– Сатеруэйт бросил взгляд на бетон под правым мотором, где за неделю после последнего полета собралась темная лужа масла. – Вот только вчера я летал в Ки-Уэст и обратно. Машина вела себя прекрасно. Готовы?
– Да.
– Отлично. Где будете сидеть? Впереди или сзади?
– Я сяду впереди.
Иногда Сатеруэйт помогал пассажирам подняться в кабину, но по виду пассажира можно было предположить, что он и сам справится с этим. Поэтому Сатеруэйт просто уселся в кресло пилота. В кабине было жарко, он открыл боковое окошко и стал ждать пассажира.
Асад Халил поднялся в кабину, сел в кресло второго пилота, а чемодан положил на заднее сиденье.
– Пусть дверца минуту побудет открытой, а то здесь жарко, – сказал Сатеруэйт. Он нацепил головные телефоны, щелкнул какими-то переключателями, затем нажал кнопку запуска левого двигателя. Почихав несколько секунд, старенький поршневой двигатель завелся. Подобную процедуру Сатеруэйт проделал и с правым двигателем, который завелся даже быстрее левого. – Так... работают нормально.
– Только очень громко, – крикнул Халил.
– Да, это потому, что открыты дверца и окошко, – крикнул в ответ Сатеруэйт. Он не сказал пассажиру, что дверца закрывается неплотно и когда она будет закрыта, в кабине не станет намного тише. И вообще, поскольку деньги уже лежали в кармане, можно было не слишком распинаться перед этим итальяшкой. – Так откуда вы? – спросил Сатеруэйт.
– С Сицилии.
– Ах да... вы говорили. – Сатеруэйт вспомнил, что Сицилия является родиной мафии. Выруливая на взлетную полосу, он посмотрел на своего пассажира и решил, что тот вполне может быть мафиози. Так что с таким надо держать ухо востро и лучше не грубить. – Вам удобно, мистер Фанини? Может, у вас имеются какие-то вопросы относительно полета?
– Сколько нам лететь?
– Понимаете, сэр, если ветер будет попутным, а по прогнозу именно так, то до Макартура мы долетим часа за три с половиной. – Сатеруэйт посмотрел на часы. – Так что приземлимся где-то в половине девятого. Вас это устраивает?
– Да, вполне. Нам надо будет по пути дозаправляться?
– Нет, у меня установлены дополнительные баки, так что топлива хватает на семь часов полета. Мы дозаправимся в Нью-Йорке.
– А вам не трудно будет садиться в темноте? – спросил Халил.
– Нет, сэр, это хороший аэропорт, там взлетают и садятся даже реактивные самолеты. И потом, я опытный пилот.
– Очень хорошо.
Сатеруэйт подумал, что контакт с пассажиром налажен, и улыбнулся. «Апач» подрулил к началу взлетной полосы. Сатеруэйт взглянул в лобовое стекло и увидел, что самолет с учеником заходит на посадку при боковом ветре, но, похоже, парень не испытывал при этом никаких проблем. Кивнув в сторону «чероки», он пояснил:
– Это мой ученик, парень сообразительный, но ему не хватает смелости. Американские юнцы какие-то слишком мягкотелые. Им требуется хорошая встряска, они должны стать убийцами и почувствовать вкус крови.
– Зачем им это?
– Я бывал в бою и могу сказать вам, что, когда в небе полно зенитных ракет, когда они пролетают рядом с твоей кабиной, действовать нужно быстро и решительно.
– Вам приходилось испытывать такое?
– Много раз. Так, все, закрывайте дверцу.
Сатеруэйт проверил показания приборов и оглядел аэродром. На поле находился только «чероки», но он не мог помешать взлету. Сатеруэйт прибавил газ, и самолет начал разбег. Когда больше половины взлетной полосы осталось позади, «апач» оторвался от земли. Продолжая набор высоты, Сатеруэйт вывел самолет на нужный курс.
