По чистой случайности получилось так, что Шелленберг и Фогель чуть ли не в одну и ту же секунду прибыли в свои кабинеты и приготовились к ожиданию.
Выяснения точки высадки союзников во Франции.
Решения участи адмирала Канариса.
И все это зависело от нескольких слов кучки шпионов, спасающихся от преследования МИ-5.
Глава 53
Хэмптон-сэндс, Норфолк
Дверь сарая Мартин Колвилл распахнул ударом приклада. Нойманн, все еще стоявший возле рации, услышал шум и, не глядя, потянулся за «маузером». Колвилл заметил движение, повернулся, вскинул ружье и выстрелили в Нойманна. Тот за долю секунды до выстрела отпрыгнул в сторону и перекатился по полу. В тесном сарае грохот дробовика показался оглушительным. Рация, в которую угодил весь заряд, разлетелась на части.
Колвилл снова направил оружие на Нойманна. Тот приподнялся на локте, вскинув в протянутой руке «маузер». Шон Догерти метнулся вперед.
— Перестань! — крикнул он Колвиллу.
Мартин резко обернулся, ткнул ружьем в сторону Догерти и нажал на спуск. Заряд крупной дроби попал Догерти в грудь, сбил с ног и швырнул назад, словно тряпичную куклу. Он упал навзничь, из огромной дыры в груди потоком хлынула кровь. Шон Догерти умер через несколько секунд.
Нойманн выстрелил, пуля попала Колвиллу в плечо и развернула его. К тому времени Кэтрин успела достать свой «маузер» и, держа его двумя руками, прицелилась в голову Колвилла. Она выстреляла дважды подряд; благодаря глушителю выстрелы прозвучали, как короткие глухие щелчки. Голова Колвилла словно взорвалась, и он был мертв прежде, чем его тело рухнуло на пол сарая Догерти.
* * *
Мэри Догерти находилась в спальне на втором этаже. Она лежала в своей постели, погрузившись в тревожное полузабытье, из которого ее вырвал громкий ружейный выстрел. Она села, резко выпрямившись, но едва она успела спустить ноги на пол, как ночную тишину разорвал второй выстрел. Она отбросила одеяло и со всех ног побежала вниз.
В доме было темно, гостиная и кухня пусты. Мэри выскочила за дверь. Дождь сразу хлестнул ей в лицо. Только сейчас она сообразила, что одета лишь в свою фланелевую ночную рубашку. Вокруг снова не было слышно никаких звуков, кроме завывания бури. Она окинула взглядом сад: на дорожке стоял незнакомый черный фургон. Повернувшись к сараю, она увидела там свет. Громко крикнув: «Шон!», она помчалась туда.
Мэри выбежала из дома босиком, а земля была холодная и раскисшая от непрерывных дождей. Преодолевая короткое расстояние от дома до сарая, она успела несколько раз выкрикнуть имя Шона. Слабый свет, падавший из приоткрытой двери, осветил валявшуюся на земле коробку, в которой поблескивали торцы гильз охотничьих патронов.
Как только она вошла внутрь, у нее перехватило дыхание. Крик рвался наружу, но она не смогла издать ни звука. Прежде всего она увидела на полу в нескольких футах от себя тело Мартина Колвилла. У него оставалась только половина головы; все вокруг было забрызгано кровью и отвратительными красными и розовыми клочками. Мэри почувствовала резкий спазм в желудке и решила, что ее сейчас вырвет.
Только после этого она заметила второй труп. Он лежал на спине, широко разбросав руки. Каким-то образом он, умирая, смог скрестить лодыжки, будто спал. Лицо было залито кровью. На долю секунды Мэри позволила себе надеяться, что это не Шон лежит здесь мертвый. Но затем она разглядела старые ботинки-веллингтоны и прорезиненный плащ и поняла, что это все-таки он.
Крик, который так долго не мог вырваться из ее горла, наконец раздался.
— Шон! — пронзительно завопила Мэри. — О мой бог, Шон! Что ты наделал?
Вскинув голову, она увидела Хорста Нойманна, который стоял над трупом Шона с оружием в руке. А в нескольких футах от Нойманна стояла женщина, и у нее в руке тоже был пистолет, нацеленный в голову Мэри.
Мэри снова повернулась к Нойманну.
— Ты это сделал? — выкрикнула она. — Ты?!
— Это Колвилл, — ответил Нойманн. — Он ворвался сюда с оружием. Шон оказался у него на дороге. Мэри, мне очень жаль...
— Нет, Хорст. Мартин мог нажать на курок, но убил его ты. Не надейся, что тебе удастся когда-нибудь оправдаться в этом. Ты и твои дружки из Берлина — вот кто его убил.
Нойманн на сей раз ничего не сказал. Кэтрин все так же стояла, держа Мэри под прицелом. Нойманн шагнул к ней, положил руку на пистолет и направил его дуло к земле.
* * *
Дженни Колвилл стояла в темноте, невидимая для всех находившихся в сарае. Прижавшись к стене, не обращая внимания на дождь, стучавший по ее клеенчатому плащу, она вслушивалась в происходивший внутри разговор.
