– Князь Березов, русский, известный богач, – ответил грум.
– А… Очень хорошо, благодарю вас. – И проворный соглядатай неспешно удалился, словно гуляя.
«Теперь я знаю, где она и как имя того, кто ею интересуется, – думал Бамбош, сын кабатчика. – Доложу обо всем графу насчет бегства. Он крепко обозлится, видать, малютка его здорово прихватила. Лишамору, мамаше Башю и мне, понятно, не поздоровится. Но я теперь знаю средство, чтоб его умилостивить».
ГЛАВА 10
Состояние Жермены ухудшалось. За первыми симптомами, что так напугали князя и заставили его как можно скорее перевезти больную к себе, последовали другие, еще более серьезные.
Два врача, спешно вызванные, качали головами и ничего определенного не говорили, что у медиков обычно равносильно признанию в бессилии.
Оба доктора – профессора Медицинской академии, один – крупный специалист по внутренним болезням, а другой хотя и молодой, но уже известный научными трудами в области клинической медицины – сразу определили, какой жестокий недуг поразил пациентку. Доктор Ригаль прошептал слово менингит, доктор Перрье согласился, а князь, не зная, что это слово почти равносильно смертному приговору, все спрашивал и спрашивал дрожащим голосом:
– Вы ведь спасете ее, господа?! Спасете? Не правда ли?
– Мы сделаем все, что может медицина. Согласны с этим, Перрье?
– Разумеется. Но врачебный долг обязывает предупредить вас, что болезнь очень серьезна, князь, и состояние больной почти безнадежно.
Мишель побледнел.
– Она вам близкий человек, не так ли? – спросил Ригаль.
– Вчера я совсем не знал ее, но сегодня кажется: если она умрет, я тоже умру.
– Можете ли вы хотя бы сказать, каково ее положение в обществе, основная профессия, образ жизни?.. Может быть, вам известно, при каких обстоятельствах, вероятно трагичных, начался у нее тяжкий недуг? Все это имеет большое значение, вы, конечно, понимаете не хуже нас.
Князь в коротких словах рассказал о встрече с Жерменой и добавил:
– Больше я о ней ничего не знаю. Ничего решительно!
– Вы сказали, ее платье хорошо сшито, но из дешевой ткани, – заметил профессор Перрье. – Можно предположить, что она работает в каком-нибудь ателье. На такую же мысль наводят многочисленные уколы иголкой на пальцах.
– У нее следы собачьих укусов на теле, – заметил доктор Ригаль, – но самое большее, что могло произойти от них, – это сильный испуг и, как следствие, сжатие сосудов головного мозга.
– Следует учесть, что она тонула, – добавил коллега. – Важно было бы знать, как задолго перед утоплением она поела.
Поскольку любой врач всегда в какой-то степени бывает криминалистом, профессор с живостью сказал:
– Кто знает, не стала ли она жертвой преступления? Князь, могу я попросить вас выйти на минутку, нам необходимо остаться одним.
Мишель покорно повиновался.
– Можете войти, – позвал Перрье через короткое время. – Бедная девушка подверглась бесчестью, – печально сказал профессор. – Следы совсем недавно совершенного насилия.
– Какая подлость!.. – вскричал с гневом русский.
– И один этот факт насилия уже может быть причиной ее болезни, – сказал Ригаль.
Врачи предписали режим и удалились, сказав, что станут по очереди навещать больную, сколько потребуется.
Для князя, что стал участником драмы, началась новая жизнь. Он замкнул двери для всех, кроме своего друга и поверенного Мориса Вандоля. Отказался от всех развлечений: клубов, театра, бегов и других удовольствий. Заняв под большие проценты крупную сумму, расплатился с долгами, в том числе и с карточным долгом графу Мондье. Мишель поселился в комнате рядом с той, где лежала Жермена. Сто раз на дню он отрывался от книги, которую рассеянно читал, и, тихонько ступая по ковру, подходил к постели больной.
Монахиня, что дежурила возле нее, – девушка с бледным лицом, кроткими глазами, полными милосердия и веры, – со словами сострадания на устах поднимала голову Проникнутый великим почтением к ее неиссякаемому терпению и самоотверженности, князь тихонька спрашивал:
– Ничего нового, матушка?
– Ничего нового, месье.
Расстроенный, он подходил, иногда осторожно брал горячую руку, щупал беспорядочное биение пульса и отправлялся к себе, не в силах видеть блуждающий взгляд Жермены и слышать ее неразборчивые слова. Молодой человек испытывал почти физические страдания, когда слышал, как девушка иногда стонет от нестерпимой боли в мозгу.
Морис Вандоль приходил каждый день и подолгу сидел с другом. Князь Березов совершенно переродился. События внешнего мира его не интересовали, он всей душой сосредоточился на Жермене.
Продолжительность болей в мозге при менингите бывает разной. Иногда они длятся несколько дней или даже всего несколько часов, но порой продолжаются очень долго, от их продолжительности не зависит возможность и срок выздоровления.
