Врач и судейский чиновник обменялись рукопожатием.— Из дружбы к вам, — шепнул Фрино на ухо доктору, — я согласился на все. Однако эта очная ставка не даст желаемого эффекта.— Как знать… — ответил доктор.— Получить таким образом признание? Да это случается лишь в романах, друг мой!— Ну что ж, поглядим.Комиссар, ведомый князем, возглавил эту странную процессию, которую замыкал секретарь суда.В комнате Марии у постели дежурил Людовик Монтиньи — ему было поручено следить за тем, не вызовет ли эмоциональное напряжение упадка сил.Из всех углов на новоприбывших с любопытством глазели слуги.Фанни, гувернантка, притворившись больной, заняла свой пост, прильнув к закрытой на засов двери.Они уже подходили к комнате Марии, как вдруг произошел неожиданный и никакими инструкциями не предусмотренный эпизод, который мог бы оправдать надежды, возлагаемые профессором Перрье на очную ставку.Жермена находилась в своих апартаментах и, невзирая на то, что твердо решила не вмешиваться, повинуясь непреодолимому побуждению, вдруг вскочила и бросилась навстречу преступнику.Ее всегда ласковые глаза пылали страшным гневом, сердце колотилось, нервы были напряжены при мысли, что перед ней находится похититель Жана, убийца сестры, даже будучи пойманным, продолжающий издеваться над ней.Бледная, трагическая, грозная, она предстала перед ним и голосом, от которого всех присутствующих пробрал озноб, возопила:— Дитя мое! Отдайте мне мое дитя!Арестованный хищно оскалился, как будто вопль обезумевшей от горя матери доставил ему странное удовольствие.Он пожал плечами и прохрипел:— Ничего не знаю… И не скажу…— Не скажете?! — Княгиня больше не владела собой, крик ее был страшен. — Да вы — чудовище! Страшилище, в котором нет ничего человеческого! Вы казните меня? За что? Хотите золота? Вам его дадут. Вы станете богаты. Но ребенок, ребенок, верните мне ребенка! Вам не причинят вреда, вас отпустят, помилуют… Я прошу вас, я, мать!При виде такого взрыва отчаяния под взглядом Жермены преступник съежился.Капли пота выступили у него на лице, дрожь пробегала по телу.Казалось, его действительно проняло.Он шаг за шагом отступал, как перед внушающим ужас привидением, и, наконец, окруженный полицейскими, юркнул в настежь распахнутые двери комнаты Марии.Заметив, что он взволнован, а может быть и растроган, Жермена удвоила натиск. Она, не замечая ни мужа, ни доктора, ни конвойных, никого вокруг, вплотную приблизилась к злодею, в чьих глазах читалось что-то вроде смятения.— Пощадите это крошечное существо! Оно никому не сделало зла, вы не можете его ненавидеть! — В голосе Жермены теперь слышалась мольба.Глухое рыдание вырвалось у нее из груди, сухие глаза увлажнились.Все присутствующие затаили дыхание, всех проняла дрожь, даже следователя, несмотря на двадцатипятилетний стаж, охватил трепет.Бандит тоже не остался глух, сопротивление его ослабело, две тяжелых слезы выкатились из его глаз и потекли по щекам.Окружающие затаили дыхание, они надеялись: вот сейчас он вымолвит слово, сделает признание, которое разом прекратит томительную неизвестность.Каждый думал про себя: «Сейчас он заговорит!»И действительно, он, униженный и несчастный, открыл было рот…Но тут взгляд его упал на Марию, уже несколько минут рассматривавшую его со все растущим изумлением.Их глаза встретились. Отринув последние сомнения, девушка закричала:— Да это же не он! О Господи, Господи, ты слышишь, Жермена, это вовсе не тот человек, который выкрал Жана и пытался убить меня! ГЛАВА 14 Светские прожигатели жизни эпохи конца Империи Здесь имеется в виду так называемая Вторая империя, время правления Наполеона III (1852 — 1870).

, дожившие до нашего времени, должны помнить красивую девушку, известную под странным прозвищем Глазастая Моль и пользовавшуюся довольно широкой популярностью.Она блистала на спортивных празднествах, бывших некогда куда в большей моде, чем сейчас, принимала участие в нескольких шоу с раздеванием и мурлыкала резковатым голоском куплеты и опереточные арии.Однако золотые деньки быстро миновали. Замешанная в скандальное дело о шантаже в компании самых низкопробных сутенеров, Глазастая Моль получила десять лет тюремного заключения. Выйдя из тюрьмы, изможденная, всеми забытая, она оказалась в страшной нужде.Во времена своего расцвета красотка прибегала к услугам отвратительной матроны Матрона — замужняя свободнорожденная женщина в Древнем Риме, обычно — в почтенном возрасте и примерного поведения.