Она услышала голос мужчины, которого знала как Джеймса Портера, хотя Мэри назвала его каким-то другим именем, звучавшим не то как «куст», не то как «трус». «Это Колвилл. Шон оказался у него на дороге. Мэри, мне очень жаль...».
Ему ответила Мэри. Она почти кричала, что было совершенно не похоже на нее, и ее голос дрожал от гнева и горя. «...Убил его ты... Ты и твои дружки из Берлина — вот кто его убил».
Она ждала, когда же раздастся голос отца; когда раздастся голос Шона. Тщетно. Теперь она знала, что они оба мертвы.
«Ты и твои дружки из Берлина».
«Что такое ты говоришь, Мэри?» — подумала она.
А в следующее мгновение все разом сложилось в ее сознании, словно кусочки головоломки, которые совершенно неожиданно начинают выкладываться в нужном порядке: Шон, бродивший по берегу той ночью, внезапное появление человека по имени Джеймс Портер, сегодняшнее предупреждение Мэри: «Он совсем не тот, кем кажется... Он не для тебя, Дженни...»
Дженни тогда не поняла, что пыталась объяснить ей Мэри, но теперь ей все стало ясно. Мужчина, которого она привыкла называть Джеймсом Портером, был немецким шпионом. А это означало, что Шон тоже шпионил для немцев. А отец Дженни, должно быть, узнал правду и попытался им помешать. И теперь лежал мертвым на полу сарая Шона Догерти.
Дженни захотелось кричать. Она чувствовала, как горячие слезы потекли из глаз по щекам. Она поднесла обе руки ко рту, чтобы сдержать крик. Она влюбилась в него, а он лгал ей и использовал ее. Он был немецким шпионом и — теперь она нисколько не сомневалась в этом — только что убил ее отца.
Потом ей почудилось в сарае движение и несколько негромких фраз, которые Дженни понять не смогла. Она услышала голос немецкого шпиона, и она слышала женский голос, не принадлежавший Мэри. В следующую секунду шпион вышел из сарая и спустился по дорожке с электрическим фонариком в руке. Он шел прямиком к велосипедам. А когда он их найдет, то сразу поймет, что она тоже где-то здесь.
И он станет искать ее.
Дженни сделала над собой усилие, чтобы заставить себя дышать медленно, равномерно и думать трезво.
Ее раздирали эмоции. Ей было страшно, ей было дурно от мыслей о смерти ее отца и Шона. Но сильнее этих чувств был гнев. Ей лгали и ее предали. И теперь ею овладело одно всепоглощающее желание: чтобы их поймали и примерно наказали.
Дженни знала, что, если немец найдет ее, она не сможет сделать ровным счетом ничего.
Но что же ей остается? Можно попробовать добежать до деревни. В гостинице и в пабе были телефоны. Нужно всего-навсего позвонить в полицию, полиция приедет и арестует их.
Но шпионы прежде всего будут искать ее в деревне. От дома Догерти туда ведет только один путь: через мост возле церкви Святого Иоанна. Дженни знала, что на этой дороге ее будет очень легко поймать.
Она подумала и о другом варианте. Они, судя по всему, должны вскоре уехать. В конце концов, они же только что убили двух человек. Дженни могла ненадолго спрятаться, пока они не уедут, а потом выбраться и связаться с с полицией.
«А вдруг они заберут Мэри с собой?» — испуганно подумала она.
Все равно Мэри скорее получит помощь, если Дженни останется на свободе и постарается вызвать подмогу.
Дженни провожала взглядом шпиона, быстро шедшего в сторону дороги. Она увидела, что он замедлил шаг, и луч его фонаря заметался по земле, на мгновение задержался на чем-то, а потом нацелился в ее сторону.
Он нашел ее велосипед, в испуге поняла Дженни. Она выпрямилась и пустилась бежать.
* * *
Хорст Нойманн чуть не споткнулся о пару велосипедов, лежавших рядом в траве около края дороги. Он посветил фонариком в сторону луга, луч был настолько слабым, что освещал землю лишь на несколько футов впереди. Он поднял велосипеды, взял их обеими руками за рули, закатил вверх по дорожке и завел за сарай Догерти, чтобы их не было видно с дороги.
А вот Дженни нигде не было. Нойманн попытался представить себе, что и как случилось. Увидев, что отец выбежал их дому с оружием, девушка отправилась за ним и оказалась возле дома Догерти как раз в то время, когда все происходило. Она наверняка спряталась и дожидается их отъезда. Нойманн подумал, что знает, где именно она прячется.
В первый момент он решил, что ее можно отпустить. Но тут же передумал. Дженни была умной девочкой. Она нашла бы способ сообщить в полицию. Полиция немедленно выставила бы кордоны вокруг Хэмптон-сэндс. И без этого добраться до Линкольншира так, чтобы успеть встретиться с субмариной, было достаточно трудным делом. А решение отпустить Дженни и позволить ей известить полицию только еще больше затруднило бы задачу.
