— Но почему она выбрала меня?
— Позвольте мне поставить вопрос по-другому, комман-дер Джордан. Она выбрала вас или вы выбрали ее?
— О чем вы говорите?
— Но ведь это же так просто. Я хочу знать, почему вы решили выдать наши военные тайны немцам.
— Ничего подобного!
— Я хочу знать, почему вы предали нас.
— Я никого не предавал!
— Я хочу знать, почему вы стали агентом немецкой разведки.
— Это просто смешно!
— Неужели? А что, по-вашему, мы должны думать? Вы находитесь в постоянном контакте с самым опасным резидентом немецкой разведки в Великобритании. Вы приносите домой портфель, битком набитый сверхсекретными материалами. Зачем вы это сделали? Почему вы не могли просто рассказать ей об операции «Шелковица»? Видимо, она попросила вас принести документы домой, чтобы она смогла сфотографировать их, да?
— Нет! Я хочу...
— Вы сами вызвались принести их домой?
— Нет!
— Ладно, в таком случае, зачем вам надо было мотаться ночью по Лондону с этими материалами в портфеле?
— Потому что я должен был рано утром уехать на осмотр строительных участков на юге. Это могут подтвердить человек двадцать. Служба безопасности осмотрела мой дом и сейф, стоящий в моем кабинете, и разрешила мне при некоторых обстоятельствах брать секретные документы домой, при условии, что я буду держать их запертыми в сейфе.
— Так-так... Теперь ясно, что это было серьезнейшей ошибкой с их стороны. Потому что я думаю, что вы принесли эти документы домой и передали их Кэтрин Блэйк.
— Это не так.
— Я только не пришел еще к выводу, являетесь ли вы немецким агентом или вас втянули в шпионаж.
— Да что вы несете! Я по горло сыт вашей чушью!
— Я хочу знать, вы совершили предательство из сексуальных побуждений?
— Нет!
— Я хочу знать, вы совершили предательство ради денег?
— Я не нуждаюсь в деньгах.
— Вы действуете по сговору с женщиной, известной вам как Кэтрин Блэйк?
— Нет!
— Вы сознательно или по собственному желанию поставляли военные тайны вооруженных сил союзников женщине, известной вам как Кэтрин Блэйк?
— Нет!
— Вы работаете непосредственно на немецкую военную разведку?
— Дурацкий вопрос.
— Отвечайте!
— Нет! Черт возьми, нет!
— Вы состоите в сексуальных отношениях с женщиной, известной вам как Кэтрин Блэйк?
— Это мое личное дело.
— Теперь уже нет, коммандер. Я повторяю свой вопрос. Вы состоите в сексуальных отношениях с Кэтрин Блэйк?
— Да.
— Вы любите Кэтрин Блэйк? Коммандер, вы слышали вопрос? Коммандер? Коммандер Джордан, вы любите Кэтрин Блэйк?
— Пару часов назад я любил женщину, о которой я думал как о Кэтрин Блэйк. Я не знал, что она немецкий агент, и совершенно не собирался выдавать ей военные тайны союзников. Вы должны мне поверить.
— Я в этом вовсе не уверен, коммандер Джордан. Но давайте продолжим. Вы завербовались во флот в октябре прошлого года?
— Совершенно верно.
— Почему не раньше?
— Моя жена умерла. Я не хотел оставлять сына одного.
— Почему вы изменили свое мнение?
— Потому что меня попросили завербоваться во флот.
— Расскажите мне, как это произошло.
— В мой офис в Манхэттене пришли два человека. Было сразу понятно, что они уже проверили мое прошлое, как с личной, так и с профессиональной точки зрения. Они сказали, что мои услуги требуются для проекта, связанного со вторжением в Европу. Они не говорили мне, что именно представляет из себя этот проект. Они предложили мне выехать в Вашингтон, и после этого я их больше не видел.
— Назовите имена этих людей.
— Один представился Лимэнном. Имя второго я не могу вспомнить.
— Они оба были американцами?
— Лимэнн был американцем. А второй англичанином.
— Но вы не помните его имени?
— Нет.
— Как он выглядел?
— Высокий и худой.
— Что ж, под эти приметы подходит добрая половина мужского населения страны. Что случилось, когда вы прибыли в Вашингтон?
— После того как я прошел проверку благонадежности, меня проинформировали об операции «Шелковица» и показали ее планы.
— Зачем вы им понадобились?
— Им был нужен человек, имеющий опыт руководства крупными строительствами. Моя компания выстроила некоторые из самых больших мостов на Востоке.
— И каковы были ваши первоначальные впечатления?
— Я решил, что сама по себе «Шелковица» вполне осуществима технически, но сроки показались мне чрезмерно оптимистическими. Я сразу понял, что будут задержки.
— К какому заключению вы пришли после сегодняшней инспекции?
— То, что проект опасно отстает от графика. Шансы на своевременное завершение «Феникса» не более, чем один к трем.
— Вы поделились этим соображением с Кэтрин Блэйк?
— Прошу вас, давайте не будем начинать это снова.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Нет, я не делился своими выводами с Кэтрин Блэйк.
