.Наконец было принято решение: отправиться на боковую. Однако сон его был недолог. Был уже почти час ночи, когда Людовик проснулся оттого, что кто-то яростно звонил у дверей его квартиры. Прислуга помещалась на седьмом этаже, отец его спал, сестра тоже. Бранясь, юноша встал, натянул брюки и пошел открывать. На лестничной клетке стояла консьержка Консьержка — привратница.

. Она протянула ему конверт и сообщила, что внизу ожидает экипаж с кучером и лакеями, одетыми «не хуже господина префекта Префект — административный руководитель департамента во Франции.

».Крайне заинтригованный, Людовик вскрыл конверт и вполголоса прочел записку, состоящую из двух строк: «Скорее приезжайте в особняк князей Березовых. Я рассчитываю на вас. Перрье». — Ну и ну! Конечно же я поеду! — воскликнул студент.Он наскоро оделся, зашел к отцу предупредить, что уезжает, сел в карету и бешеным галопом домчался до особняка Березовых, где в это время царила неописуемая суматоха. ГЛАВА 3 Жермена веселилась в театре от всей души.Так уж устроен характер парижанина — к какому бы классу общества человек ни принадлежал, больше всего на свете он обожает зрелища.Вот почему парижанин как к странному феномену относится к тому, кого оставляют равнодушным вызубренные назубок страсти, написанные клеевой краской пейзажи, оптические эффекты, монологи, которые выкрикивают размалеванные люди, словом, все эти условности, эта «липа» и показуха, радующая взор, чарующая слух, заставляющая чаще биться сердце.Давали какую-то посредственную пьесу, принадлежащую перу столь же посредственного, но модного драматурга. Княгиня Березова, не только успокоилась, но получала настоящее наслаждение, и время для нее летело незаметно.Целиком поглощенная интригой пьесы и захваченная игрой актеров, Жермена не обратила внимания на пожилую, заурядной внешности, но пышно разряженную даму, сидящую в соседней ложе. В одиннадцать часов дверь этой ложи отворилась, пропуская элегантного молодого человека, державшегося не без достоинства. Он почтительно и нежно приветствовал старую даму, поцеловал ей руку и сказал вполголоса:— Простите матушка, что я так надолго оставил вас одну.Она ответила, лаская его влюбленным взглядом:— У тебя свои развлечения, сыночек. Спасибо и на том, что ты вообще обо мне не позабыл.— Вы как всегда великодушны и всепрощающи.— Это потому, что я обожаю своего гадкого мальчишку, который еще находит время меня обхаживать и баловать.Жермена услышала последние слова и машинально взглянула на собеседников.Она узнала знакомца мужа, барона де Валь-Пюизо, одного из тех, кого приглашали на редкие празднества в особняк Березовых. Он тоже узнал княгиню, почтительно ей поклонился и дружески помахал рукой князю.В антракте мужчины встретились в фойе. Князь с удивлением заметил, что на светло-желтой перчатке молодого аристократа выступило кровавое пятно.— А-а, да, — непринужденно пояснил тот, — я похож на живодера. Когда ехал сюда, какой-то омнибус зацепил мой экипаж. Посыпался дождь осколков — стекло в дверце было разбито. Вообразите, эта пустяковина и порезала мне руки и лицо, я был весь в крови.Все это он излагал по-простому, мать называл как пай-мальчик «матушкой», не боясь показаться смешным в свете, где отданы на поругание самые священные чувства, а высшим шиком считается смешивать любовь с грязью.— Ах, так здесь присутствует баронесса де Валь-Пюизо? Почему же вы меня не представите? — обратился к нему князь.На лице молодого человека отразилось легкое замешательство, но он ответил без обиняков:— Честное слово, дорогой князь, как ни лестно ваше предложение, но позвольте его отклонить. Моя мать — замечательная женщина, но происходит из самых низов и потому испытывает панический страх перед высшим светом, где она чувствует себя не в своей тарелке.Князь из вежливости продолжал настаивать, но тут поднялся занавес.Он вернулся к Жермене, а барон направился в свою ложу.Когда Валь-Пюизо уселся рядом с матерью, та склонилась к нему и чуть слышно зашептала:— Что с мальцом?— Все в порядке.— И все прошло как по маслу?— Эх-э-эх, если бы… Сдается мне, я убил сестру княгини…— Экий ты кровожадный! Уж больно ты, Бамбош, любишь пером размахивать… Когда-нибудь на этом и споткнешься!— Больно жалостливая нашлась! Чертова девка сопротивлялась, как фурия… Фурия — одна из богинь-мстительниц в древнеримской религии; в переносном смысле — злобная, мстительная и порывистая женщина.

