливый, — подумал я. — Уж лучше никогда не возвращаться в места своего детства, чтобы никогда не узнать об участи своих друзей». Возвращение в будущее своей прошлой жизни в роли незнакомца казалось мне поначалу прекрасным и захватывающим приключением. Теперь я понял, что не стоило так поступать.Было слишком поздно корить себя за то, что я вернулся. С тех пор при самом случайном ходе событий все, что я мог предпринять, — это попытаться сделать положение сына Кении лучше, чем если бы я не приезжал.— «Апджон и Трэверс», — произнес я. Рэмзи кивнул.— Мы поинтересовались ими, после того как вы вчера их упомянули. Фирма не существует уже много лет, но во времена развратника Трэверса это было страховое агентство. Оно распалось, когда и Трэверс, и Апджон умерли.Он пристально посмотрел на меня:— А откуда вы знаете, сэр, об Апджоне и Трэверсе?— Понятия не имею, — слабым голосом ответил я.Кен быстро взглянул на меня. Он все еще не перестал мне верить, однако был сильно озадачен. Должно быть, я слышал название фирмы в доме Тео. Я просто не знал, почему оно втемяшилось мне в голову.— А с чего бы страховому агенту приходить в ветеринарную клинику поздно ночью? — спросил я.— Да, с чего бы? — спросил Рэмзи, как будто зная ответ.— Кто-то пригласил его обсудить планы страхования, — предположил я. — Может быть, это связано с незаконной страховкой лошадей. Может, они не поладили, и это закончилось либо случайной, либо предумышленной смертью Трэверса. Может быть, пожар устроили нарочно, чтобы скрыть следы.— Очень много «может быть», хотя я не сказал, что вы ошибаетесь, — заметил Рэмзи.«Перетасуйте кусочки, — подумал я, — и они смешаются в кучу».Рэмзи опять проводил нас и запер двери, хотя в кармане у Кена скорее всего тоже были ключи, и, стоило ему захотеть, мы бы вернулись обратно. Однако на Кена клиника, казалось, действовала угнетающе, и он был рад уехать. Мы стали у своих машин, и Кен спросил:— Что дальше?То, что случилось дальше, можно приписать только одной из этих невероятных вспышек старой памяти, мучительно непонятных в большинстве своем, но иногда потрясающе ясных. Наверно, много нитей должно слиться воедино, чтобы получилась правильная канва. Я вспомнил мой угрожающий сон и понял, что когда-то слышал, как моя мать говорила больше, чем рассказала мне по телефону.— Ну, — сказал я, затаив дыхание, — а что, если нам съездить к Жозефине?— С какой стати?— Поговорить о твоем отце.— Нет, ты не посмеешь, — воспротивился он.— Мне кажется, что мы должны это сделать, — сказал я и частично посвятил его в свои планы.Он растерялся, но тем не менее мы поехали к его матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39