— Вы виделись с нею перед тем, как мы задержали вас на Гросвенор-сквер?
— Нет. Я приехал в ГШСЭС прямо со строительных участков.
Вайкери порылся в портфеле и выложил на стол две фотографии: Роберта Поупа и Дикки Доббса.
— Вы когда-нибудь видели этих людей?
— Они кажутся мне смутно знакомыми, но я не могу сказать, где их видел.
Вайкери открыл досье Джордана и шумно перелистал несколько страниц.
— Расскажите мне о доме, в котором вы живете.
— Мой тесть купил его перед войной. Он проводил много времени в Лондоне, и по делам, и на отдыхе, и решил, что нужно обзавестись здесь постоянным удобным жильем.
— Кто-нибудь еще использует этот дом?
— Мы с Маргарет жили здесь, когда приезжали в Европу на отдых.
— Банк вашего тестя имел инвестиции в Германии?
— Да, и много. Но большинство из них он ликвидировал перед войной.
— Он лично контролировал ликвидацию?
— По большей части этим занимался Уолкер Хардиджен. Он второй человек в банке. Он также свободно владеет немецким языком и отлично знает Германию, как снаружи, так и изнутри.
— Он ездил в Германию перед войной?
— Да, несколько раз.
— Вы когда-нибудь сопровождали его?
— Нет. Я не имел никакого отношения к делам моего тестя.
— Уолкер Хардиджен пользовался домом в Лондоне?
— Возможно. Я не знаю точно.
— Насколько хорошо вы знаете Уолкера Хардиджена?
— Я знаю его очень хорошо.
— Отсюда следует, что вы с ним хорошие друзья?
— Нет, не совсем так.
— Вы знаете его хорошо, но вы не друзья?
— Правильно.
— Вы враги?
— Враги слишком сильное слово. Мы просто не слишком ладим между собой.
— Почему?
— Он ухаживал за моей женой до нашего с нею знакомства. Я думаю, что он всегда любил ее. На вечеринке, которую я устроил перед отъездом в Европу, он немного перепил и обвинил меня в том, что я убил свою жену, чтобы заняться бизнесом.
— Я думаю, что человека, который говорил бы обо мне что-то подобное, правильнее всего будет назвать моим врагом.
— Тогда мне очень хотелось вынуть из него душу.
— Вы вините себя в смерти вашей жены?
— Да, постоянно. Если бы я не попросил ее приехать в город на тот проклятый деловой обед, она осталась бы жива.
— Насколько много Уолкер Хардиджен знает о вашей работе?
— Ничего.
— Он знает, что вы одаренный инженер?
— Да.
— Он знает, что вас отправили в Лондон для участия в секретном проекте?
— Вероятно, он вполне мог догадаться об этом.
— Вы когда-нибудь упоминали об операции «Шелковица» в своих письмах домой?
— Ни разу. Они все проходили через цензуру.
— Вы когда-нибудь говорили кому-нибудь из членов вашей семьи об операции «Шелковица»?
— Нет.
— Кому-нибудь из ваших друзей?
— Нет.
— Этот... Шеперд Рэмси. Ему вы говорили?
— Нет.
— А он когда-нибудь спрашивал вас об этом?
— Все время. В виде шутки, конечно.
— Вы намеревались снова увидеться с Кэтрин Блэйк?
— Я совершенно не собираюсь видеться с ней. И никогда не захочу увидеть ее еще раз.
— Знаете, коммандер Джордан, не исключено, что вам придется пойти против своего желания.
— О чем вы говорите?
— Всему свое время. Уже поздно. Я думаю, что всем нам было бы неплохо немного поспать. Мы продолжим утром.
* * *
Вайкери поднялся и подошел к Бутби.
— Мне кажется, что нам стоит поговорить, — сказал он, наклонившись.
— Да, — согласился Бутби. — Давайте перейдем в соседнюю комнату. — Он распрямил свое длинное тело — очевидно, у него от долгого сидения затекли суставы, — и взял Вайкери под локоть. — Вы просто замечательно поработали с ним, — сказал он. — Мой бог, Альфред, когда вы умудрились стать таким негодяем?
Бутби распахнул дверь и, протянув руку, приобнял Вайкери за талию, чтобы пропустить его вперед. Вайкери шагнул мимо своего начальника и оказался в комнате.
Он не мог поверить своим глазам.
— Привет, Альфред, — сказал Уинстон Черчилль. — Очень рад снова увидеться с вами. Жаль только, что обстоятельства не самые располагающие. Позвольте мне представить вас моему другу. Профессор Альфред Вайкери. Генерал Эйзенхауэр.
Дуайт Эйзенхауэр поднялся с места и протянул руку.