Набросилась на меня с ножницами… Да так, что раскроила мне руки и лицо.— Уж ты скажешь!— Мне и самому ее жаль — милашка была — просто загляденье! Такая красотка, почище самой княгини. Я чуть умом не тронулся…— Значит, сопляк в надежном месте?— И теперь самое время тряхнуть простака-князя и его чопорную княгинюшку. У нас ни гроша не осталось. Во всяком случае, как бы там ни было, у меня алиби Алиби — юридический термин, обозначающий нахождение подозреваемого не на том месте, где совершалось преступление.

, и уж не знаю, каким надо быть пройдохой и заподозрить, что Бамбош и барон де Валь-Пюизо — одно и то же лицо.Князь и княгиня Березовы досмотрели спектакль до конца, как настоящие зрители, желающие за свои деньги получить все сполна. Сидя в карете, они держались за руки и плотно прижимались друг к другу, оставаясь не только супружеской парой, но и нежными влюбленными.Их возвращение сопровождалось церемониалом, к которому Жермена, любящая простоту, привыкла с трудом.После того как экипаж обогнул огромную прямоугольной формы застекленную веранду, они ступили на ковер, устилавший сверху донизу крыльцо, и пересекли просторный холл, где рядами выстроилась челядь.Поднявшись на второй этаж в свои апартаменты, княгиня, удивленная, что ее не встречает горничная, позвонила. Первая ее мысль была о ребенке, о Жане, — она не видела его целых три часа. Три часа! Три столетия без этого прелестного существа, которому была отдана вся любовь и нежность…Жермена толкнула дверь в детскую. Та не поддавалась. Пораженная Жермена надавила сильней и позвала:— Мария! Мария, открой, это я!Никакого ответа. Ничего… Лишь мертвая тишина. Неизъяснимый ужас объял княгиню, она закричала:— Мишель!Князь услышал в голосе жены такое отчаяние, что мигом примчался:— Что стряслось, Жермена?— Там… В детской… Что-то… Я не знаю… Мария! Мария!Михаил Михаил — русский эквивалент французского имени Мишель.

в свою очередь навалился на дверь и с треском распахнул ее.Жермена влетела в комнату и споткнулась о тело сестры, распростертое в луже крови. Обретя равновесие, она бросилась к колыбельке, увидела, что та пуста, и тотчас же заметила и распахнутое окно, и торчавшую в нем лестницу… Вся картина, словно нарисованная огненными линиями, мгновенно запечатлелась в ее мозгу. Жермена осознала ужасную правду: сестра убита, ребенок похищен…Она пыталась говорить, двигаться, реагировать, но чувствовала только смертельный ужас, сковавший ее тело.А потом она закричала. Закричала так страшно, что крик разнесся по особняку и заставил вздрогнуть всех, находящихся в доме.Как подкошенная, она со стоном упала на руки мужу:— Мишель… Наше дитя… Умираю…Сраженный в самое сердце этим неожиданным и коварным ударом, князь на какое-то мгновение чуть было не лишился рассудка. Но, призвав на помощь все свое хладнокровие, он постепенно обрел то спокойствие, которое не оставляет по-настоящему сильных людей в самых драматических обстоятельствах.Привлеченная ужасающим воплем княгини, сбежалась челядь.Князь отнес жену на кровать и, видя, что она помертвела и почти бездыханна, кликнул помощь. Потом поднял Марию и уложил ее рядом с сестрой. Мороз пробрал его до костей, когда он почувствовал на своих руках теплую кровь убитой.Гувернантка Фанни вбежала с полузастегнутым корсажем, простоволосая и стала расспрашивать, что произошло.Взглянув на колыбель, где еще так недавно смеялся и лепетал младенец, Михаил увидел, что гнездышко опустело. Несчастный отец тяжело рухнул перед кроваткой на колени. Сердце его разрывалось, душу терзала мука, перед которой меркнут все слова. Он завыл как раненый зверь.Расспросы гувернантки заставили его вскочить. Как будто не она обязана была знать все о ребенке, вверенном ее неусыпному попечению.В ярости он сжал кулаки:— Несчастная! Вы позволили похитить нашего ребенка! О, мы, глупцы, доверили равнодушным кровь от крови, плоть от плоти нашей!Заметив, что вокруг столпились слуги, с виду, быть может, и сочувствовавшие ему, но в глубине души, возможно, злорадствовавшие, князь устыдился этого порыва и решил скрыть свою муку от посторонних глаз. Лишь один из них терзался так же, как он сам, и, заливаясь искренними слезами, выказывал душевную привязанность к потерянному ребенку. Это был старый дядька Владислав.Князь взял его за руку как друга и сказал:— Беги в конюшню. Лошадей еще не распрягли. Гони во весь опор к доктору Перрье и доставь его сюда во что бы то ни стало.Старшая горничная хлопотала над княгиней, пытаясь привести ее в чувство, но сама не могла отвести глаз от Марии, продолжавшей истекать кровью.Пока один посланец мчался за врачом, другой был отправлен за комиссаром полиции.Полицейский прибыл первым, а через несколько минут появился также профессор Перрье — он был не просто врачом, но и другом четы Березовых.Комиссар, человек еще довольно молодой, но не без способностей, отличался большим самомнением и упрямством. Он почувствовал в себе призвание стать полицейским, начитавшись романов Габорио Габорио Эмиль (1835 — 1873) — автор популярных «судебных» романов.

