– Продолжай.– Правда, ничего.В комнате опять стало тихо. Измерив внимательным взглядом парня, Эрнандес терпеливо спросил:– Тогда почему же они хотят убить тебя?– Показать, какие они сильные. Они думают, что если будут убивать, то запугают всех. – Теперь он разговаривал с Эрнандесом более свободно, хотя еще не знал, насколько ему можно доверять. Помолчав, тихо произнес: – Она даже не его девушка. Чайна ничья.– И все-таки ты что-то ей сделал? – сердито спросил Эрнандес.– Ничего! Клянусь матерью, ничего! Я только сказал ей: «Привет». Она такая хорошая девушка, всегда всем улыбается. Я и сказал ей: «Привет». Разве в этом есть что-то плохое? Если на острове ты поздороваешься с девушкой, тебя никто за это не преследует. Приехав сюда, я тоже всех приветствовал.– Давно ли ты живешь в этом городе? – спросил Эрнандес.Паренек неуверенно пожал плечами и вопросительно посмотрел на мать:– Мама?– Уже год, – ответила она. – Сначала мы привезли сюда девочку. Это его сестра. А Альфредо оставался с бабушкой в Сан-Хуане. Год назад мы смогли привезти его тоже.– А где сейчас девочка? Ваша дочь?– Она состоит в детской организации скаутов. Сегодня они уехали на пикник. Ханисайд-бич, знаете это местечко?– Да, – ответил Эрнандес. – Альфредо, тебе нравится этот город?– Конечно. Я приехал из Ла Перла, там живет моя бабушка. Ла Перла – это fanguito Грязь (исп.).

в Сан-Хуане. Одни трущобы. Развалины.– Я знаю Ла Перла.– Название места переводится как «жемчуг», но это звучит шуткой. Никакая это не жемчужина. Здесь лучше. Не так бедно, правда? А там кругом одна грязь и нищета. Здесь лучше. – Он помолчал. – Чем здесь можно заниматься?– Чем угодно, Альфредо.– Неужели? Ты выходишь на улицу, а они начинают обзываться. Разве я виноват, что плохо говорю по-английски? Как могу я его выучить, если в школе, где я учусь, только один учитель знает испанский язык?– Но другие выучили язык, Альфредо.– Знаю. Тоже буду стараться. Думаете, у меня получится?– Я в этом не сомневаюсь.– Но...– Что но?– Как вы думаете, мне лучше вступить в какую-нибудь организацию?– Но ты ведь уже состоишь в одной?– Нет, это не так. В Пуэрто-Рико нет ничего подобного, нет никаких шаек, никаких банд. Там ты можешь спокойно здороваться с любой девушкой, можешь за ней ухаживать. Там не увлекаются наркотиками. Здесь это в порядке вещей. Я не хочу втягиваться в эти игры, не хочу никуда вступать. Я хочу идти своей дорогой, чтобы мне никто не мешал.– Но, все-таки, объясни мне, как ты сумел впутаться в это дело? – спросил Эрнандес.– Клянусь богом, я только поприветствовал ее, больше ничего и не было. А Зип...– Кто? – быстро переспросил Эрнандес.После недолгого колебания Альфредо произнес:– Ну, хорошо. Его зовут Зип. Он сказал, что я отбил у него девушку. А еще он сказал, что мне лучше не ходить в церковь, иначе они со мной разделаются.– У тебя когда-нибудь раньше были стычки с Зипом?– Один или два раза. Однажды в школе он вымогал у меня деньги. Мы учимся в одной школе.– В какой?– Производственная школа. Я скоро получу профессию.– И кем ты будешь?– Работа будет связана с автоматизацией. Но это не то, что я хочу.– А что тебе нравится?– Я хочу заниматься радиотехникой. Когда я учился в средней школе, я подошел к наставнице и сказал, что хотел бы изучать радиотехнику. Но она посоветовала изучать автоматику, добавив, что испанцам с этой профессией легче найти работу. Но мне все же больше нравится радио.– Почему ты не можешь сказать об этом у себя в школе?– Не знаю. Кто будет меня слушать? Иногда я... я чувствую себя... человеком второго сорта.