На глаза у нее навернулись слезы. Почему все происходит так быстро? Ей хотелось сказать ему «да», но как сможет она жить без городского шума и суеты, без своей семьи? Как сможет выдержать жизнь в этой глухомани, полностью отрезанная от цивилизации?
– Не знаю.
Бак допил кофе и поставил чашку на стол.
– По крайней мере, ты откровенна. Я с самого начала знал, что ты уедешь отсюда, как только перевал очистится от снега.
– Но я не хочу уезжать без тебя. – Она прямо впилась в него глазами, словно вопреки всему надеялась прочесть на его лице то, что дало бы ей хоть какую-то надежду.
– А я не хочу покидать свой дом. Ну и в каком положении мы с тобой оказываемся в результате?
– Думаю, в том же, в каком находились, когда ты снял меня с поезда.
Но она понимала, что это было не так. Они не могли изменить того, что произошло между ними прошлой ночью, и ей никогда не забыть, какой восторг она испытала в его объятиях. Все это казалось таким правильным в тот момент, таким чудесным, что ей была невыносима сама мысль о том, чтобы провести без него всю свою оставшуюся жизнь.
Бак не мог оторвать глаз от ее лица, на котором ясно отражались проносящиеся у нее в голове мысли. Он понимал, что она потерпит поражение в том сражении, какое вела сейчас сама с собой. Что же до него, то он был тверд в своем решении и не изменит его, какую бы боль это ему ни причинило. В его жизни никогда больше не будет женщины, подобной Аннике Сторм – это было бы видно и слепому, – но даже ради того, чтобы остаться с ней, он не станет жить в городе, вызывая насмешки как невежественный мужлан и охотник на бизонов. Он сталкивался с этим все те годы, что отец таскал их всех за собой с места на место, и будь он проклят, если добровольно согласится на такое сейчас, когда у него был выбор.
Если Анника любит его по-настоящему, она останется с ним здесь, приняв таким, каков он есть. Место женщины было рядом с ее мужчиной. Так повелось еще с незапамятных времен. Она, черт побери, вполне может быть счастлива, живя здесь с ним и наезжая в город раз или два в год, чтобы сделать покупки, но он никогда не станет там жить. Никогда.
Не в силах долее смотреть в небесно-голубые глаза, в которых застыло выражение уныния, Бак поднялся. Взгляд Анники последовал за ним к двери. На пороге он обернулся.
– Я с тобой полностью согласен. Ситуация не изменилась и не изменится, если только кто-нибудь из нас не передумает. Но могу сказать тебе прямо сейчас, что это буду не я.
Схватив куртку, он вышел.
Анника уронила голову на руки и разрыдалась.
– Я отморожу себе яйца, – проворчал Дентон Мэттьюз, пробираясь через сугробы к горевшему день и ночь костру, который они разложили чуть ниже того места, где начинались деревья.
– Этот способ делать деньги будет получше всех твоих дурацких авантюр вместе взятых.
Вердж Клемменс выпустил коричневую от табака, тягучую слюну туда, где на снегу уже темнело большое пятно.
– Заткнитесь вы, оба. Я скоро чокнусь, слушая вашу постоянную перебранку.
Клиффу Вайли уже до чертиков надоели эти два вечно ругающихся друг с другом придурка, как и снег, мороз и продуваемая ветром палатка, в которой они жили вот уже почти три недели.
– Сколько нам еще здесь торчать, Клифф, как ты думаешь? А? Сил моих больше нет, – заныл здоровяк Дентон. – Я уже изголодался по приличной еде.
– Надо было привязать тебя к дереву, да и оставить так на всю зиму. Тогда бы ты уж точно не изголодался, – пробормотал сквозь зубы Вердж.
– Я сказал вам, заткнитесь, – с угрозой в голосе произнес Клифф.
– Черт. – Расстроенный Дентон вытащил из кармана кусок вяленого мяса и вонзил в него зубы в явной попытке утешиться.
– Еще пара таких же теплых дней, как сегодня, – продолжал Клифф, – и мы сможем пробраться через перевал.
– Может, начнем рыть проход прямо сейчас? – предложил Вердж.
На лице Дентона появилось испуганное выражение. С набитым ртом он пробормотал что-то вроде:
– Лавина.
Клифф поднял глаза на гору.
– Снег лежит слишком плотно. Ветер припечатал его к горе, превратив в настоящий камень, так что проход мы прорыть не сможем.
– Какой сегодня день? – спросил Дентон, отрывая зубами от мяса здоровенный кусок. – Я совсем сбился со счета.
– Конец марта, – ответил Клифф.
Вердж, которому никогда не изменял оптимизм, вскочил на ноги и, вытянув вперед руку, радостно воскликнул:
– Глядите-ка. Видите вон тот выступ сбоку? Вы помните, чтобы он был там вчера? Я – нет. Бьюсь об заклад, очень скоро мы проснемся утром и, как Моисей по Красному морю, пройдем через этот перевал, отыщем девчонку и заработаем кучу денег, которых нам всем хватит до конца жизни.
