https://wodolei.ru/catalog/akrilovye_vanny/uglovye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он во всем признался. И в том, что украл вашего сына, и в том, что ударил ножом вашу свояченицу. Он отказывается сказать, где ребенок. Но не бойтесь, мерзавец заговорит. ГЛАВА 10 Чудом спасшись благодаря вмешательству молодого человека, которого она никогда раньше не видела и чье имя впервые услышала в прачечной матушки Бидо, Ноэми Казен, прекрасная Мими, провела плохую ночь.Несмотря на то, что Леон Ришар подоспел вовремя, девушка перенесла тяжелое потрясение и, очутившись в постели, почувствовала себя совсем разбитой.Она пыталась скрыть недомогание, чтобы не усугублять волнение своей уже долгое время полупарализованной матери.Но попробуй обмани материнское сердце!Матушка Казен сразу же заметила, что дочку что-то мучает.Время от времени короткий жалобный вскрик срывался с губ девушки, хоть она и пыталась его заглушить.Бедная мать, обожавшая свое дитя, чувствовала, как слезы наворачиваются ей на глаза.А ведь она знала, какая Мими сильная, смелая, стойкая в несчастьях. И вот теперь она стонет, как больной ребенок…— Прошу тебя, ласточка, скажи, где у тебя болит, — спрашивала добрая женщина, особенно болезненно ощущая свое увечье и беспомощность.— Везде понемногу, мамочка, — отвечала девушка с наигранной веселостью. — Но это оттого, что я переволновалась и испугалась… Мне кажется, лошадь меня не задела…— Какое счастье, ангелочек мой, что этот юноша там оказался!— Да, мамочка, если б не он, я бы погибла…— Я бы этого не перенесла. Жить без тебя, моя маленькая Мими, было бы нестерпимо. У меня ведь нет никого, кроме тебя, и я тебя так люблю!— И я тебя, мамочка… Дорогая моя мамочка… Мне кажется, я так и осталась ребенком. Мне чудится, что ты держишь меня на руках, и я чувствую, как бьется доброе сердечко.— Раньше я была хоть куда, никакой работы не чуралась. А теперь вот стала калекой и ты меня кормишь…— Разве же это не естественно? К тому же господин Людовик заверил меня, что ты скоро поправишься.Девушка умолкла, чувствуя, как стон рвется у нее из груди. Но она подавила его героическим усилием.Мать выпила столовую ложку успокоительной микстуры, прописанной ей господином Людовиком, и под благотворным действием лекарства стала погружаться в сон.Вскоре женщина крепко заснула, и Мими уже могла не сдерживать душившие ее стоны.Лишь на рассвете ей удалось забыться тяжелым, полным кошмаров сном.Проснулась она, к своему удивлению, только в десять часов.Хотела вскочить с привычной легкостью, но снова тяжело откинулась на подушки и застонала.Ее мать, вот уже в течение двух часов охранявшая сон дочери, подскочила от испуга.— Ты заболела, дорогая? — встревожилась она.— Да, мамочка. Все тело ломит.— Надо кликнуть месье Людовика. Кстати, как странно. Он ведь всегда заходит к нам утром, по дороге в больницу, а сегодня-то и не зашел…Несмотря на все усилия, Мими подняться на ноги не смогла.Бедная девушка заплакала в три ручья при мысли, что у них нет денег, а она, наверное, не сможет несколько дней работать, из-за чего ее мать будет испытывать лишения.В два часа пополудни к ним зашла матушка Бидо и принесла бульон, две котлеты и полштофа вина.— Ну вот, что это ты болеть надумала, малышка? — заговорила она со свойственной ей сердечностью.— Дорогая матушка Бидо, как вы добры! Столько беспокойства…— За кого же беспокоиться, как не за таких, как вы? За тех, у кого золотое сердце… Разве же вы десятки, да нет, сотни раз не ухаживали за мной, когда я подхватывала простуду благодаря своей чертовой профессии? Ну-ка, мамаша Казен, съешьте котлетку да запейте красненьким.— Спасибо вам, милая соседушка. Принимаю ваше угощение. Но — долг платежом красен, не правда ли?