Жермена все время находилась между жизнью и смертью и невыносимо страдала.
Так продолжалось восемнадцать дней. На девятнадцатый случился приступ, от которого она чуть не умерла. Но зато в первый раз можно было понять ее слова.
– Пощадите!.. Сжальтесь!.. Я вам ничего плохого не сделала!.. Мама!.. Пощадите… Моя бедная мамочка!.. Граф… Подлец!.. Это он!.. Мондье!.. Сжальтесь!.. Сжальтесь над бедной Жерменой!..
Наклонясь над изголовьем умирающей, Мишель Березов с болью прислушивался. Он узнал наконец, что девушку зовут Жерменой… Уловив проблеск сознания в ее взгляде, тихо спросил:
– Граф… Какой?
– Мондье… Мондье… Он… Ох…
Мишель подумал, что она воскликнула: «Мой Бог!» – и подумал: она не поняла, жестоко было бы продолжать спрашивать.
Это он не понял ее слов… Скольких несчастий не произошло бы, догадайся он тогда.
Ночью Жермене стало еще хуже, если только это было возможно, и князь в страхе послал Владислава за докторами. Едва дворецкий удалился, у Жермены началось сильнейшее кровотечение из носа. Больная слабела с каждой минутой, и Мишель с ужасом ждал последнего вздоха.
Доктор Перрье вошел в тот момент, когда князь в отчаянии воскликнул:
– Она погибла!
– Она спасена, – радостно сказал доктор. – Если не будет непредвиденных осложнений, я отвечаю за ее жизнь.
ГЛАВА 11
Бамбош – тот, кто встречал графа с похищенной Жерменой возле кабачка Лишамора, дежурил затем возле ее комнаты и, наконец, под кузовом ландо добрался к дому князя Березова, – был вполне законченным мерзавцем. Не играя пока никаких крупных ролей, он вполне мог бы не уступить самым закоренелым и знаменитым преступникам в жестокости, хитрости, ловкости и полном отсутствии любых нравственных устоев.
– Ему всего восемнадцать, а он уже законченный бандит, – с гордостью говорили между собой мамаша Башю и Лишамор, радуясь и за себя: ведь это они выработали и развили в приблудном ребенке, их приемном сыне, самые преступные инстинкты.
Бамбош возрастал во зле, как другие возрастают в добре, и редко дурные примеры, подаваемые постоянно, и дурные принципы, внушаемые старательно и последовательно, не находили столь благодатной почвы.
Кастане, прозванный Лишамором, желая подготовить ребенка, в ком он заметил редкие способности, к жестоким битвам жизни, начал с того, что дал ему довольно основательное образование. Когда мальчишка восставал против учения, отлынивал и ворчал, что ему надоело, – «папаша» отвешивал подопечному несколько здоровенных тумаков, неизменно повторяя:
– Сынок! Я мечтаю о твоей блестящей карьере. Ты станешь работать в большом свете и сделаешься важным господином, почти по-настоящему важным. Для этого надо уметь влезать в разные шкуры: иногда понадобится быть и биржевиком, и атташе при посольстве, и офицером иностранной армии и при всех обстоятельствах держаться джентльменом. Уменье себя вести в обществе и образование необходимы для этого, и я тебя всему обучу.
Смышленый Бамбош вник и перестал отлынивать от учения. Бывший преподаватель Императорского лицея, хоть и весьма образованный, но подверженный многим грязным порокам, Кастане очутился за порогом университета, скатился на дно, сделался содержателем подозрительного заведения и сообщником шайки разбойников. Но Бамбоша обучил английскому, немецкому и итальянскому, немного греческому и латыни, чтобы понимать и уметь вставить, где надо, цитату, дал достаточные знания из физики и химии. Бамбош усваивал все с необычайной легкостью. Также по настоянию учителя старательно работал он над почерком: требовалось уметь подделывать любой чужой. Часто бумажка с фальшивой подписью дает гораздо больше, чем удар ножом или доза яда.
Это еще не все. Бамбош, ловкий и проворный как обезьяна, сильный как атлет, настойчиво тренировал свое тело. Бывший учитель фехтования, опустившийся до уровня каменотеса из-за пьянства, обучил его искусству владения шпагой и стрельбе, сделав воспитанника опасным противником.
Подонки, посещавшие кабачок Лишамора, научили мальчишку драке ногами, карманному воровству, передергиванию в картах и разговору на арго.
Когда Бамбош подрос, он самостоятельно занялся стрельбой из пистолета и достиг исключительной меткости.
– Этот чертов мальчишка далеко пойдет! – с восхищением говорил Лишамор.
– Да, папаша, вы меня богато воспитали, – соглашался Бамбош. Он правильно писал по-французски, но говорить предпочитал на жаргоне. – Благодаря вам я буду шикарным вором. Вором-аристократом. Пусть только случай подвернется, и вы увидите, на что способен ваш приемыш и ученик.