, занимавшейся мерзким ремеслом «поставщицы ангелов».Она щедро платила этой женщине, носившей имя Бабетта и кличку Смерть Младенцам.Последняя сохранила к ней благодарность и оказывала помощь, служа интимной посредницей между Молью и торопливыми господинчиками, не желавшими тратить время на любовные ухаживания.Когда Глазастая Моль отбыла свой срок, ей минуло тридцать пять лет. Красота ее увяла, моральные устои были более чем сомнительны, она созрела для преступления.Это обычный результат нашей системы наказания правонарушителей, делающей хороших людей плохими, а плохих — еще хуже.Глазастую Моль приняли в бандитскую шайку под предводительством самозваного графа Мондье, обиравшую в течение многих лет парижскую знать.Легально она занималась торговлей женским платьем, а на самом деле была ловкой скупщицей краденого и, кроме того, служила главарю банды отличной наводчицей.Увядшая красотка снова узнала и взлеты и падения и вынуждена была возобновить контакты с «поставщицей ангелов», ставшей, под именем мамаши Башю, содержательницей притона в городишке Эрбле Эрбле — городок на правом берегу Сены, к северо-западу от Парижа.

на Сене.Две кумушки жили в добром согласии, хотя злые языки и утверждали, что Глазастая Моль путалась с Лишамором, мужем матушки Башю.С Бамбошем Моль познакомилась, когда он был еще совсем ребенком — супруги-пьяницы заботливо выхаживали его, намереваясь воспитать бандита высокой пробы.В этом деле они, кстати говоря, вполне преуспели, так как Бамбош еще на заре своей карьеры убил с целью ограбления собственного отца.Молодой бандит, чья дьявольская ловкость все возрастала, подобрал Глазастую Моль в период особенно острой нищеты — она только что вышла из больницы.Он задумал создать себе семью и решил, что из отставной кокотки Кокотка — женщина легкого поведения, живущая на содержании своих поклонников.

, которой минуло тогда сорок пять лет, получится вполне представительная мамаша.Женщина со следами былой красоты, превосходно умеющая ко всему приспособиться, она умела вести себя в обществе, прилично одеваться, а также была не лишена актерских способностей.Она и стала баронессой де Валь-Пюизо, владелицей выдуманного поместья в глуши на границе департаментов Сены-и-Уазы и Луаре Речь идет о департаментах Эр и Луаре, Ивелин.

, жившей уединенно, как добродетельная провинциалка, вынужденная из любви к сыну променять сельский покой на парижский ад.Казалось, Глазастая Моль так вошла в роль, что уверовала в нее — бывали моменты, когда она чувствовала себя настоящей матерью Бамбоша.Он со своей стороны целиком и полностью доверял ей и — вещь небывалая для такого законченного себялюбца — проявлял к ней сердечное расположение. Молодчик рассказывал ей почти обо всем, что делал, раскрывал все тайные стороны своей жизни, всю подоплеку своих разбойничьих подвигов и порой не брезговал ее советами.Кроме того, она учила его хорошим манерам, умению элегантно одеваться, объясняла, как вести себя с дамами полусвета, не столько для того, чтобы внушить им обожание, сколько ради того, чтобы не стать их жертвой.Удивительная вещь — эта женщина, жившая когда-то на широкую ногу, а потом впавшая в нищету, вновь обретя богатство, не стремилась, как большинство бывших распутниц, к удовлетворению своих прихотей и страстишек. Она не любила ни собак, ни попугаев, ни желторотых юнцов, ни кошек, ни карточных игр. Ее захватывали и приводили в восторг темные делишки Бамбоша, умом и сердцем она вникала в его преступления, как если бы ей доставляло удовольствие смотреть, как страдают и трепещут его жертвы.Действительно, эта старая мерзавка из любви к искусству, с неистовством неофита Неофит — новый сторонник какого-либо учения или общественного движения.

пристрастилась к преступлению.Скоро мы увидим ее в деле.Итак, достопочтенная баронесса де Валь-Пюизо жила со своим сыном Гастоном.Они занимали роскошно меблированные апартаменты в четвертом этаже по улице Прованс.Бытовало мнение, что баронесса очень богата, но скупа — это позволяло объяснить в глазах общества перепады то туго набитого, то пустого бандитского кошелька.Она обожала своего сына, прощала ему все проделки, но случалось и такое, что вдруг снимала его с денежного довольствия.Тогда друзья-приятели и компаньоны по развлечениям замечали, как он, изменив своей главной страсти, исчезал куда-то на несколько дней.Гастон проводил это время вдвоем с матерью, замаливал грехи, обещал не играть ни во что, кроме безика Безик — карточная игра, в которой старшими картами являются туз и десятка.