* * *
Комната в прошлом служила кабинетом хозяина. Здесь были прикрепленные к стенам книжные полки, письменный стол и два кресла с высокими спинками, в которых и расположились Черчилль и Эйзенхауэр. В очаге ярко пылали дрова, но огонь еще не успел ощутимо согреть комнату. Черчилль прикрыл колени шерстяным одеялом. Он жевал погасшую сигару и потягивал бренди. Эйзенхауэр закурил сигарету и отпил черного кофе из чашечки. На столе между ними стоял маленький динамик, через который они слушали допрос Джордана. Вайкери сразу понял это, потому что микрофоны еще не выключили, и он отчетливо слышал скрип по полу отодвигаемых стульев и гул голосов в соседней комнате. Бутби шагнул вперед и повернул выключатель. В это время дверь открылась, и в комнату вошел пятый человек. Вайкери узнал мощную, будто у медведя, фигуру бригадного генерала Томаса Беттса, заместителя начальника разведки ГШСЭС, на которого была возложена обязанность обеспечивать секретность подготовки вторжения.
— Как по-вашему, Альфред, он говорит правду? — спросил Черчилль.
— Я не уверен, — ответил Вайкери. Он подошел к буфету и налил себе чашку кофе. — Мне хочется верить ему, но что-то меня беспокоит, и будь я проклят, если знаю, что именно.
В разговор включился Бутби:
— Ничто в его прошлом не указывает на то, что он может быть немецким агентом или же добровольно предал нас. В конце концов, мы обратились к нему. Он был завербован для участия в «Шелковице», а не напросился сам. Если бы он все это время был агентом, то в самом начале войны начал бы стучаться в двери призывной комиссии и попытался бы занять какое-нибудь важное положение.
— Я согласен с вами, — сказал Эйзенхауэр.
— У него совершенно безупречное прошлое, — продолжал Бутби. — Вы видели его досье. ФБР его проверяло и не нашло ровным счетом ничего. У него столько денег, что, если их станет вдвое больше, он этого даже не заметит. Он никогда не якшался с коммунистами. Он не развратничает с маленькими мальчиками. У нас нет никаких оснований подозревать его в сочувствии немцам. Выражаясь яснее, у нас нет оснований думать, что он шпион или был вовлечен в шпионаж.
— Все правильно, — сказал Вайкери. «Когда, черт возьми, Бутби успел сделаться председателем клуба болельщиков Питера Джордана?» — удивленно подумал он. — А как насчет этого Уолкера Хардиджена? Его-то проверили, прежде чем включить Джордана в команду операции «Шелковица»?
— Целиком и полностью, — отозвался генерал Беттс. — ФБР тревожилось по поводу его контактов с немцами задолго до того, как о «Шелковице» вообще зашла речь, и тем более до того, как Военное министерство решило привлечь Джордана к этой работе. Они изучали Хардиджена под микроскопом, но тоже не ничего не откопали. Хардиджен чист, как первый снег.
— Ну, а лично я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы они изучили его еще раз, — сказал Вайкери. — Проклятье, откуда она могла узнать, что нужно разрабатывать именно Джордана? И каким образом она получала материалы? Я побывал в его доме. Возможно, что она копалась в бумагах без его ведома, но это было бы очень опасно. А как насчет его друга Шеперда Рэмси? Я хотел бы взять его под наблюдение и попросить ФБР как можно тщательнее раскопать всю его подноготную.
— Я уверен, что генерал Эйзенхауэр не сочтет это большой проблемой, — сказал Черчилль. — Ведь правда, генерал?
— Конечно, — отозвался Эйзенхауэр. — Я хочу сказать вам, господа, что вы можете предпринимать любые шаги, которые сочтете необходимыми.
Черчилль громко откашлялся.
— Обсуждаемые вопросы, конечно, очень интересны, но они не приближают нас к решению самой неотложной проблемы, — сказал он. — Из того, что мы узнали, следует, что этот парень, намеренно или по халатности, передал очень существенную часть планов операции «Шелковица» непосредственно в руки немецкой шпионки. И как же нам теперь выпутываться из этого положения? Что скажете, Бэзил?
Бутби повернулся к генералу Беттсу:
— Много ли немцы могут узнать о «Шелковице» из этого документа?
— Трудно сказать, — ответил Беттс. — Документ, находившийся в портфеле Джордана, не даст им полной картины, но все же представляет собой весьма существенную ее часть. Операция «Шелковица» имеет много компонентов, о чем, я уверен, вам известно. Они получили информацию об одном только «Фениксе». Если этот документ попадет в Берлин, их аналитики и инженеры получат возможность изучить его глубочайшим образом. Если им удастся определить цель «Феникса», для них будет нетрудно докопаться и до тайны проекта искусственной гавани. — Беттс помолчал, его лицо сделалось совсем мрачным. — И, господа, если они поймут, что мы строим искусственную гавань, то нельзя исключить и следующего их шага — вывода о том, что мы будем атаковать не в Кале, а в Нормандии.
— Мне кажется, что нам следует определенно предположить такую возможность, — вмешался Вайкери, — и действовать соответственно.
— Я предлагаю использовать Джордана для того, чтобы выманить Кэтрин Блэйк, так сказать, на открытое место, — сказал Бутби. — Мы арестуем ее, просветим насквозь и перевербуем. А потом с ее помощью погоним на немцев дымовую завесу, которая поможет нам убедить их в том, что «Шелковица» — это вовсе не искусственная гавань, предназначенная для высадки в Нормандии, а нечто совсем другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83