Он не был прирожденным лжецом, но сумел хорошо овладеть этим искусством. Гертруда до сих пор считала, что он служит личным юридическим консультантом Канариса. Она понятия не имела, что ее муж руководит самой засекреченной сетью шпионов абвера, внедренных в Великобританию. Как обычно, он солгал ей и о том, что он должен был делать сегодня. Труда думала, что он приехал в Баварию по какому-то из обычных поручений Канариса, и никак не могла даже представить себе, что ему предстояло подняться на гору Келштайн, чтобы лично доложить фюреру о том, как враг планирует вторгнуться во Францию. Фогель боялся, что она захочет расстаться с ним, если узнает правду. Он слишком много лгал ей, слишком долго продолжался этот обман. Она никогда не станет доверять ему снова. Он часто думал, что будет легче рассказать ей об Анне, чем признаться в том, что он был одним из организаторов шпионажа против врагов Гитлера.
Канарис, между тем, кормил бисквитами своих собак. Фогель поглядел на него, затем отвел взгляд. Неужели это и в самом деле возможно? Неужели человек, который оторвал его от ставших бесполезными занятий юриспруденцией и сделал одним из самых умелых шпионов абвера, — предатель? Да, Канарис никогда не делал даже попыток скрыть свое презрение к нацистам — чего стоили его неоднократные отказы вступить в партию и непрерывные саркастические замечания о Гитлере... Но что, если презрение действительно перешло на следующую ступень и превратилось в предательство? Если Канарис действительно был предателем, то последствия для сетей абвера, развернутых в Великобритании, должны были оказаться самыми плачевными: Канарис имел возможность предать всех. «Если Канарис действительно предатель, — размышлял Фогель, — то почему же такая значительная часть сетей абвера в Англии продолжает функционировать?» Это была полная бессмыслица. Если бы Канарис сдал свои сети, то британцы смогли бы выловить всех за одну ночь. Тот простой факт, что значительная часть немецких агентов, направленных в Англию, все еще оставалась на свободе и продолжала работу, мог послужить убедительным доказательством благонадежности Канариса.
Теоретически собственная сеть Фогеля обладала определенным иммунитетом от предательства. Согласно имевшейся между ними договоренности, Канарис получал лишь самую общую и достаточно неопределенную информацию о системе V. Агенты Фогеля не имели контактов с другими агентами. Они пользовались собственным шифром для радиопередач, имели особые процедуры свидания и отдельные линии финансирования. К тому же Фогель сохранил независимость от Гамбурга — центра контроля за работой английских сетей. Он хорошо помнил, каких идиотов сам Канарис и многие из его оперативных работников засылали в Англию, особенно летом 1940 года, когда казалось, что вторжение в Великобританию начнется если не завтра, то послезавтра и Канарис решил плюнуть на все предосторожности. Эти агенты отправлялись туда практически необученными и без денег. Фогель знал, что некоторым из них выдавались сущие гроши — двести фунтов на все про все, — потому что абвер и Генеральный штаб не сомневались, что разгромить Великобританию будет так же легко, как Польшу и Францию. В большинстве своем те агенты были действительно ненормальными, вроде этого ничтожества Карла Бекера — извращенца, обжоры и пьяницы, включившегося в шпионские игры только ради денег и любви к приключениям. Фогель не раз задумывался над тем, как такому человеку удалось не попасть в лапы английской контрразведки. Фогель не любил авантюристов. Он не доверял ни одному из тех, кто высказывал желание оправиться в тыл врага, чтобы заняться там шпионажем: такое желание могло возникнуть только у дурака. А из дураков получаются плохие агенты. Фогель соглашался работать только с теми людьми, которые обладают складом характера и умственными способностями, позволяющими им быть хорошими шпионами. Все остальные составляющие — мотивацию, профессиональную подготовку, готовность и умение при необходимости прибегнуть к насилию — он мог им обеспечить.
По мере того как машина поднималась все выше по извилистой Келштайнштрассе, становилось все холоднее и холоднее. Мотор автомобиля надсадно взревывал, шины то и дело проскальзывали на обледеневшей дороге. Вскоре «Мерседес» остановился перед огромными бронзовыми воротами, преграждавшими въезд в искусственную пещеру, вырытую в основании горы Келштайн. Группа охранников в форме СС быстро проверила документы, потом старший нажал кнопку, и ворота открылись. Автомобиль въехал в длинный туннель. Полированный мрамор, которым были облицованы стены, ярко сверкал в свете ламп декоративных бронзовых фонарей.