Эрнандес понимающе кивнул головой:– И что было дальше, после того, как Зип пытался отнять у тебя деньги?– Я отдал их ему. Там было всего двадцать пять центов. Я не хотел обострять с ним отношения.– А после этого он больше не приставал к тебе?– Никогда. Он ведь тоже недавно сюда приехал. Живет здесь около шести месяцев. Он приехал из южной части города. Я не хочу иметь с ним никаких дел, пусть он оставит меня в покое, вот и все. Знаете, мне все это очень не нравится: как они презирают людей, как воюют между собой, чтобы утвердиться. А за что должен бороться я и для чего? Я живу здесь, в этом городе, и тут не хуже, чем в Пуэрто-Рико. Тут намного лучше. Так почему я должен иметь дело с такими, как Зип? Он думает, если ты сильный, то можно убивать. – Альфредо замолчал и, серьезно посмотрев на Эрнандеса, произнес: – А я думаю, раз ты сильный – нужно делать людей счастливее, верно?– Верно, Альфредо.– Он главарь «Латинских кардиналов». А я не хочу принадлежать ни к «Королевским гвардейцам», ни к «Испанским герцогам». Ни к кому. Так кто же защитит меня?– Я буду защищать тебя, Альфредо.– Вы? Но как это у вас получится? Вы думаете, они боятся полицейских? Если я не выхожу на улицу, они обзывают меня трусом, подонком, говорят, что я боюсь их. И все смеются надо мной. Так как же мне появляться на улице? Ведь если бы я был трусом, то совсем бы не выходил из дома.– Пойми, Альфредо, не только трусы хотят жить, но любой человек.– Сказать по правде – я устал, – произнес Альфредо. – Я устал быть один. Устал в одиночестве гулять по улицам. Когда ты гуляешь один, они начинают дразнить тебя. А я что, обязательно должен вступить в их организацию? Я что, обязательно должен стрелять в людей? Для чего я должен стрелять в людей?– Не выходи сегодня из дома, Альфредо, – посоветовал Эрнандес. – Здесь ты будешь в безопасности. Я позабочусь об этом.– А завтра, а послезавтра?– Посмотрим, может быть, все прояснится к завтрашнему дню.– А чем завтра лучше сегодня? – спросил Альфредо. – Завтра я тоже буду здесь. Я всегда здесь, в этих местах. – Неожиданно у него на глазах появились слезы: – Всегда, – повторил он. – Я всегда здесь. * * * Спустившись вниз, Эрнандес увидел на улице четыре дежурные полицейские машины. Они образовали неплотный кордон у бара «Ла Галлина», и Эрнандес подумал, не облава ли это. Улица была заполнена людьми, которые собрались, чтобы поглазеть на происходящее. Они толпились по обеим сторонам бара за барьером, образованным полицейскими машинами. Пробравшись сквозь толпу, Эрнандес увидел Паркера, беседующего с лейтенантом Бернсом и Стивом Кареллой, который облокотился на крыло одного из автомобилей. Его первой мыслью было: «Кто охраняет магазин?», но понял, что случилось что-то более серьезное. Он быстро подошел к остальным.– Когда начинаем, лейтенант? – спросил Паркер. В этот момент он напоминал Эрнандесу морского пехотинца в полном обмундировании. Парня звали Рэй Ултерс, и он присоединился к экипажу за день до прибытия на Иводзиму. Он ненавидел японцев и не мог дождаться высадки. Он был одним из первых, высадившихся на берег; его глаза излучали холодный блеск, на лице застыла гримаса в виде улыбки. Гримаса так и осталась на лице, когда японская пуля угодила ему между глаз.– Мы перебрасываем часть машин к следующему кварталу, – сказал Бернс. – С ними будем держать связь по радио. Начнем сразу же, как только они будут готовы. Пикника не обещаю. Он предупредил, что живым не сдастся.– А это точно он?