— И вам, красавица, не мешает выпить и закусить, это поможет вам встать на ноги.Такое сердечное отношение утешило Мими и ее мать, из гордости скрывавших свою бедность, порой граничившую с нищетой.Ах, черт возьми, нетрудно было догадаться об их бедственном положении, ведь на жалкие гроши, которые зарабатывала семнадцатилетняя девушка, приходилось существовать обеим женщинам, и это при том, что одна из них тяжело болела.О, кто задумывался, какие муки терпят им подобные, безропотно снося издевательства из месяца в месяц, из года в год, кто знает, как нищета и убожество сводят их в могилу?.. А наше капиталистическое общество и не думает озаботиться их судьбой!..Имя им легион, они представляют собой немалую силу, в них воплощены и ум и трудолюбие, но им и в голову не приходит сплотиться и потребовать себе места под солнцем, куска хлеба на старость, отстоять свое право жить иначе, чем живут рабы, эксплуатируемые до последней капли крови и пота.На следующее утро Мими стало немного лучше. Она поднялась, но работать еще не могла.К тому же было еще кое-что, о чем она не смела поведать матери. Мими брала заказы на шитье в одном большом магазине готового платья. Так вот, старший приказчик соблаговолил заметить, что она красива, очень красива, и сообщил ей об этом в весьма сильных выражениях.Увы, ей не впервые говорили о ее красоте, притом в самой оскорбительной форме.Целомудрие бедняков вынуждено рядиться в доспехи безразличного презрения, а девушке, желающей остаться благоразумной, приходилось выслушивать любые гнусности.Естественно, Мими пропускала мимо ушей грязные намеки мерзавца-приказчика, однако вскоре он заговорил в самом категорическом тоне и дал понять, что либо ей следует уступить его домогательствам, либо о работе нечего и думать.Не кажется ли вам, что такое насилие над беззащитным созданием, такой отвратительный шантаж преступен?В Америке в случае, если бы жертва обратилась в суд, обидчика наказали бы по закону, а, может быть, возмущенная толпа его просто-напросто линчевала бы.У нас же подобное насилие считается одним из проявлений нашей французской галантности.Вот почему Мими, зная по рассказам товарок, что деваться ей некуда, не хотела возвращаться в магазин. Надо было искать другое место.Но где его найдешь? Она едва держалась на ногах, а в кармане оставалось всего сорок су.Надо ли было изо дня в день влачить жалкое существование, сводить концы с концами, экономить на всем на свете, чтобы теперь остаться у разбитого корыта? Придется теперь умирать с голоду?Да, в Париже умирают от голода… В столице мира часто умирают от голода… Что делать? Просить милостыню? Продать свое тело первому встречному?Внезапно бедняжка Мими разразилась рыданиями и поведала матери об их бедственном положении.Несчастная калека часто представляла себе подобную ситуацию.— Ну что ж, — говорила она себе, — если уж мы докатимся до такого, не останется другого выхода, кроме как наложить на себя руки.И вот теперь, голосом, прерываемым рыданиями, дрожа всем телом, она сказала дочери:— К чему такая жизни, состоящая из одних страданий? Разве выпал нам хоть один спокойный денек? Разве могли мы хоть раз не опасаться следующего дня? Мертвые не хотят есть… Мертвые не мерзнут… Их никто не может обидеть… Никто не может обесчестить…Мими тихо плакала, не говоря ни слова, и сознавала, что ее мать права.Да, лучше умереть, чем агонизировать в течение дней, месяцев, лет…Но при мысли о смерти непреодолимый ужас леденил ее душу…Все Се семнадцать лет, вся энергия трудолюбивого ребенка, надежда, теплившаяся в глубине ее души, — все протестовало против такого жестокого решения…Что бы ни утверждали моралисты, последователи философии Жан-Жака Руссо Руссо Жан-Жак (1712 — 1778) — выдающийся французский мыслитель и просветитель-демократ.