Прибывших поджидал знаменитый личный лифт Гитлера. Он больше походил на маленький гостиничный номер с шикарным ковром, глубокими кожаными креслами и столиком с несколькими телефонами. Фогель и Канарис подошли к нему первыми. Канарис сел и поспешно закурил сигарету, чтобы к приходу Гиммлера и Шелленберга кабина заполнилась дымом. Пока лифт возносил гостей фюрера в Оберзальцберг, расположенный на шесть тысяч футов выше Берхтесгадена, все четверо сидели молча, неподвижно глядя перед собой, лишь Гиммлер, плохо переносивший табачный дым, время от времени прикрывал рот затянутой в перчатку рукой и деликатно покашливал.
От быстрого подъема у Фогеля заложило уши. Он украдкой разглядывал своих спутников, троих высших руководителей внешних и внутренних спецслужб Третьего рейха — неудавшегося птицевода, сексуального извращенца и суетливого маленького адмирала, который вполне мог оказаться предателем. И в руках именно этих людей пребывало будущее Германии.
«Да поможет нам Бог», — в который раз подумал Фогель.
* * *
Личный телохранитель Гитлера, одетый в эсэсовскую форму белокурый гигант, являвший собой истинный образец нордической расы сверхчеловеков, проводил их в салон. Фогель, обычно остававшийся безразличным к красотам природы, был на сей раз потрясен великолепием открывшейся панорамы. Внизу были видны шпили соборов раскинувшегося на холмах Зальцбурга, города, в котором родился Моцарт. А рядом с Зальцбургом возвышалась Унтерсберг, гора, в которой, согласно легенде, великий император Фридрих Барбаросса дожидался времени, когда ему нужно будет восстать и вернуть славу Германии. Помещение, в которое они попали, было размерами пятьдесят на шестьдесят футов. К тому моменту, когда Фогель добрался до меблированной части комнаты, размещавшейся рядом с горящим камином, у него уже кружилась голова от высоты. Он пристроился на краешке кушетки и обвел взглядом стены.
Они были сплошь увешаны огромными живописными полотнами и гобеленами. Фогель смотрел на собрание фюрера и восхищался. Он был уверен, что картина с изображением нагой женщины принадлежала кисти Тициана, пейзаж был написан Спицвегом, а древнеримские руины — Паннини. Имелся там и большой бюст Вагнера, и высокие массивные часы, увенчанные бронзовым орлом. Слуга бесшумно налил кофе для гостей и чай для Гитлера. В следующее мгновение двери распахнулись, и в комнату своими торопливыми мелкими шажками вошел, почти вбежал Адольф Гитлер. Канарис, как обычно, последним поднялся на ноги. Фюрер жестом разрешил всем сесть, а сам остался стоять, чтобы иметь возможность по своему обыкновению расхаживать по комнате.
— Капитан Фогель, — без предисловий начал Гитлер, — насколько я понимаю, ваш агент в Лондоне предпринял еще одно удачное действие.
— Мы верим, что это так, мой фюрер.
— В таком случае, прошу вас раскрыть нам эту тайну. Под пристальным взглядом охранника из СС Фогель открыл портфель.
— Наш агент раздобыл еще один замечательный документ. Он дает нам некоторые дополнительные сведения о природе операции «Шелковица». — Фогель замялся на секунду. — Теперь мы можем с намного большей уверенностью предсказать, какую роль операция «Шелковица» должна будет сыграть во время вторжения.
Гитлер кивнул:
— Прошу вас, продолжайте, капитан Фогель.
— Основываясь на вновь полученных данных, мы полагаем, что операция «Шелковица» — это обеспечение дополнительного зенитного прикрытия. Оно будет развернуто вдоль французского побережья для того, чтобы максимально усилить защиту от атак Люфтваффе в первые, самые опасные для противника часы вторжения. — Фогель снова запустил руку в портфель. — Опираясь на эскизы чертежей, имевшиеся во вражеских документах, наши аналитики набросали возможную схему этого сооружения. — Фогель выложил чертеж на стол. Шелленберг и Гиммлер с видимым интересом уставились на лист бумаги.
Гитлер отошел к окну и стоял там, глядя на горы. Он считал, что здесь, в Бергхофе, где он был возвышен над миром, ему лучше всего думается.
— И где же, по вашему мнению, враг намерен разместить эти свои зенитные комплексы, капитан Фогель?
— В планах, добытых нашим агентом, определенных указаний на это не имеется, — ответил Фогель. — Но, исходя из прочих сведений, собранных абвером, было бы логично предположить, что «Шелковица» предназначена для Кале.
— А как же ваша прежняя теория об искусственной гавани в Нормандии?
— Она была, — Фогель снова замялся, подбирая верное слово, — предварительной, моей фюрер. Я поторопился с выводами. Вынес приговор, не располагая полным комплектом доказательств. Я юрист по образованию, мой фюрер, и надеюсь, что вы простите мою метафору.