, и старательно притворялся пай-мальчиком и примерным сыном.Вот тогда-то он с отчаянной смелостью и невиданной ловкостью задумывал и воплощал замыслы, приносившие ему моментальное обогащение.Кстати говоря, сколь бы значительны ни были награбленные суммы, хватало их, по причине бездумной расточительности, не надолго.Его всепоглощающей страстью была игра, и игроком он был отменным.Странное дело — этот разбойник, ни во что не верящий, не имеющий ничего святого и не любивший ничего, кроме игры, никогда не передергивал в картах.Обожая игру как таковую, он не испытал бы от нее никакого удовольствия, если бы для того, чтобы фортуна не отворачивалась от него, приходилось прибегать к шулерским приемам. Потому и случалось ему порой быть в большом проигрыше, а карточные долги он платил очень аккуратно и не моргнув глазом.Однако во все, что бы он ни делал, Гастон вкладывал столько ума и кипучей энергии, что, знай кто-либо всю подноготную его жизни, не мог бы удержаться от вывода: «Да если с умом пустить в оборот даже часть награбленных им сумм, можно в течение нескольких лет стать миллионером!»И это была чистая правда. Но как не может волк исполнять обязанности овчарки, так же и человек-хищник не может работать, умножать, думать, жить и действовать как все прочие смертные.К тому же жизнь отщепенцев, ловля рыбки в мутной водице, преступление, подлость неодолимо влекли к себе Бамбоша.Как разбогатевшую шлюху влечет обратно в грязь, из которой она вышла, так и Бамбоша безумно тянуло в кабаки, к продажным девкам, в вертепы, посещаемые всяческим уголовным отребьем.Прыжок из высшего света в клоаку — такой контраст приятно щекотал нервы, доставлял ему волнующее и пикантное наслаждение.Он родился главарем, и зачастую ему нравилось на' протяжении одного дня превращаться из светского льва барона де Валь-Пюизо, одного из первых среди золотой молодежи Парижа, в бандита Бамбоша, который хлебал прямо из котелка и кому доводилось сиживать над плошкой подогретого вина в компании бражников-головорезов, безоговорочно признававших его своим главарем и слепо ему повиновавшихся.Но это главенство далось ему не сразу. Первое место надо было завоевать.Две удачные или, если хотите, очень неудачные дуэли обеспечили ему в кругу товарищей по развлечениям репутацию человека опасного.Однажды он выстрелом в лоб на месте уложил из пистолета молодого атташе бразильской дипломатической миссии — причиной размолвки послужила девица легкого поведения, бывшая Бамбошу совершенно ни к чему.Месяц спустя он затеял ссору, в которой опять была замешана женщина, с известным спортсменом, фехтовальщиком. Его он тоже убил наповал прямым уколом в правую подмышечную впадину.Две эти смерти вызвали страшную шумиху. Все хотели знать, действительно ли господин де Валь-Пюизо такой ловкий дуэлят или к нему просто благоволит судьба.Он зазвал любопытных к себе и там очень просто, безо всяких усилий, перестрелял три дюжины тарелок.Час спустя, в окружении все тех же любопытных, он явился в школу фехтования и победил не только самых умелых любителей, но и преподавателей.Начиная с этого дня он прослыл среди светских шалопаев человеком опасным, — выходя из школы фехтования, Гастон бросил небрежно:— Скука меня берет, когда приходится драться… Я выхожу на бой только с целью самозащиты, поэтому, чтобы не утруждаться, мне для поединка всегда требуется серьезный повод.Убив за один месяц двоих, он таким тоном произнес слова «серьезный повод», что это всеми присутствующими было принято к сведению.Почти в тот же период он стал героем другого приключения, еще более трагического, так как оно повлекло за собой жесточайшую дикую борьбу безо всяких правил и условий.Однако здесь уже действовал не элегантный светский шаркун барон де Валь-Пюизо, а опасный бандит Бамбош в шелковой каскетке и накладных бакенбардах.В тот вечер он зашел в один из притонов Монмартра, в грязный вертеп, который полиция терпит лишь затем, чтобы от случая к случаю вылавливать кого-нибудь оттуда. В его намерения входило повидать там двух безоговорочно преданных ему мерзавцев, сообщить им пароль и дать задание выполнить одну довольно грязную работенку.Беседуя с Черным Редисом и Соленым Клювом, двумя своими приспешниками, он услышал пронзительные вопли.Кричала женщина, и слышны были звуки звонких пощечин.Дверь распахнулась, на пороге возникла растрепанная девушка с разорванным корсажем, кричавшая: «Спасите!»— Ты гляди, — бросил Соленый Клюв, — это Фанни вопит. Ее Франсуа-Камнелом на халтурку послать хочет. А она упирается. Вот он ее уму-разуму-то и учит. Да еще как учит! Только перья летят!Тут женщина заприметила среди бражников Бамбоша, и он показался ей не таким омерзительным, как другие, видимо, потому, что под обличьем сутенера сохранял некую долю светского лоска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70