Он тут же набросился на меня в своей обычной манере.— Скажи Кэри, чтобы пришел сюда, — резко бросил он. — Мне это все не нравится.Я повернул назад и спросил Скотта о местонахождении Кэри. Скотт ответил, что из вагончика тот поднялся в клинику, поэтому я пошел туда передать требование клиента.— Что ему нужно? — спросил Кэри, спускаясь со мной вниз. — Вот зануда, пришел и капает тут всем на мозги!Он зашел в бокс к кобыле, и до меня донеслись обрывки разговора о продлении курса антибиотиков, о снятии скобок и приближающемся рождении жеребенка. Пару минут спустя они оба вышли, судя по их виду, не в восторге друг от друга. Один уселся в «Роллс-Ройс» и уехал, а другой вернулся к своим пациентам. Скотт и я посмотрели на кобылу еще раз, и Скотт решил перевести ее в дальний бокс, чтобы освободить бокс интенсивной терапии для новых пациентов. Я увязался за ним и, пока он осторожно вел эту огромную жеребую махину, задал ему еще один вопрос.— Когда во вторник умерла лошадь с переломом берцовой кости, ты не заметил ничего странного на экране? Я имею в виду электрокардиограмму.— Я ничего такого не заметил. Все как и раньше. Никаких причин для беспокойства.— Ну… а ты часто раньше следил за кардиограммой?Это его задело.— Даже очень. Послушай, Кен что, пытается переложить вину за смерть лошади на меня? Скажу тебе прямо — я ни при чем.— Кен говорит, что ты очень хороший анестезиолог, — успокоил его я.— И, кроме того, Оливер тоже смотрел на экран.— М-м-м…Я вспомнил, как сам наблюдал за кардиограммой. Я обращал внимание только на частоту и интенсивность сердцебиений, а не на форму волновых колебаний. Даже если бы она изменилась и стала похожей на кардиограмму утенка Дональда, я и тогда ничего бы не заметил. Звук сигналов был прежним, а если и были какие-нибудь слабые изменения, то даже Кен не придал им значения, пока я не напомнил ему об этом много дней спустя.Скотт завел кобылу в стойло и запер нижнюю створку ворот. Пока я соображал, о чем бы его еще спросить, на стоянку влетел маленький белый фургончик и резко затормозил. Скотт пренебрежительно посмотрел на него и, легко перепрыгнув через загородку, подошел поприветствовать водителя.— Извините, что задерживаем вас.— Нет, ты послушай, парень, — водитель воинственно выпрыгнул из машины. — Вся моя жизнь — сплошные срочные вызовы, а взамен — никакой благодарности.Тут из приемной выбежал Кэри в белом халате с таким видом, будто он еле дождался этой минуты и выразил водителю всю благодарность, которая тому причиталась.— Отлично. Отлично. Молодец, — приговаривал Кэри, бегая у задней дверцы автомобиля. — Отнесите это в офис клиники. Там мы все распакуем и разложим.Как выяснилось, в фургончике были лекарства на замену сгоревшим в аптеке. Это напомнило мне предыдущее утро в вагончике, и я подошел к Кэри поделиться с ним своими соображениями по поводу составления списка «утерянных» препаратов который требовался полиции.— Я как раз подумал, — сказал я без особой убежденности, — а что, если вам попросить всех ваших поставщиков прислать копии заявок, скажем, за последние шесть месяцев или за любой другой период, тогда у вас была бы полная и точная картина того, что вы использовали ежедневно или еженедельно.Он одарил меня таким долгим и рассеянным взглядом. Я уже было подумал, что он пропустил мои слова мимо ушей, но тут его взгляд вновь приобрел осмысленность, и он заинтересованно ответил:— Неплохая мысль. Да. Полный список от всех поставщиков — и нам не нужно ломать мозги. Я не сразу понял, о чем это вы. Прекрасно. Пусть Кен и займется этим.Он поспешил вслед за шофером, который с коробками в руках направился в клинику, а я удрученно подумал, что Кен не скажет мне спасибо за сверхурочную работу. Я последовал за ними в офис и обнаружил там Скотта, тщательно проверявшего каждый вновь прибывший ящик и сверявшегося с длинной, в несколько страниц, накладной.Вклад Оливера Квинси в общее дело был практически нулевым. Он проворчал, что ждет порошок от глистов, без которого не может пойти на свой первый утренний вызов. Когда же порошок был распакован, он взял то, что ему нужно, и был таков. Кэри удивленно и разочарованно посмотрел ему в спину.В это время как раз вернулся Кен. Он с довольным видом оглядел вновь пополнившиеся запасы препаратов и спросил:— Лошадь с запалом уже прибыла?— Она в боксе, — ответил Скотт. Кэри прочистил горло.— К сожалению, я сказал ему… То есть мне пришлось пообещать хозяину, что я… э-э-э… буду присутствовать на операции.— Вы хотите сказать, что сами будете оперировать? — спросил Кен.— Нет, что ты. Только ассистировать. — Однако по его тону можно было понять, что это уже дело решенное.