Халил выглянул в окно и посмотрел на зеленый покров, расстилавшийся внизу. Он чувствовал, что самолет не так уж плох, как выглядел, да и пилот им управлял опытный.
– В какой войне вы участвовали? – спросил он у Сатеруэйта.
Сатеруэйт сунул в рот пластинку жевательной резинки.
– Да во многих. Большая война была в Персидском заливе.
Халил знал, что этот человек не воевал в Персидском заливе. На самом деле Халил знал о Сатеруэйте больше, чем тот сам знал о себе.
– Хотите жевательную резинку? – предложил Сатеруэйт.
– Нет, спасибо. А на каких самолетах вы летали?
– На истребителях, на штурмовиках, заканчивал на F-111.
– Вы можете рассказать мне про этот самолет? Или это военная тайна?
Сатеруэйт рассмеялся.
– Нет, сэр, никакая это не тайна. Это старый самолет, можно сказать, что он давно уже в отставке, как и я.
– Скучаете по военной службе?
– Ничуть не скучаю. На службе все строго по распорядку, а это утомляет. Господи, сейчас даже женщины летают на боевых самолетах. Я и подумать о таком не мог. И эти сучки создают массу всяких проблем со своими заявлениями о сексуальных домогательствах... простите, не сдержался. А какие женщины там, откуда вы приехали? Они знают свое место?
– Очень хорошо знают.
– Отлично. Может, я приеду туда, где вы живете. Сицилия, да?
– Да.
– А на каком языке там говорят?
– На диалекте итальянского.
– Надо будет научиться. Вам там пилоты нужны?
– Разумеется.
– Отлично. – Самолет набрал высоту пять тысяч футов, солнце теперь светило им в спину, и впереди открывался прекрасный вид. Сатеруэйт подумал, что попутный втер позволит им долететь до места назначения даже раньше, чем он рассчитывал. В глубине души он чувствовал, что авиация для него гораздо больше, чем работа. Это встреча совсем с другим миром, и, находясь в небе, он чувствовал себя гораздо лучше, чем на земле. – Я скучаю по боевым действиям, – неожиданно признался он пассажиру.
– Разве можно скучать о таких вещах?
– Не знаю... но я никогда так хорошо не чувствовал себя, как в бою, когда вокруг пролетают «трассы» и ракеты. Наверное, если бы в меня хоть раз попали, я бы не наслаждался боевой обстановкой. Но эти тупицы вообще в небо-то с трудом могут попасть.
– Какие тупицы?
– Ох, ну, скажем, просто арабы. Уточнять не могу.
– Почему?
– Военная тайна. – Сатеруэйт рассмеялся. – Не сама операция... а ее исполнители.
– Почему? – продолжал допытываться Халил.
Билл Сатеруэйт взглянул на пассажира и ответил:
– Такова политика правительства: держать в секрете имена пилотов, принимающих участие в бомбардировках. Правительство считает, что эти тупоумные погонщики верблюдов могут приехать в Америку и отомстить. Чушь собачья. Однако знаете, капитан из Винсенса... ну, который во время войны в Персидском заливе случайно сбил иранский авиалайнер... так вот, кто-то подложил ему бомбу в машину. Ужас какой, во время взрыва едва не погибла его жена.
Халил кивнул. Он был прекрасно осведомлен об этом случае. Иранцы этим взрывом продемонстрировали, что они не приняли объяснения или извинения.
– Убийства приводят к еще большим убийствам, – промолвил Халил.
– Вы так считаете? Правительство тоже думает, что эти тупицы могут быть опасными для наших храбрых воинов. Черт побери, а мне наплевать, если кто-то узнает, что я бомбил арабов. Пусть приезжают поглазеть на меня. Их ждет достойная встреча.
– Да... вы носите оружие?
Сатеруэйт бросил взгляд на своего пассажира.
– Миссис Сатеруэйт родила не идиота.
– Простите?