– Кто знает? По телефону мы скоро получим информацию. Если это действительно он, выхода у нас нет – будем рисковать.Из дверей дома, по левую сторону «Ла Галлины», вышла женщина. В одной руке у нее был ребенок, а в другой – клетка с птицей. В ней сидел голубой попугай, испуганно бьющийся о решетки клетки. Женщина сошла со ступенек и, слегка повернув голову, посмотрела на окна «Ла Галлины». Казалось, она ощущала себя главным действующим лицом этой пьесы, а нетерпеливая публика ждала, когда же наконец она подойдет к той черте, которая мгновенно разрешит все сомнения. С момента поднятия занавеса и начала спектакля. Женщина остановилась посередине улицы, повернулась лицом к толпящимся за полицейским барьером и громко выкрикнула: «Да здравствует Пепе! Да здравствует Пепе Мирандо!», затем протянула клетку с бьющейся о решетку и пронзительно кричащей птицей, указывая ею на окна второго этажа.– Проходите, леди, а не то вас настигнет пуля, – предупредил патрульный.Женщина бросилась к толпе, по которой уже пробежал шепот одобрения. Все согласно кивали головами и кричали: «Пепе Мирандо! Пепе Мирандо! Пепе Мирандо!»– Похоже, что это он? – спросил Эрнандес Бернса.– Похоже, что это так, Фрэнк, – ответил Бернс.– Кто сообщил о нем?– Не знаю, – произнес Карелла. – Кто-то позвонил по телефону и повесил трубку, не назвав себя.– Пойду посмотрю, что случилось с этими проклятыми машинами, – произнес Бернс. Он обошел патрульную машину, сев в нее так, что ноги остались на улице, и взял микрофон. «Это лейтенант Бернс. Мы уже готовы. Что с остальными машинами?»– Наконец-то мы прижали твоего земляка, – ухмыльнулся Паркер. – Скоро мы пристрелим его, и это сделаю лично я.– Он не мой земляк, – сказал Эрнандес.– Ну, конечно, нет. Просто я так выразился. Я имел в виду, что вы оба пуэрториканцы.– Разумеется.– Черт побери, ты прекрасно знаешь, что мне все равно – пуэрториканец этот парень или китаец.– Разумеется.Паркер обернулся:– Ты только взгляни на этих щенков. Они думают, что Мирандо – сам бог.– Он бог только для тех, кто не знает человека лучше, – сказал Карелла, посмотрев на ребят, которые присоединились к толпе, стоящей у машин. Их возраст колебался от начинающих ходить до подростков. Некоторые из них пытались забраться в машины, но патрульные отгоняли их дубинками. Казалось, парни сами еще не понимали, как им надо себя вести. Одни смеялись, другие смотрели на окна второго этажа. Некоторые, казалось, были готовы заплакать. Со стороны было интересно наблюдать за их лицами и поведением. Каждому казалось, что случилось что-то необыкновенное, из ряда вон выходящее и поэтому все были ужасно взволнованы. Но эти дети росли в разных условиях, и реакция на все происходящее была у них неодинаковой. Они видели кровь, и каждая клеточка их тела дрожала от ужаса при виде умирающего на тротуаре человека, но, чтобы прикрыть сковывающий их страх, они одобрительно смеялись. Страх и мужество, слезы и смех – как близнецы, были всегда неразлучны.– Скоро ему наступит конец, это точно, – сказал Паркер. – Он заплатит кровью за все, что натворил в этом городе.– Этот город многому научил нас, Энди, – наблюдая за ребятами, просто произнес Карелла.– Несомненно, – согласился Паркер. – Их многому научила улица. Дети подрастают и впитывают все дурное.Мирандо научился убивать людей еще до того, как начал ходить.– Может быть, никто и не учил его ходить, – ответил Эрнандес.– Я смотрю, ты все еще дуешься на меня, – удивился Паркер. – Когда я говорил, что он твой земляк, я имел в виду не то.