Этой статной женщине с экзотической внешностью, темноволосой и темноглазой, с кожей цвета кофе с молоком, было, по ее подсчетам, около шестидесяти лет, но выглядела она гораздо моложе. Дельфи родилась рабыней в Теннесси, вышла замуж за свободного человека и вместе со своим мужем оказалась среди первопоселенцев на западе. Ей не было и сорока, когда она овдовела. У Маккенна Дельфи проработала почти восемь лет, и они с Дельфи давно были на дружеской ноге.
– Вы и вправду повеселились? – спросила Дельфи, скептически выгнув бровь.
Помедлив, Рейчел ответила:
– Вроде того.
Она попыталась изгнать из памяти поцелуй, украденный Лейном, и протянув руку к полосатой фаянсовой мисочке, опустила туда ложку и мешала ею мороженое, пока не выудила необыкновенно крупную замороженную клубничину. И сказала беспечно, прежде чем положить ее в рот:
– Меня проводил один мой старый ученик.
Дельфи внимательно посмотрела на нее.
– Ах, вот как. Сколько ему лет?
Рейчел проглотила ягоду и снова принялась шарить в мисочке.
– «Старый» означает, что он у меня учился несколько лет назад. Ему двадцать шесть.
– Ясно. Почти такой же «старый», как и вы.
– Он поздно поступил в школу. На самом деле, его скорее можно назвать моей первой неудачей. Он уехал из нашего города в тот же год, как стал моим учеником, и так и не научился читать почти ничего, кроме своего собственного имени.
Рейчел было неловко продолжать разговор и она быстро переменила тему.
– Скажи, Тай, что тебе сегодня понравилось больше всего?
Тай улыбнулся, лицо его было от уха до уха измазано мороженым.
– Это мороженое. И праздник. – Он завел глаза к потолку и добавил: – И парад. И угощение на улице.
– Мне тоже, – улыбнулась Рейчел.
– А почему бабушка и дедушка Маккенна сегодня не пришли?
Рейчел и Дельфи обменялись быстрыми взглядами. Как могла Рейчел объяснить пятилетнему сыну особенности характера своей свекрови?
– Видишь ли, бабушка Лоретта не любит праздники.
– Почему?
– Ну… из-за муравьев.
Мальчик уставился на нее, ложка замерла в его руке у самого рта. Он нахмурился.
– Я не видел никаких муравьев.
Рейчел знала, что он ждет разумного объяснения и что он достаточно сообразителен, чтобы отличить правду от лжи. Она вздохнула. Как объяснить ему, что такое социальное положение? Или то, что Лоретта Маккенна считает, будто среди жителей Ласт Чанса почти никто не стоит того, чтобы она тратила на него свое время?
– Бабушка Маккенна не любит общаться.
– Ты хочешь сказать, что она не любит бывать с другими людьми?
– Да.
– Нас она любит.
Рейчел была вполне согласна с тем, что ее свекровь любит Тая, но она знала, что ее она едва терпит.
– Бабушка, действительно, любит тебя, Тай. А теперь не кажется ли тебе, что пора спать? День у тебя был долгий и насыщенный.
Он тяжело вздохнул, но не стал спорить, будучи уравновешенным ребенком. Он слез со стула и направился к двери.
– Погодите-ка, молодой человек, – Дельфи поспешила за Таем, держа в руках мокрую салфетку и курточку под цвет его штанишек. – Не трогайте ничего, пока я не вытру вам руки.
И экономка вышла вслед за ним из кухни.
– Я приду уложить тебя и почитать на ночь, – крикнула Рейчел им вслед. Она слышала, как они дружески болтают, а потом их голоса затихли – они поднялись по лестнице.
Рейчел вернулась на кухню, чтобы убрать со стола и погасить свет. Она собирала ложки и миски, клала их в тазик, а в голове у нее неотступно вертелась одна и та же мысль.
Лейн Кэссиди вернулся.
Он вернулся, и у него хватило наглости поцеловать ее.
Даже при одной мысли о поцелуе ее щеки запылали. Она старалась не смотреть на свое отражение в окне, рядом с которым стоял таз, и поспешила вернуться к столу, стараясь занять чем-то свои руки и голову. Но уборка не требовала особого внимания, поэтому мысли ее снова и снова возвращались к поцелую на веранде.
Невыносимо было думать, что Лейн играл ею просто для развлечения. Ей очень хотелось верить, что он, наверное, поцеловал ее ради прежних дней, поцеловал, потому что когда-то она была молодой учительницей, не очень хорошо сознававшей рамки своей роли, а он – неспокойным юношей, которому отчаянно нужен был друг. Будучи его учительницей, она никогда и подумать не могла о Лейне иначе как о своем ученике.
Ее первая реакция на его поцелуй и удивила ее, и привела в смятение, потому что Рейчел отнюдь не потеряла надежду снова обрести мужа. Некий банкир, немолодой адвокат и владелец ранчо (вдовец с четырьмя детьми) – все уважаемые члены общества – давали ей понять, что, когда у нее кончится траур, они с радостью воспользуются возможностью посвататься к ней. Она не очень-то думала о них, поскольку не считала себя готовой вверить свою судьбу какому-нибудь мужчине. И вот теперь она злится на Лейна за его порывистость и огорчается тем, какие чувства вызвал в ней его поцелуй.