Нойманн вошел в сарай. Кэтрин успела прикрыть трупы какими-то старыми тряпками. Мэри сидела на стуле, ее всю трясло. Нойманн старался не смотреть в ее сторону.
— У нас проблема, — сказал он и указал на накрытое тело Мартина Колвилла. — Я нашел велосипед его дочери. Судя по всему, она где-то здесь и знает, что произошло. Мне сдается, что она постарается вызвать помощь.
— В таком случае идите и разыщите ее, — резко бросила Кэтрин.
Нойманн кивнул.
— Отведите Мэри в дом. Свяжите ее, заткните ей рот. У меня есть соображения насчет того, куда могла деться Дженни.
Нойманн вышел из сарая и рысцой добежал под дождем до фургона. Он включил мотор, выехал задним ходом с подъездной дорожки и поехал дальше к берегу.
* * *
Кэтрин закончила привязывать Мэри к деревянному креслу в кухне. Она разорвала пополам посудное полотенце, сложила его половину в тугой комок, засунула его в рот Мэри и туго обвязала вокруг головы другую половину. Конечно, лучше было бы ее убить, и, будь Кэтрин одна, она так и сделала бы — нет ничего хуже, чем оставлять следы для полиции. Но Нойманн, как определенно она почувствовала, испытывал к этой женщине странную симпатию. Кроме того, можно было надеяться, что ее найдут не раньше, чем через несколько часов, а то и день-другой. Дом стоял на отшибе, почти в миле от деревни; когда еще люди заметят отсутствие Колвилла и его девчонки, потом Шона и Мэри, и лишь после этого кто-то может отправиться посмотреть, что здесь происходит. Но инстинкт самосохранения настойчиво возражал против такой мягкости, подсказывал, что лучше всего убить ее и этим избавиться сразу от множества проблем. Нойманн так ничего и не узнает. Она просто солжет ему, скажет, что Мэри жива и невредима, а возможности проверить у него не будет.
Кэтрин еще раз проверила узлы, а потом вынула «маузер» из кармана пальто. Взяв пистолет в руку, она положила палец на спусковой крючок и приставила дуло к виску Мэри. Та сидела совершенно неподвижно, но смотрела на Кэтрин с откровенным вызовом.
— Не забывайте, что Дженни поедет с нами, — холодно произнесла Кэтрин. — Если вы сообщите в полицию, нам это станет известно. И тогда мы убьем ее. Вы понимаете, что я говорю, Мэри?
Мэри коротко кивнула. Кэтрин перехватила «маузер» за ствол, подняла руку и ударила рукоятью Мэри по темени. Женщина обвисла на веревках, потеряв сознание; на волосах сразу выступила кровь, потекла на глаза. Кэтрин стояла перед камином, в котором медленно гасли уголья, дожидаясь Нойманна с девчонкой, дожидаясь возвращения домой.
Глава 54
Лондон
Примерно в это же время такси затормозило перед приземистым, обвитым густым плющом зданием проходной под аркой Адмиралтейства. Дверь открылась, и под проливной дождь вылез, тяжело опираясь на трость, чрезвычайно неловкий и некрасивый приземистый человек. С первого взгляда было видно, что он калека. Зонтика у него при себе не было: оставалось пройти всего несколько ярдов до входа, перед которым стоял часовой из Королевской морской пехоты. Часовой энергично отдал ему честь, но калека не сделал ответного жеста, поскольку для этого пришлось бы переложить палку из правой руки в левую, что представляло для него серьезную трудность. Кроме того, даже через пять лет после того, как он получил офицерское звание и был зачислен в одну из тыловых служб Королевского флота, Артур Брэйтуэйт все еще не освоился с обычаями и традициями военной жизни.
Вообще-то до заступления на дежурство у Брэйтуэйта оставался еще целый час. Но по своей давней привычке он прибыл в Цитадель на час раньше, чтобы иметь время для спокойной подготовки к дежурству. Брэйтуэйт, страдая сильнейшей хромотой с детства, хорошо усвоил, что ему требуется больше времени на подготовку, чем большинству окружавших его здоровых людей. Таков был его неукоснительный обычай, который так же неукоснительно приносил свои плоды.
Для того чтобы попасть в Отдел контроля за передвижением подводных лодок противника, нужно было преодолеть целый лабиринт коридоров и узких изгибающихся в разные стороны лестниц — непростая задача для человека с так сильно изувеченной ногой. Он миновал Главный отдел торгового судоходства и через дверь, перед которой тоже стоял человек, попал в Отдел подлодок.
Его сразу же, как это бывало каждую ночь, захватила энергичная жизнь этого места. Лишенные окон стены цвета топленых сливок были сплошь увешаны картами, таблицами и фотографиями немецких подводных лодок и их команд. За столами, расставленными вдоль стен просторного помещения, работало несколько дюжин офицеров и машинисток. В центре помещался объемный макет-карта Северной Атлантики от Балтийского моря до Кейп-Кода, где цветными булавками было отмечено местоположение каждого военного корабля, грузового судна и субмарины.
С одной из стен на вошедшего негодующе взглянула большая фотография адмирала Карла Деница, главнокомандующего военно-морским флотом Германии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83