– Разумеется. Он просто подонок и должен умереть, чтобы смыть свою вину.– Я понимаю твои чувства, – сказал Паркер. – Кровная связь между...– Между нами нет никакой кровной связи.– Ради бога, я не говорил о кровной связи в полном смысле этого слова. Я знаю, он тебе не родственник. Но вы оба – испанцы. Это делает вас в какой-то степени братьями, понимаешь, о чем я говорю?– Какого дьявола? Что ты хочешь сказать, Паркер?– Ну ладно, давай все забудем. Если будешь продолжать обижаться, нам нет с тобой никакого смысла разговаривать дальше. Ты самый ранимый человек, Фрэнк, которого я когда-либо знал. Вот это я и хотел сказать. Ты должен побороть в себе это, иначе ничего тебе не поможет, поверь мне. – Улыбнувшись, он положил руку на плечо Эрнандесу. – Я просто хочу сказать, что собираюсь прикончить твоего брата. Я всажу дюжину пуль в его проклятый череп и буду наблюдать, как он истекает кровью на тротуаре.Убрав руку Паркера со своего плеча, Эрнандес произнес:– Сказать тебе кое-что, Паркер?– Что?– Он скорее твой брат, чем мой.Там, где у баррикады толпился народ, выросло полдюжины полицейских, ожидающих приказа с соседней улицы. В их сторону начали раздаваться крики и ругательства. Выйдя из машины, Бернс крикнул: «Всем назад! Отойдите отсюда! Всем отойти назад!» Вытащив из кармана носовой платок и вытерев им пот с лица, он быстро подошел к Эрнандесу:– Фрэнк, сделай одолжение. Объясни им по-испански, что, если они не отойдут от заграждений, мы начнем стрелять. Заставь их отодвинуться.– Хорошо, – произнес Эрнандес. Подойдя к толпе, он закричал:– Bueno! Todos retroceder, Detras de la barricada! Todos retroceder! Все назад! За баррикады! Все назад! (исп.).

Толпа начала медленно отодвигаться назад. Стоявший поодаль Зип схватил за руку Куха:– Ты слушал? Слышал, что сказал полицейский? Они обещают открыть огонь?– Где Мирандо, там всегда стрельба, – восхищенно сказал Кух.– Кто такой Мирандо? – спросил Папа.– Не знать Мирандо? Да ты просто тупица, – толкнул его Кух.– Мирандо – это самая большая величина, которая когда-либо жила в этом районе. – Он повернулся к Зипу. – Ты только посмотри на это ничтожество. Он не знает Мирандо!Зип покачал головой. Он не отрывал взгляда от окон второго этажа, силясь разглядеть что-либо. Но ничего не было видно.– Когда он здесь жил, – продолжал Кух объяснять Папа, – все стояли на ушах. Вот как было.– Даже в том районе, где я жил раньше, все знали о нем, – произнес Зип, не отводя глаз от окон. – Он был однажды у нас и я его видел. Он ехал на большом желтом кадиллаке.– Без дураков? – спросил Кух.– Правда, я видел его собственными глазами. С ним была одна блондинка. Вы бы только видели ее. Она сидела с ним рядом, пьяная в стельку. Это было до того, как его дела пошатнулись. С тех пор он резко изменился.– На кадиллаке, говоришь? Эх, были бы у меня колеса, – мечтательно произнес Кух. – Зип, подари мне машину. Я найду ей применение.– Ты бы лучше видел, как он ходит, – продолжал Зип, сделав шаг в сторону и подражая Мирандо. – Это хладнокровная походка, как будто он властелин мира. Пепе ходит с высоко поднятой головой. Он не боится никого и ничего.– А эта последняя история, которая произошла с ним в Риверхеде? – начал Кух. – Целая дюжина полицейских не посмела тронуть его, когда он выходил из дома.– Его никто никогда не тронет, – сказал Зип.– Когда он здесь жил, ты еще не приехал сюда, Зип. Знаешь, он свой парень в доску. С первого взгляда можно подумать, что он большая шишка и что мы для него ничтожество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20