– Мы устроим с тобой чудесный пикник, Баттонз, вот увидишь.
Завязав узлом кухонное полотенце, в которое она сложила еду, Анника обвела взглядом комнату, проверяя, не забыли ли они чего.
– Как ты считаешь, нам что-нибудь еще понадобится? – спросила она Бейби, не ожидая, впрочем, ответа. В последнее время она привыкла разговаривать преимущественно с Баттонз, поскольку Бак почти постоянно отсутствовал. После их разговора прошла уже неделя, и все это время он старался держаться от нее как можно дальше.
– Жаль, что я не умею делать koekjes, как моя мама. Это такое печенье. Ты ела когда-нибудь печенье? – Анника посмотрела вниз на Баттонз, которая стояла возле стола и внимательно ее слушала. Она была уже одета и готова тронуться в путь.
– Печенье? – повторила она, не сводя с Анники глаз.
Анника вздохнула. Она все еще пребывала в нерешительности, не зная, как поступить, и мысли ее вновь и вновь обращались к дилемме, перед которой она стояла. Ей хотелось быть с Баком, хотелось дать Бейби-Баттонз все то, что должно быть у каждого ребенка – любовь, хороший дом и другие преимущества, какие были у нее самой, когда она росла. Но она не могла остаться на всю жизнь в этом забытом Богом уголке. Как не могла и забрать с собой Баттонз. Место Бейби было рядом с Баком. Он любил девочку и был для нее единственной семьей, какую та знала. Но, глядя сейчас на Бейби, которая вдруг бросилась в дальний угол за своей жалкой деревянной куклой, она не могла не думать о том, как много сделала бы для ребенка ее собственная семья.
Анника легко могла представить, как отреагируют ее родители, если она явится в Бостон с Бейби и заявит им, что желает удочерить ребенка своего похитителя. Калеб, остающийся в любых обстоятельствах прежде всего юристом, примется задавать ей вопросы и не отстанет от нее до тех пор, пока у него не исчезнут последние сомнения в правильности ее решения, или пока он не убедит ее отказаться от этой мысли. Мама, наоборот, сначала все обдумает, посоветуется с Калебом и только потом сообщит ей свое мнение. Тетя Рут, разумеется, согласится со всем, что она скажет. Однако тут же займется изучением астрологических схем и таблиц, после чего примется советовать, как и когда ей следует приступить к осуществлению своих планов.
– Мы идем? – Бейби дернула Аннику за пальто.
– Да, сейчас. – Анника наклонилась и взяла девочку на руки. – Нельзя упускать такой чудесный день.
Подхватив узелок с едой, Анника направилась к двери. Не успела она, однако, дойти до нее, как дверь распахнулась и на пороге возник Бак. Окинув быстрым взглядом их одежду и узелок в руке у Анники, он похолодел, и у него противно засосало под ложечкой.
– Собрались куда-то?
От Анники не укрылось мелькнувшее в его глазах подозрение.
– На пикник. День сегодня такой чудесный.
– На пикник? Правда?
Анника видела, что Бак не верит ей. Неужели он и вправду полагает, что она собиралась сбежать вместе с ребенком, не сказав ему даже «до свидания», как вор?
– Хочешь пойти вместе с нами?
Он быстро проговорил, беря у нее ребенка:
– Она становится тяжелой. – Взгляд его упал на узелок в ее руке. – Ты хоть на минуту задумалась над тем, что подвергаешь себя опасности, отправляясь одна на этот свой пикник?
– День такой прекрасный… – начала было она, но тут же умолкла, вспомнив вдруг, как Бейби едва не утонула. – Я не собираюсь даже приближаться к реке.
– Я думал не об этом. Неподалеку отсюда я видел следы кошки.
Анника рассмеялась.
– Кошки?
– Пумы.
Она мгновенно посерьезнела.
– О!
– Вот именно, о!
Внезапно она сообразила, что у нее появился предлог, которым можно было воспользоваться, чтобы убедить Бака отправиться на пикник вместе с ними.
– В таком случае, как мне кажется, будет лучше, если ты пойдешь вместе с нами. Еды я взяла с собой более чем достаточно. По правде говоря, я задумала эту прогулку, чтобы доесть лосятину, в надежде что ты принесешь домой что-нибудь другое.
Он не придал значения тому, что она употребила слово «домой». Вряд ли это было сделано ею сознательно.
– Что еще ты положила?
– Кукурузный хлеб.
Бак отошел в сторону, давая ей пройти, после чего вошел в дом и крикнул через плечо:
– У меня есть вино.
– Вино? Где ты его прятал?
Сунув со смехом голову в комнату, Анника увидела, что он передвигает стоявшие в углу бочки и мешки. В следующее мгновение в руках у него появилась высокая, янтарного цвета стеклянная бутылка с торчащей из горлышка пробкой.
– Если бы я знала, что ты прячешь здесь вино, то давно бы его выпила.
– Вот поэтому я и спрягал бутылку. Даже я слыхал, что благовоспитанные барышни в городе любят время от времени пропустить стаканчик.