, — люди, добровольно уходящие из жизни, вовсе не трусы.Напротив, надо немало мужества, чтобы бестрепетно принять боль, и устрашающее приближение небытия, и муку агонии, и одним ударом убить надежду, которая, несмотря ни на что, теплится в душе до последнего мгновения.Со своей стороны, старуха мать, повинуясь логике, присущей исстрадавшимся людям, считала себя вправе распоряжаться жизнью по собственному усмотрению. Если уж ей что-то и принадлежало, то это, безусловно, ее жизнь.Она слышала от священников, что самоубийство — грех перед Богом. Отчего же Бог не исцелит ее? Почему он не дарует ей работу? Почему Бог допускает, чтобы оскорбляли ее дочь?К тому же еще в молодые годы она наслушалась, как хорошо одетые господа разглагольствуют о самоубийстве.Однажды один из таких краснобаев выступал на сахарном заводе, где она работала, когда на предприятии участились случаи самоубийств.Он вещал то же самое, что и кюре Кюре — приходский священник во Франции.

, но называл самоубийство «преступлением перед обществом».Тогда-то она и задала себе вопрос: каким образом, уходя из мира, грешила она против общества, платившего за ее труд гроши, дававшее ей самое скудное пропитание, лишавшее ее отдыха и не обеспечивавшее куска хлеба на старости лет. Так и не найдя ответа, она решила:«Болтайте что хотите, поступайте как знаете. Вы со мной ничего не сможете поделать, я улизну от вас, палачи, вампиры, питающиеся нашим потом и кровью».Час настал. Лучше было умереть сразу, чем долго агонизировать на больничной койке, чем увидеть, как дочь пойдет на панель. Бедная малышка Мими, она хочет того же, чего и мать. Но в ней меньше решимости. Ее юная душа трепещет при мысли о черной пустоте, где сгинут и красота, и молодость, и любовь. Да, любовь! А почему бы и нет? Девушке, чье тело целомудреннее, а душа чище, чем у любой богачки, только что померещился светлый проблеск на мрачном горизонте ее жизни.Юноша, спасший ее, рискуя жизнью, был красив, силен и, наверное, добр… Хоть он и простой рабочий, хоть он еще и совсем молод, но счастлива будет женщина, идущая с ним рука об руку по жизненной дороге.Его самопожертвование было столь внезапным, а поведение — таким почтительным и сдержанным, что это поразило Мими.Она возвращалась в мыслях к молодому человеку, которому скромность не позволяла искать с ней повторной встречи.Девушка говорила себе:«Ах, как бы я его любила, если бы… Если бы жизнь моя не была столь печальна, а будущее — столь безнадежно…»Бедняжка Мими!О да, само собой разумеется, она уйдет вместе с матушкой… Но ей будет от всего сердца жаль расставаться со своим спасителем!.. Она не решалась тешить себя мыслью, что он будет помнить ее…Но, однако, к чему об этом думать?Разве несколько редких счастливых мгновений окупают нищету и горе, которые длятся постоянно… постоянно… ГЛАВА 11 И все же, уже приготовившись разом со всем покончить, калека спросила себя: «А все ли возможное я сделала для того, чтобы как-нибудь выпутаться из ужасного положения?»После длительных колебаний она мысленно ответила: да, все.Но на самом деле — далеко не все. Осталась еще одна крайняя, почти безнадежная мера, но хватит ли у нее горького мужества к ней прибегнуть?Решится ли она признаться, что никакая она не вдова, что Казен — ее девичья фамилия, а дочь рождена без отца в юридическом значении этого слова?..Мими ни о чем не догадывалась.Придется ли ей краснеть перед дочерью, посвящая в печальную историю о том, как один из финансовых воротил, барон, обманул ее доверие?Она искала окольный путь и решила, что ей удастся и сохранить в глазах дочери свое доброе имя, и выйти из затруднительного положения, хотя гордость ее страдала.Она попросила Мими:— Выдвинь из секретера левый ящичек и подай его мне, дорогая.— Вот он, мамочка. — Дочь догадалась, что сейчас произойдет нечто важное.Больная разыскала в ворохе бумаг небольшой запечатанный пакет, затем, превозмогая себя, вскрыла его. Мими из деликатности отошла в другой угол комнаты и в волнении ожидала, какое решение примет ее мать.В пакете оказались пожелтевшие письма и выцветшая фотография, на обороте которой были написаны следующие слова:«Сюзанне — навек, в память о нашей любви. — Люсьен».Это было восемнадцать лет назад.Горькая улыбка тронула бледные губы калеки, и она прошептала:— Презренный негодяй!Женщина с трудом нацарапала на листке бумаги несколько строк, вложила записку и фотографию в чистый конверт, запечатала его и надписала адрес:«Господину Л. Ларами в собственном доме. Улица д'Анжу, Париж».Она еще долго не решалась вручить свое послание дочери.Наконец, отбросив колебания, подумала: «Э-э, помереть мы всегда успеем!»И прибавила вслух:— Отнеси письмо по этому адресу, родная. Попросишь господина… Ларами… лично. Если его не будет, вернешься с письмом домой.— И ты думаешь, он меня примет? — удивилась девушка, как и все, понаслышке знавшая этого скандально известного толстосума.— Примет, я уверена. Поцелуй меня и ступай поскорее. Сядь в омнибус Омнибус — многоместная карета, служившая общественным транспортом в крупных городах, а также прн междугороднем сообщении.

, не то ты устанешь.Девушка ушла и без приключений добралась до пышного особняка Ларами.Важный швейцар указал ей приемную и игриво подмигнул, увидев, как она хороша собой.Конторский служащий проводил ее по коридору в холл, где ожидали посетители.Мими, чувствуя себя не в своей тарелке, совсем оробела, завидя целую толпу снующих туда-сюда людей, роскошь, богатую мебель и драпировки. Ей захотелось сбежать.Но она подумала о матери, о том, что этот господин Ларами богач и, возможно, занимается благотворительностью.В числе ожидавших были инженеры, депутаты, генералы, светские дамы, наконец, люди, одетые как зажиточные рабочие. Их вид немного успокоил девушку.Наконец подошла ее очередь.Письмоводитель велел ей написать на чистом листе фамилию и цель посещения.Она написала:«Ноэми Казен, для передачи письма господину Ларами лично».Письмоводитель, нюхом чуя просьбу о вспомоществовании, подумал про себя, что хозяин откажется ее принять.Против всякого ожидания тот приказал:— Пусть войдет!Как и привратник, клерк с ухмылочкой препроводил девушку в кабинет, думая при этом: «Ах, старый греховодник, все еще за юбками бегает! А малышка чертовски хорошенькая, не сойти мне с этого места!»Войдя в кабинет промышленного и финансового магната, Мими увидела мужчину лет пятидесяти, толстяка в парике, с глазами в красных прожилках, с отвисшей нижней губой, с толстым грушевидным брюхом — точную копию старых распутников, говоривших ей на улицах всякие скабрезности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70


А-П

П-Я