— Нет, капитан Фогель, я уверен, что вы были правы именно в первый раз. Я уверен, что «Шелковица» — это искусственная гавань. И я уверен, что она предназначена для Нормандии. — Гитлер отвернулся от окна и посмотрел на свою внимательную аудиторию. — Это как раз в духе Черчилля, этого безумца! Грандиозное и столь же грандиозно глупое изобретение, которое выдает его намерения, потому что однозначно говорит нам, где он и его американские друзья собираются нанести удар. Этот человек мнит себя великим мыслителем, великим стратегом! Но, когда доходит до военных вопросов, становится ясно, что он просто дурак! Это подтвердят хотя бы души тех юношей, которых он отправил на убой в Дарданеллы. Нет, капитан Фогель, в первый раз вы нисколько не ошиблись. Это искусственная гавань, и она предназначена для Нормандии. Я знаю это, — Гитлер кулаком стукнул себя в грудь, — здесь.
Вальтер Шелленберг осторожно кашлянул.
— Мой фюрер, у нас имеются дополнительные свидетельства, которые могут служить подтверждением данных, полученных капитаном Фогелем.
— Так давайте послушаем их, герр бригадефюрер.
— Два дня назад в Лиссабоне я допрашивал одного из наших агентов в Англии.
«О, господи, опять эти штуки!» — воскликнул про себя Фогель.
Шелленберг извлек из портфеля документ.
— Это текст меморандума, написанного оперативным сотрудником МИ-5, офицером по имени Альфред Вайкери. Кто-то с инициалами «ББ» завизировал его и направил Черчиллю и Эйзенхауэру. В этом документе Вайкери предупреждает о появлении новой угрозы безопасности страны и предлагает принять дополнительные предосторожности, пока положение не прояснится. Вайкери также предупреждает, что все офицеры союзников должны быть особенно осторожны в отношениях с женщинами. Ваш агент в Лондоне случайно не женщина, капитан Фогель?
— Могу я взглянуть на этот документ? — спросил Фогель вместо ответа.
Шелленберг протянул ему бумагу.
— Альфред Вайкери, — задумчиво сказал Гитлер. — Почему это имя кажется мне знакомым?
— Вайкери личный друг Черчилля, — пояснил Канарис. — Он входил в группу советников, собранную Черчиллем в тридцатых годах. Черчилль направил его в МИ-5, когда в мае 1940 года стал премьер-министром.
— Да, теперь я вспомнил. Это ведь он в тридцатых годах написал целую серию омерзительных статей, направленных против национал-социализма?
«И все, что он тогда писал, оказалось верным до последней запятой», — подумал Канарис.
— Да, тот самый, — произнес он вслух.
— А кто такой ББ?
— Бэзил Бутби. Он возглавляет один из отделов МИ-5.
Гитлер снова зашагал по просторному помещению, но на сей раз намного медленнее. Спокойствие безмолвных Альп всегда оказывало на него умиротворяющее воздействие.
— Что ж, Фогель, Шелленберг и Канарис убеждены. Ну, а я — нет.
* * *
— Интересный поворот событий, вам не кажется, герр рейхсфюрер? — Снегопад прекратился. Гитлер смотрел из своего панорамного окна, как солнце на западе сползало за горизонт; высокогорные сумерки окрашивали пики фиолетовым и розовым цветами. Из всех присутствовавших на совещании остался один Гиммлер. — Сначала капитан Фогель убеждал меня, что операция «Шелковица» — это создание искусственной гавани, а теперь говорит, что зенитный комплекс.
— Очень интересно, мой фюрер. Хотя у меня есть свои теории.
Гитлер отвернулся от окна.
— Так, поделитесь ими со мной.
— Согласно первой теории, он говорит правду. Он получил новую информацию, которой он доверяет, и искренне верит в то, что сказал вам.
— Возможно. Продолжайте.
— Вторая теория основана на том, что те сведения, которые он только что представил вам, полностью сфабрикованы, и Курт Фогель, как и его начальник Вильгельм Канарис, является предателем, преследующим цель погубить фюрера и Германию.
Гитлер скрестил руки на груди и склонил голову в сторону собеседника.
— Но зачем им вводить нас в заблуждение насчет вторжения?
— Если врагу удастся преуспеть во Франции и немецкий народ увидит, что война проиграна, Канарис и другие мерзавцы, сбившиеся в Schwarze Kapelle, выступят против нас и попытаются нас уничтожить. Если заговорщики смогут прийти к власти, они тут же запросят мира, и Германия снова станет такой, какой была после Первой мировой войны — превратится в бессильного кастрата, европейского попрошайку, живущего за счет крошек со столов британцев, французов и американцев. — Гиммлер сделал многозначительную паузу. — И большевиков, мой фюрер.
Глаза Гитлера ярко вспыхнули: сама мысль о том, что немцам, возможно, придется жить, подчиняясь диктату большевиков, казалась ему слишком болезненной для того, чтобы ее можно было допустить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83