Возможно, он лишь поддразнивал ее, но почему-то она сомневалась в этом.
– Я такая, какая есть, Бак, тут уж ничего не поделаешь.
– То же самое можно сказать и обо мне.
День был слишком прекрасен, чтобы опять затевать ссору, и, ничего не сказав на замечание Бака, Анника зашагала вперед. Вскоре они поднялись достаточно высоко по склону близлежащего холма, и взору их открылась раскинувшаяся внизу за хижиной долина.
Анника показала рукой на небольшую поляну между сосен, где снег уже слегка подтаял и обнажилась каменистая поверхность. Тающий снег стекал ручейками вниз, так что казалось, будто склон покрыт десятками сверкающих на солнце атласных лент. Высоко над их головами в верхушках деревьев шумел ветер. Ветер был теплым, по-настоящему весенним. Он предвещал скорее наступление хорошей погоды, но Аннике вдруг почудилось, будто она слышит в его шепоте грустные нотки прощальной песни. Она тряхнула головой, прогоняя мрачные мысли, и принялась раскладывать еду на плоском валуне, который был достаточно велик для того, чтобы сидеть на нем и одновременно использовать его в качестве стола.
Бак положил на землю ружье и поставил на полотенце в центре импровизированного стола бутылку с вином.
– Стаканы я не захватила, – сказала Анника.
– Мы можем по очереди пить из горлышка, если ты, конечно, не возражаешь.
Их взгляды встретились.
– Разумеется.
Вначале бутылки будут касаться его губы, затем ее. При мысли об этом по спине Анники пробежал холодок. Прошла целая неделя, сказала она себе. Семь долгих дней. И каждую ночь у нее возникал соблазн поддаться чувству, которое пробудил в ней Бак Скотт. Когда огонь в камине догорал и Бейби-Баттонз крепко засыпала в своей кроватке, Анника готова была, отбросив всякий стыд, признаться Баку, что он нужен ей, что она хочет, чтобы он вновь занялся с ней любовью. Но она знала, что с наступлением рассвета перед ними встанет все та же дилемма: должен ли он покинуть горы или лучше ей остаться навсегда в этом Богом забытом углу и стать женой ему и матерью Бейби? Ответом на последнее было определенное «да», но, какой бы сильной ни была ее любовь к нему, она была не готова вот так, одним махом, отказаться от прежней жизни, избрав вместо нее прозябание в этом безлюдном, далеком от цивилизации месте.
Растянувшись на нагретом солнцем камне, Бак смотрел на плывущие по синему небу облака. Ему хотелось забыть обо всем, выбросить из головы мысли, не дававшие ему последнее время покоя, и в полной мере насладиться моментом. Он был жив, над головой у него сияло солнце и рядом сидела женщина, которую он любил.
Он попытался взглянуть на себя с Анникой как бы со стороны, глазами стороннего наблюдателя. Они вдвоем расположились на большом плоском камне, здесь же разложен их ленч и стоит бутылка вина, кажущаяся еще более янтарной в лучах солнца. Анника сидит в одном костюме, подстелив под себя свое новое пальто. Отвесно падающие на поляну лучи солнца согрели воздух, и ей не холодно.
Бак бросил на нее взгляд украдкой и увидел, что она сейчас лежит на камне на боку, спиной к нему, и наблюдает за Бейби, собирающей камешки. Ее костюм от постоянной носки немного истрепался и был сильно измят, а на подоле виднелись подпалины. Насколько он мог судить, у нее изорвались даже манжеты белой блузки, выглядывающие из-под рукавов облегающего жакета. А ее когда-то прекрасные и, очевидно, весьма дорогие ботинки из козлиной кожи, испытавшие на себе воздействие воды и грязи, были безвозвратно испорчены. Она бы, вероятно, сказала, если бы ее спросили об этом, что вид у нее сейчас хуже некуда. Он же, глядя на нее, подумал, что никогда еще она не выглядела такой красивой, как в этот момент.
Машинально Анника провела пальцем по еле заметному шраму на виске. Бак был весьма горд своей работой. Сняв швы, он тут же велел ей постоянно втирать в ярко-красный рубец медвежье сало. И теперь на месте швов остались лишь крошечные отметинки.
Бейби побежала вокруг скалы. Анника, следя за девочкой, повернулась, и их взгляды встретились.
Анника вновь дотронулась до шрама.
– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы стать врачом?
Ее слова обожгли его как виски, выплеснутый на открытую рану. Он весь напрягся, не желая ответить грубостью на ее в сущности невинное замечание, и ровным голосом произнес:
– Оставь это, Анника.
Она села, согнув ноги в коленях, и уткнулась в них подбородком.
– Я серьезно. Мне вдруг пришло в голову, что из тебя вышел бы замечательный врач, и я решила узнать, думал ли ты сам когда-либо об этом.
– Нет, – соврал он.
– И, однако, у тебя несомненные способности к врачеванию. Взгляни-ка на мой шрам. – Она откинула назад выбившуюся из косы прядь, которая закрывала ей висок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53