Вот краткий портрет этого героя. Роста выше среднего, недурен, хотя черты лица не отличались выразительностью. Светлый шатен, круглолицый, небольшой рот с хорошими зубами, прямой нос, карие глаза. А в общем, внешность была какой-то стертой, неприметной. Это оказалось очень удобным для гримирования и переодевания. За обычным телосложением скрывалась большая мускульная сила, а за невыразительной физиономией – весьма тонкий ум, рано развившиеся дурные наклонности и огромное честолюбие. Он был незаметен и потому особенно опасен.
…Узнав, что Жермена, наверное, умирающая, находится в доме князя Березова, Бамбош решил, как уже сказано, предупредить графа Мондье. Это было лучшим из того, что он мог теперь рделать, учитывая, что строгий приказ графа семейство Лишамора не сумело исполнить.
Граф жил близ площади Карусель в маленьком уединенном особнячке, перед ним находился двор, а сзади – сад. Дом имел два выхода: один, главный, на площадь, а второй, низкий и незаметный, на бульвар. У этого выхода и позвонил Бамбош.
Ему открыл слуга без ливреи и, обменявшись с ним условным знаком, пропустил. Они миновали садик, обнесенный высокими стенами, и вошли в холл. Бамбош, как человек хорошо знакомый с расположением комнат, остановился здесь.
Граф уже позавтракал и, затянувшись утренней сигарой, особенно приятной для настоящих любителей-курильщиков, просматривал газеты.
Бамбош вошел в комнату без доклада, почтительно поклонился графу; тот приветствовал слугу такими словами:
– А! Это ты, мошенник.
– К вашим услугам, месье.
– Почему явился без приказания?
– Я пришел известить, что малютка сбежала…
Граф вскочил и бросился с кулаками. Бамбош спокойно выдержал удар, холодно посмотрел на хозяина.
– Не бейте, это ничего не даст. А потом, должен сказать, я решил больше не ходить у вас на поводу! Можете командовать Лишамором и старухой Башю. Но не мной.
Граф сдержался, услышав такую дерзость.
– Не играй в подобные игры, мальчуган. Другие пробовали и обожглись.
– Я не играю, а лишь говорю, что со мной надо обходиться достойно и оценивать мои услуги тоже по достоинству.
– Как ты смеешь, негодяй, говорить о вознаграждении, когда Жермена сбежала! – заорал граф, приходя в бешенство.
– Хозяин, поверьте мне, никто в этом не виноват, – сказал Бамбош с удивительным спокойствием. – Мы все предусмотрели, только не знали, что один прут в решетке держался непрочно; кстати, окна вы сами проверяли.
– И Жермена убежала во двор через окно… А собаки?
– Они сделали все как надо и умерли.
– А она? Что с ней дальше?..
– Она бросилась в воду, и ее спасли двое мужчин и отвезли в Париж в экипаже, запряженном парой чистокровных лошадей. Вот все, что я могу пока сказать.
– Значит, она для меня потеряна… И она разболтает…
Бамбош молчал, как будто обдумывая ответ. Наконец он проговорил с расстановкой:
– А если я ее найду для вас?
– Ты! Ты сможешь это сделать?
– Да, но при одном условии…
Граф презрительно ответил:
– Повторяю, не играй в эти игры!
– Патрон, если играть, то с открытыми картами. Что касается Жермены, в ней мое спасение, мой успех, потому что вы очень за нее держитесь, а вернуть девчонку в ваши руки могу только я. Я вам необходим. Но я скромен в моих требованиях. Вытащите меня из Эрбле, где я прозябаю, возьмите служить вашим тайным делам, о которых я подозреваю. Будете иметь во мне преданного помощника, поскольку я честолюбив и жаден до удовольствий, какими наслаждаются люди, меня не стоящие. Для начала я верну Жермену, и по тому, как буду действовать, вы сможете судить, действительно ли я на что-то способен… Если хотите, это будет экзамен.
Граф посмотрел на Бамбоша гораздо внимательнее, чем прежде, и, удивленный умом, правильностью речи, умением выражать мысли, ответил:
– Согласен. Верни Жермену, и я открою тебе путь к богатству. Где она сейчас?
– Вы узнаете, но сначала прошу написать под мою диктовку письмо, оно даст возможность приступить к делу.
– Не понимаю.
– И все-таки пишите и постепенно все узнаете. Это развлечет вас.
Бамбош диктовал:
«Дорогой князь, весьма рекомендую подателя сего, в том случае, если вам нужен честный, усердный и сообразительный слуга, умеющий грамотно и толково писать по-французски. Немного меньше чем секретарь и немного больше чем лакей. Он прибыл из моих бургундских земель, я желаю ему добра и рассчитываю на вашу любезную помощь в подыскании для него местечка. Примите, дорогой князь, уверения в моей сердечной преданности вам.
Граф де Мондье».
– Датируйте, пожалуйста, это письмо позавчерашним числом, и вот адрес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56