– Да, я вооружен и очень опасен.
Самолет тем временем поднялся на высоту семь тысяч футов, а Сатеруэйт продолжал разглагольствовать:
– Однако позже, уже во время войны в Персидском заливе, правительству захотелось похвастаться своими успехами, и по телевидению показали женщин-пилотов. Боже мой, если оно боится гребаных арабов, то зачем надо было выставлять их перед телекамерами? А я скажу вам зачем – захотелось заручиться поддержкой общественности в собственной стране, и вот на экранах телевизоров появились хорошенькие пилоты, которые с улыбкой говорили о том, каких успехов они добиваются в войне и как все с удовольствием выполняют свой чертовый долг перед Богом и страной. И о каждой из этих кошечек было чуть ли не по сотне передач... я не шучу. Господи, если вы смотрели войну по Си-эн-эн, то могли подумать, что ее выиграли бабы. Готов поспорить, что это был еще один ощутимый удар по иракцам. Каково им было видеть и слышать, что им как следует надрала задницу кучка шлюх. – Сатеруэйт рассмеялся. – Я рад, что меня там не было.
– Я вас понимаю.
– Да? Простите, я, наверное, надоел вам со своей болтовней.
– И ваши чувства по поводу женщин, выполняющих мужскую работу, я тоже разделяю.
– Значит, у нас с вами много общего. – Сатеруэйт засмеялся и подумал, что этот парень не такой уж и плохой, несмотря на то что иностранец и, возможно, мафиози.
– А зачем вы повесили на стену тот плакат? – спросил Халил.
– Он напоминает мне о том моменте, когда я чуть не накрыл бомбой его задницу, – ответил Сатеруэйт, совсем забыв об осторожности. – На самом деле его дом не был моей целью, этим занимались Джим и Пол. Одна их бомба угодила прямо в дом этого ублюдка, но он в эту ночь спал на улице в палатке. Эти чертовы арабы любят палатки. Погибла его дочь, очень жаль, конечно, но война есть война. Досталось и его жене, и двум детям, но они остались живы. Никто не хочет убивать женщин и детей, но иногда они оказываются там, где не должны находиться. Будь я ребенком Каддафи, я бы не подходил к своему папочке ближе чем на милю, – закончил Сатеруэйт со смехом.
Халил глубоко вздохнул, стараясь держать себя в руках.
– А в чем заключалась ваша задача? – спросил он.
– Я бомбил командный центр, топливный склад, казармы... и кое-что еще. Сейчас уже не помню. А почему вы спросили?
– Да просто любопытно.
– Да? Так вот, мистер Фанини, забудьте обо всем. Как я уже говорил, мне запрещено рассказывать об этом.
– Да, разумеется.
Самолет летел на высоте семь с половиной тысяч футов. Сатеруэйт снизил скорость, и двигатели стали шуметь чуть тише.
– Будете звонить своему другу, который живет на Лонг-Айленде? – поинтересовался Халил.
– Да, наверное, позвоню.
– Вместе служили в армии?
– Да. Сейчас он директор Музея авиации. Возможно, если утром у нас будет время, я заскочу к нему. Можете составить мне компанию, если хотите, я покажу вам свой старый F-111 – в музее есть один экземпляр.
– Это было бы интересно.
– Конечно. Я сам уже много лет не видел ни одного такого самолета.
– Хотите посмотреть на него и вспомнить прошлое?
– Да.
Халил взглянул в окно и подумал: какая ирония судьбы. Он только что прибыл оттуда, где убил товарища этого пилота, и вот сейчас пилот везет его туда, где он убьет еще одного. Интересно, оценил бы пилот эту иронию?
Асад Халил откинулся на спинку кресла и посмотрел на небо. Солнце уже начало садиться, и он прочитал про себя положенные молитвы, а вслух тихо сказал:
– Господи, благослови мой джихад, ослепи моих врагов, отдай их в мои руки... Аллах велик.