Кен проглотил обвинение в непрофессионализме как еще одну горькую пилюлю в своей растущей цепи неудач и попросил меня тоже присутствовать, чтобы делать заметки.Скотт был удивлен, а Кэри сказал, что в этом нет необходимости, но Кен стоял на своем.— Пожалуйста, — обратился он ко мне, и я согласился. На том и порешили.Вошла Люси Амхерст за какими-то лекарствами и дружески мне кивнула.— Как продвигается расследование? — спросила она.— Шаг за шагом, — ответил я. — Потихоньку.— Какое расследование? — спросил Кэри.— Разве вы забыли? — удивилась Люси. — Мы же вчера утром попросили его помочь Кену. Ах, да! — воскликнула она. — Вас же здесь не было.Я подумал, что она вспомнила тот разговор по поводу Кэри, потому что ее щеки порозовели.— Нам кажется, нет ничего страшного, если Питер выяснит что-то, что может помочь Кену, — продолжила она миролюбиво.— Нет, конечно же, ничего страшного, — кивнул Кэри. — Я не против. Вперед! Сделайте все, что в ваших силах, детектив-любитель!— Он на государственной службе, — сказала Люси.— Сыщик, — добавил Скотт, употребив определение Джея Жардена.Кэри, взглянув на меня, удивленно поднял брови. Потом заметил, что остатки лекарств уже, наверно, закончились, и вернулся к своим кошкам и собакам, напомнив Кену, чтобы тот позвал его, когда подготовится к операции.— Какие остатки? — спросил Скотт после ухода Кэри, совершенно сбитый с толку.— Это все бюрократизм, — ответил я. — Угу.Люси (о мудрая женщина!) предложила Кену и Скотту сложить все лекарства в безопасное место, взяла то, за чем пришла, и последовала за Кэри.— А вы отмечаете, кто и что берет? — поинтересовался я.— Обычно да, — сказал Кен. — У нас есть журнал. Был. — Он вздохнул. — Но ты же знаешь, кучу лекарств мы возим с собой в машине. И я никогда не знаю точно, что у меня есть на данный момент.Он решил разместить все на полках в одной из кладовых, потому что в шкафу для лекарств места уже не было, и я помог ему и Скотту таскать коробки и расставлять их в нужном порядке.Я попросил Кена уделить мне примерно час, но из этого ничего не вышло. Он уселся в мягкое кресло и решил сделать заметки в истории болезни стиплера с диагнозом «ламинит». Кен как раз только что вернулся оттуда.— Интересно получается, — сказал он, сделав паузу и глядя на меня, — они утверждают, что еще вчера лошадь была в полном порядке.— Ну и что из этого? — спросил я.— Мне это напомнило… — Он остановился, вздрогнул и медленно продолжил: — Ты заставляешь меня видеть все в ином свете.«Продолжай в том же духе», — подумал я, но вслух выразился более осторожно:— И о чем же ты подумал?— О другой лошади Нэгребба.— Кен! — Вероятно, мое нетерпение было настолько очевидным, что он передернул плечами и выложил мне свои соображения.— У одного из стиплеров Нэгребба был ламинит…— Что такое ламинит?— Воспаление ламины, или тканевой перегородки между копытной частью и костью стопы. Иногда он распространяется на соседние ткани, иногда все обходится. Ноги лошади могут онеметь и не сгибаться. Если заставить ее двигаться, делать пробежки, то онемение пройдет, но потом все равно опять наступит снова. Итак, это случилось с одной из лошадей Нэгребба, и он до смерти надоедал мне советами по поводу ее лечения. Однажды прошлой осенью он опять вызвал меня. И на этот раз это была та же лошадь. Она лежала в поле буквально без движения. Нэгребб сказал, что он оставил лошадь пастись на всю ночь, так как было довольно тепло, а утром обнаружил ее в состоянии сильнейшего ламинита. Как я уже говорил, бедное животное не могло даже пошевелиться. Я предупреждал Нэггребба, чтобы не давал ей слишком много травы, так как лошади от этого может стать хуже, но он не послушал меня и оставил ее в поле. Я сказал, что мы могли бы попытаться спасти лошадь, но ее ноги просто разъезжались в разные стороны, да и прогноз был неутешительный. Нэгребб решил избавить ее от мук и тотчас же вызвал живодеров. Но сейчас, благодаря тебе… Хотел бы я знать… Даже Нэгребб не смог бы это сделать… Но то сухожилие…— Кен! — воскликнул я.— Да-да. Как видишь, можно довольно легко устроить лошади ламинит.— Как?— Нужно всего лишь засунуть зонд ей в пищевод и влить в желудок примерно галлон сахарного сиропа.— Что?Он предвидел этот вопрос.— Растворите несколько фунтов сахара в воде, чтобы получился сироп. Большое количество сахара или любого другого углевода может вызвать очень сильный ламинит спустя несколько часов.«Господи, — мысленно содрогнулся я. — Всех возможностей зла не перечесть».— Полная противоположность инсулину, — сказал я.— Что? Да, мне тоже так кажется. Но с инсулином это случилось у жеребчика Винна Лиза, когда он был у Иглвуда.