, как иные становятся землепроходцами, начитавшись «Журнала путешествий» «Журнал путешествий» — парижский «Журнал путешествий и приключений на суше и на море», выходивший с 1877 по 1915 год, в котором Л. А. Буссенар опубликовал почти все свои произведения.

. Популярные произведения вдохновили молодого человека, он освоил писательское ремесло, затем сдал письменный экзамен и неожиданно легко поднялся по административной лестнице. Иногда комиссар думал, что не может быть лучшего учителя, чем усовершенствованный им Габорио, а самого себя считал полицейским того типа, образцом которого служит неподражаемый господин Лекок Лекок — один из главных героев романов Габорио.

.В этом вопросе он, ослепленный собственной гордыней, глубоко заблуждался. Ибо, хоть иногда и доводилось ему в результате счастливого стечения обстоятельств добиваться блестящих успехов, случалось также попадать и впросак и карать невиновных за преступления, которые те не совершали. Неспособный и мысли допустить, что может ошибаться, комиссар, начав дело с ошибки, громоздил их одну на другую, отрицал очевидное и не желал отказаться от своих предубеждений, какие бы неоспоримые доводы ему ни приводили. При этом он был злопамятен, как краснокожий, увлекался каламбурами, страстно любил литературу, и порой на сценах заштатных театриков шли его второсортные пьесы, полные общих мест и литературных штампов.Очутившись в особняке Березовых, комиссар стал важничать, принял высокомерный вид, допросил всех и каждого, третировал своего писца и вызвал ненависть князя, потому что даже к его горю отнесся неуважительно.Счастье, что вскоре прибыл сопровождаемый дядькой доктор Перрье.Пятидесятилетний профессор, внешне холодный и уравновешенный, принадлежал к категории людей, составляющих гордость науки и своего отечества.Он выставил за дверь полицейских, отослал прислугу и оставил в комнате лишь горничную и Владислава.Две сестры по-прежнему лежали рядом. Прозрачная бледность их лиц наводила на мысль, что они уже покойницы.Врач нащупал пульс Жермены, приложил ухо к груди и коротко бросил:— Ничего страшного. Она скоро очнется.— Ах, доктор, — взмолился Михаил, — верните ее к жизни! Сделайте так, чтобы она пришла в себя!..— Лучше повременить. Обморок даст отдых телу и душе. Потерпите немного. Сперва осмотрим бедное дитя…С помощью трепещущей от страха горничной он расстегнул корсаж Марии. Когда подняли пропитанную кровью рубашку и обнаружили рану, доктор нахмурился и плотно сжал губы.— Она ведь жива, правда? — Михаил едва мог говорить.— Жива. Но при смерти.— Какой ужас! Мария! Мария! Бедная моя сестренка! Доктор, дружище, вы столько для нас сделали… Спасите же ее, умоляю!..— Я сделаю все возможное, но ничего не могу обещать. Время бежит!.. А в моем распоряжении не более часа.— Что вам нужно, говорите! Нет того, чего я бы не сделал!— Мне нужен ассистент, чтобы произвести почти безнадежную операцию… Ах, если бы со мной был мой врач-интерн!— Мы сейчас же за ним пошлем.— Если он дома, он сразу же приедет.— Карета, доставившая вас, заложена.— Прекрасно. Пошлите ему эту записку. — Доктор торопливо нацарапал несколько слов. — Я же со своей стороны должен немедленно сбегать домой и взять инструменты, необходимые для хирургического вмешательства.— Для какого именно?— Для переливания крови.— Я не совсем понимаю…— Это когда некто молодой и сильный отдает свою кровь, а я переливаю ее в вены несчастной малышки, у которой из всех жизненных проявлений осталось лишь слабое дыхание…Пока длилась эта краткая беседа, комиссар с толпой слуг с фонарями обшарили весь сад вдоль и поперек. Полицейский искал улики, изучал каждый след, обносил его частоколом из мелких веток и строго-настрого запрещал к нему прикасаться.Проделав эту работу, он явился к князю и сообщил, что не обнаружил ничего существенного. Тем не менее комиссар попытался успокоить беднягу и заверил, что приложит все усилия для успешного завершения дела. Это похищение, по его глубочайшему убеждению, никак не могло быть личной местью.— Я считаю, что ребенок не подвергается ни малейшей опасности, — добавил полицейский. — Почти уверен, что это попытка шантажа. С помощью ребенка у вас попытаются вымогать деньги… Большую сумму денег…В этот момент Жермена открыла глаза и услыхала последнюю фразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70