– Вы что-то сказали? – спросил Сатеруэйт.
– Просто поблагодарил Бога за хороший день и попросил его благословить мою поездку в Америку.
– Да? А попросите его оказать и мне пару услуг.
– Я попросил. Он вам поможет.
Глава 40
Когда такси отъехало от здания ФБР на Федерал-Плаза, Кейт спросила:
– На этот раз зайдешь ко мне? Или тебе хочется спать?
В ее словах прозвучала легкая издевка, а может, даже и вызов моему мужскому самолюбию. Эта женщина поняла, какие кнопки следует нажимать.
– Зайду, – буркнул я.
Мы ехали молча, движение было умеренным, а улицы сверкали от падающего апрельского снега. Когда мы подъехали к дому Кейт, я расплатился с водителем, в общую сумму вошла и поездка из аэропорта Кеннеди, и время ожидания у здания ФБР. А еще мне пришлось нести ее чемодан. Что ни говори, а секс не бывает совершенно бесплатным.
Дверь нам открыл швейцар. Его наверняка удивило, что мисс Мэйфилд вышла из дома с чемоданом, а через несколько часов вернулась с тем же чемоданом и с мужчиной. Буду рад, если этот вопрос не даст ему спать всю ночь.
Мы поднялись в лифте на четырнадцатый этаж и вошли в квартиру. Квартира оказалась небольшой, белые стены, дубовый паркет без ковров и минимум современной мебели. Здесь не было растений, картин, скульптур, безделушек, и, слава Богу, не было кошки. Одну из стен закрывали полки с книгами, рядом располагались телевизор и проигрыватель компакт-дисков, динамики которого стояли на полу.
Из комнаты арка вела в кухню, и Кейт прошла прямо туда и открыла шкафчик.
– Виски? – спросила она.
– Да, будь любезна.
Она поставила на небольшой столик бутылку, я подошел и опустился на стул, а Кейт тем временем уже подала два стакана со льдом и налила виски.
– Добавить содовой?
– Нет, спасибо, – отказался я.
Мы чокнулись и выпили. Кейт снова налила, и мы повторили.
– Ты ужинал? – поинтересовалась Кейт.
– Нет, но я не голоден.
– Очень хорошо. А я чего-нибудь перекушу. – Она вытащила из шкафчика какие-то пакеты – то ли с чипсами, то ли с чем-то еще. Затем снова налила виски, прошла в комнату и включила музыку. Зазвучали старые записи Билла Холидея.
Кейт скинула туфли, сняла пиджак и продемонстрировала красивую белую блузку, кобуру с «глоком», ну и все остальное. Пиджак Кейт бросила на кресло, за пиджаком последовала кобура... но все остальное осталось на ней.
Чтобы не пользоваться преимуществом вооруженного человека, я тоже снял пиджак и отстегнул от брючного ремня кобуру.
Кейт посмотрела на часы.
– Надо будет посмотреть одиннадцатичасовые «Новости» – сегодня состоялось три пресс-конференции.
– Ладно, посмотрим.
Кейт поднялась со стула.
– Пойду проверю автоответчик и сообщу в оперативный штаб, что я дома. – Она посмотрела на меня и спросила: – Сказать им, что ты здесь?
– Как хочешь.
– Но в штабе должны постоянно знать твое местонахождение.
– Я понимаю.
– Ну так что, ты остаешься?
– И в этом случае все зависит от твоего желания.
Кейт повернулась и вышла через дверь, которая, наверное, вела в ее спальню или в кабинет. Прихлебывая виски, я размышлял о продолжительности и цели своего визита. Я понимал, что если допью виски и уйду, то мы с мисс Мэйфилд больше не будем приятелями. А если я останусь, то мы все равно уже не будем приятелями. Да, я действительно загнал себя в угол.
Вернувшись, Кейт сказала:
– На автоответчике только твое сообщение. – Она опустилась рядом на стул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88