Тарелки были чисты, стол насухо вытерт, она выключила газовый свет и вышла в прихожую. Взгляд ее устремился к входной двери. Бессознательно она подняла руку и прижала палец к губам.
Решив забыть об этом прискорбном случае, Рейчел Олбрайт Маккенна приподняла свою длинную черную юбку и пошла наверх; дорогу ей освещал лунный свет, который проникал сквозь окно наверху лестничной площадки.
Держа в руках поводья, Лейн вел своего коня по кличке Шильд вдоль Главной улицы. Ему больше нравилось передвигаться пешком, а не в седле, и он с удовольствием глубоко вдыхал ночной воздух, оставив позади пропахший табачным дымом салун «Слиппери». У огромного сарая в конце улицы он замедлил шаги, изучая вывеску «Платная конюшня», намалеванную над широкой двойной дверью, распахнутой настежь. Внутри было так темно, что Лейн не мог разглядеть, есть ли там кто-нибудь.
Он подошел к дверям, держа руку на рукоятке револьвера, и крикнул:
– Есть тут кто-нибудь?
– Это зависит от того, что вам нужно, – звучный голос раздался прямо у дверей.
Говорящий еще не успел докончить фразы, а Лейн уже выхватил револьвер из кобуры и прицелился в тень, возникшую в правом углу сарая.
Лейн смотрел, как из тьмы появляется великан – молодой человек, поднявший руки в знак того, что он безоружен, если не считать оружием его собственные огромные руки и выпуклые бицепсы.
– Я хочу узнать, можно ли здесь оставить лошадь на ночь, – сказал Лейн.
– Для этого вам не нужен револьвер. Разве что вы собираетесь укокошить меня, мистер, но это ведь неразумно – вам придется поискать конюшню в других местах, потому что, если вы меня укокошите, то в этом случае вам придется вместе с ней убраться из города, верно? – Хозяин конюшни улыбался, но поскольку Лейн не убирал оружия в кобуру, он не опускал руки.
Потом Лейн спрятал револьвер.
– Не стоит лезть на человека без предупреждения. Можете схлопотать пулю.
В дружелюбном великане, бывшем на голову выше Лейна, не было ничего устрашающего. Улыбка у него была широкая, как небо над Монтаной. Он еще явно не переоделся после праздничного дня – на нем были твидовые брюки, белая рубашка, поверх которой выделялись полосатые подтяжки, и ботинки, начищенные до такого блеска, что при каждом движении его ног в них отражался лунный свет.
– Никогда не думал об этом. Немного найдется охотников подраться со мной.
– Вы большой, но с пулей и вам нелегко сладить, – грубо возразил Лейн.
– Вы хотите поставить сюда эту лошадь, мистер, или будете болтать здесь до завтра? Я собираюсь запереть ворота и уйти.
– Я бы хотел заплатить за одну ночь. – Человек настороженно следил, как Лейн, сунув руку в карман, вытащил монету. – Если у вас случайно найдется место, где я смог бы выспаться, заплачу вдвое.
– Вы будете спать на сеновале?
– Я могу спать где угодно. Сегодня ночью в городе не найдешь ночлега.
Человек вышел из тени и внимательно оглядел Лейна, а потом спросил:
– Вы – тот ганфайтер, которого зовут Кэссиди, да, мистер? Видел вас сегодня на танцах.
Лейн подумал: после стольких лет отсутствия немудрено, что он не узнаёт владельца конюшни, но от своей известности ему, кажется, никогда не избавиться.
– Угу, я – Лейн Кэссиди. – Лейн ждал, какая будет реакция, ждал, что великан откажет ему в ночлеге.
– Вы – родственник Чейза Кэссиди?
– Его племянник. Вы знаете Чейза?
– Я – Том Кэстор. – И, протянув руку размером с медвежью лапу, он потряс руку Лейна. – Моя жена дружит с Евой. Мы приехали сюда не так давно, и у нас малыши того же возраста, что у Кэссиди. – Он настороженно посмотрел на Лейна, и даже при слабом освещении было видно, что он хмурится. – Я не ищу неприятностей.
Лейн переступил с ноги на ногу и хлестнул концами поводьев по раскрытой ладони.
– А я и не собираюсь создавать их вам. Мне только нужно место, где я мог бы уснуть. Я заплачу вперед.
Кэстор смотрел на него еще мгновение.
– И миссис Маккенна вы тоже знаете?
– Какое вам дело?
– Видел, как она с вами танцевала, вот и все. Она тоже наш друг. Не хотелось бы мне, чтобы у нее были неприятности. – И Том Кэстор сложил свои мощные руки на груди.
Лейн оглядел улицу, а потом опять взглянул на Кэстора, очень довольный тем, что есть хотя бы один человек, который блюдет интересы Рейчел.
– Угу, я ее знаю. Мы старые друзья.