— Ты сказал, что засунуть зонд лошади в пищевод очень легко, но я бы, например, не смог.— Для Нэгребба это пара пустяков. Он мог это сделать при помощи удавки. Это такое приспособление…Я кивком дал понять, что знаю. Удавка представляла собой короткую веревочную петлю, закрепленную на маленьком колышке, которая обвязывалась вокруг мягкого кончика лошадиного носа и верхней губы. С такой удавкой любая лошадь стояла смирно, потому что малейшее движение причиняло ей нестерпимую боль. Я сказал:— Если даже он так сделал, это недоказуемо. Кен уныло кивнул.— Но ради чего?— Страховка, — сказал я.— Ты зациклился на страховке.Я вытащил из кармана пару сложенных вдвое листков бумаги и попросил его просмотреть кое-какие списки.— Нет-нет, не сейчас. Я просто хочу сделать эти записи перед операцией, я и так потратил впустую слишком много времени. Покажешь мне списки позже, ладно?— О'кей. — Я наблюдал, как он торопливо что-то пишет, и попросил разрешения воспользоваться телефоном. Он молча указал на аппарат, и я позвонил в министерство иностранных дел, чтобы отметиться.Я не сразу попал на нужного мне чиновника. Сообщив, что нахожусь в Англии, я поинтересовался, когда мне нужно явиться в Уайтхолл.— Минуточку. — Было слышно, как зашелестели бумаги. — Так, Дарвин. Четыре года в Токио. В текущем отпуске на восемь недель. — Он прочистил горло. — И как долго вы уже в отпуске?— Сегодня будет три недели.— Чудесно. — Он вздохнул с облегчением. — Допустим… сегодня три недели. Прекрасно. Так и запишем.— Большое спасибо.— Не за что.Улыбаясь, я положил трубку. Они мне дали на две недели больше, чем я ожидал, и это значило, что я могу поехать на Челтенхемские скачки, которые состоятся в последнюю из этих недель, и мне не нужно будет нарушать свой долг.Кен закончил писать.Я опять поднял трубку телефона.— Можно еще один звонок, по-быстрому?— Хорошо, давай, и начнем.Я узнал в справочном телефон жокей-клуба, дозвонился и пригласил Аннабель.— Аннабель?— Да, по связям с общественностью.— Подождите, не кладите трубку. Она оказалась на месте.— Это Питер, — назвался я. — Как там японцы?— Они сегодня уезжают.— А что, если нам пообедать завтра в Лондоне?— Завтра я не смогу Может, сегодня?— Где мы встретимся? Ее это удивило.— Ресторан «Дафниз» на Дрэйкотт-авеню.— В восемь?— До встречи, — сказала она. — Я должна бежать. — Она бросила трубку, и я даже не успел попрощаться.Кен наблюдал за выражением моего лица.— Подумать только — две хорошие новости за одно утро! Тебе везет, как кошке, что поймала золотую рыбку. — В нем вдруг проснулось беспокойство: — Ты же не уезжаешь?— Пока еще нет. — Он не успокоился, поэтому я добавил: — Я не уеду, если будет нужна моя помощь.— Я рассчитываю на тебя, — сказал он.Я мог бы сказать, что все это очень похоже на поиски иголки в стогу сена, но ему от моих слов не стало бы легче. Еще я подумал, что ему не нужно так нервничать по поводу предстоящей операции. Несмотря на успешное лечение племенной кобылы, он все равно был бледным и подавленным.Однако операция прошла гладко от начала и до конца. Кэри пристально наблюдал. Я тоже наблюдал и делал заметки. Скотт и Белинда двигались слаженно, как два спутника Кена. Брыкающуюся лошадь усыпили, придержали ей гортань и расширили ее, чтобы лошади легче дышалось.Мы отошли на безопасное расстояние за ограждающую стену и наблюдали, как она отходит после наркоза. Скотт придерживал веревку, продетую в кольцо, чтобы лошадь стояла смирно. Она, пошатываясь, встала на ноги. Вид у нее был довольно жалкий, но тем не менее она была жива.— Хорошо, — сказал Кэри, возвращаясь назад в офис. — Я пообещал позвонить ее хозяину.Кен с грустным облегчением посмотрел на меня. Мы с ним стянули свои робы и предоставили Скотту с Белиндой убирать операционную и готовить ее к дневной операции, да еще и постоянно наведываться к пациенту.— Ну, вашей работе не позавидуешь, — не удержался я от комментариев.— Так у нас же штат не укомплектован. Парочка санитаров не помешала бы. А тебе не нужна постоянная работа?Он и не ожидал никакого ответа. Мы пошли в офис, где Кэри давал подробный отчет, и, после того как он ушел, Кен наконец вспомнил о моем списке. Я вытащил его из кармана, весь смятый, и, разгладив на столе, дописал еще одну строку. Мы Уселись рядышком в кресла, и я объяснил ему мои записи.— Список слева страницы, — сказал я, — это фамилии владельцев или тренеров, чьи лошади погибли при странных обстоятельствах, чтобы не сказать больше. Список справа — это… ну, в общем… ты поймешь.Посмотрев на этот список, Кен немедленно возмутился, потому что там были фамилии всех его партнеров, и даже Скотт с Белиндой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39