Том Кэстор отошел к стене, где на полке стоял фонарь.
– Наш дом как раз позади конюшни. Заходите завтра утром. Завтрак будет довольно плотный. Так уж у нас заведено.
Лейну хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько раз он получал дружеские приглашения. Это предложение смутило его, и ему стало неловко при мысли о завтраке в обществе жены и детей Кэстора. Лейн чуть нахмурился и устремил взгляд в темные недра сарая. Протянув Кэстору деньги, он сказал:
– Я плачу вперед. Скорее всего, я встану рано и уеду.
Глядя, как Том, наклонившись, подкручивает фитиль лампы, казавшейся крошечной в его огромных ручищах, Лейн опять вспомнил о медведе.
– Если это для меня, то лампа мне не нужна. Хватит лунного света, – сказал Лейн. – Мне будет спокойней. А то еще упадет на сено.
Кэстор вернул лампу на свое место.
– Договорились. Лошадь я поставлю в последнее стойло справа.
Отвязав седельные сумки, Лейн перекинул их через плечо, затем вытащил свой винчестер из чехла, висящего у седла, и, покуда Том отводил его лошадь в глубину сарая, направился к лестнице, ведущей на сеновал. Он поднялся по ступенькам, и резкий запах сена и лошадей напомнил ему о годах, когда он подростком пас гурты на ферме, где его приютили, а потом на ранчо своего дядюшки – «Кончике хвоста». И дольше, чем ему хотелось бы, вспоминал он, как выгребал навоз из конюшни.
Поднявшись на сеновал, Лейн швырнул на пол седельные сумки, а потом снял шляпу и расположился на свежем сене. Там, где в конце сеновала лунный свет падал через открытую дверь, маячил похожий на скелет силуэт крюка и блока с веревкой, с помощью которых сено поднималось наверх. Лейн сцепил пальцы и положил руки под голову, уставился на высокую кровлю огромного сарая и решил разобраться в своих мыслях, покуда еще не уснул. Если вообще он сможет сегодня уснуть.
Возвращение в Ласт Чанс было ошибкой, хотя он не мог сюда не приехать. Он чувствовал это всеми фибрами души. Встреча с Рейчел Маккенна и волнение, охватившее его при виде бывшей учительницы, беспокоили Лейна больше, чем он сам себе признавался. До сегодняшнего вечера он полагал, что оставил прошлое где-то позади, и уверял себя, что у него достанет сил явиться в Ласт Чанс и встретиться лицом к лицу со своими демонами, если они поднимут свои мерзкие головы. Но теперь его одолели сомнения.
Он-то считал, что все будет очень просто – въехать в город, задать пару вопросов и действовать в соответствии с полученными сведениями о дяде Чейзе, о том, как жил этот человек последние месяцы. Он думал, что шесть лет работы в качестве пинкертоновского сыщика – достаточное время для того, чтобы избавиться от обиды и на дядю, и на узколобых обитателей этого городишки. Он думал, что со временем приобретет уверенность в себе, необходимую для встречи с дядюшкой.
Но он ошибся. Приехать в город в разгар праздника Дня независимости, узнать знакомые лица на танцплощадке, встретить Рейчел после стольких лет – от всего этого ему начало казаться, что его без всякого предупреждения отбросили назад во времени. Лейн опять чувствовал себя незаконнорожденным, неграмотным шестнадцатилетним пареньком, каким он был в тот день, когда уехал отсюда – нарушителем порядка, о котором всей Монтане известно только одно – что он всегда готов к драке. Единственным его имуществом был револьвер, из которого застрелилась его мать.
Лейн взял сухую травинку и сунул в рот. Разминая ее зубами и языком, он заставил себя забыть о своей жизни в Ласт Чансе и сосредоточиться на задаче, стоящей перед ним сейчас. Он приехал сюда не из прихоти. Как бы ни пыталось прошлое предъявить на него права, у него здесь дело. И то, что он временно отстранен от своей должности в «Национальном сыскном агентстве Пинкертонов», не могло остановить Лейна. Ведь он был не из тех людей, кого могут остановить формальности.
Бойд Джонсон, его наставник и руководитель отдела в Денверском филиале «Агентства», знал это, когда брал его на работу. Дьявол, подумал Лейн, вздыхая, Бойд точно знал, как ему, Лейну, свойственно поступать – это была одна из причин, привлекших к нему внимание «Агентства». Именно его репутация одного из самых непредсказуемых, если не самых беспощадных, ганфайтеров на Западе, заставила Джонсона завербовать его.
– Я вижу в вас, Лейн, много своего, – сказал лысеющий усатый Джонсон в тот день, когда они познакомились. – Если вы только научитесь управлять своим буйным темпераментом, вы будете чертовски хорошим агентом.
Лейн помнил их первый разговор так ясно, будто это произошло только что. Он сидел у стола в углу переполненного бара в Альбукерке, прижавшись спиной к прохладной глиняной стене и рассматривая посетителей. В баре не было ни одного человека, который не знал бы, кто он такой, а также что с ним лучше не вступать в спор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40