Выпустив эту стрелу в своего соратника, Гитлер снова повернулся к Фогелю.
— Но у вас ведь есть и другая теория, капитан Фогель?
— Есть, мой фюрер. Это мнение меньшинства, очень предварительное, и оставляет место для значительного количества интерпретаций.
— Давайте выслушаем и его, — резко бросил Гитлер.
— Один из наших аналитиков считает, что предназначенные для затопления конструкции могут на самом деле являться частями сооружения, наподобие искусственной гавани, которое могло быть построено в Великобритании для того, чтобы отбуксировать его через Канал и смонтировать у побережья Франции в первые же часы вторжения.
Гитлер, явно заинтригованный последним высказыванием, снова принялся расхаживать по кабинету.
— Искусственная гавань? Неужели такое возможно?
Гиммлер деликатно кашлянул.
— Капитан Фогель, а что, если ваш аналитик неверно истолковал информацию, представленную агентом? Искусственная гавань — по мне, это очень неправдоподобно.
— Нет, герр рейхсфюрер, — оборвал его Гитлер, — мне кажется, что капитан Фогель может быть недалек от истины. — Гитлер быстрыми мелкими шагами прошелся по комнате. — Искусственная гавань! Вы только подумайте о самонадеянности и наглости такого проекта! Я вижу в этой затее отчетливые следы этого сумасшедшего Черчилля.
— Мой фюрер, — нерешительно произнес Фогель, — искусственная гавань — лишь одно из предполагаемых предназначений этих конструкций. Я осмелился бы предостеречь вас против чрезмерного доверия этим предварительным результатам.
— Нет, капитан Фогель, вы заинтриговали меня своей теорией. Давайте возьмем ее за основу для следующего этапа нашего обсуждения. Если враг действительно решил заняться таким сложным делом, как постройка искусственной гавани, то куда он может намереваться ее поместить? Фон Рундштедт, прошу высказываться.
Старый фельдмаршал поднялся, подошел к карте и ткнул в нее своим жезлом.
— Если вспомнить неудавшееся вражеское нападение на Дьеп в 1942 году, то можно извлечь некоторые ценные уроки. Основная цель врага состояла в том, чтобы как можно быстрее захватить и открыть крупный порт. Естественно, он потерпел неудачу. Проблема заключается в том, что врагу известно: мы будем до последней возможности отстаивать порты и, если уж придется покинуть их, то приведем их в полную негодность. Я считаю, что попытку врага построить на своей территории, в Великобритании, транспортабельные фрагменты сооружений, использование которых позволит ему быстро возобновить работу порта, следует считать вполне реальной опасностью. Да, я считаю, что это имеет смысл. Если это действительно так — а я особо подчеркиваю, что у капитана Фогеля и его коллег нет твердых доказательств, — то я продолжаю утверждать, что удар будет нанесен в Кале. Вторжение в Кале, безусловно, дает противнику больше стратегических и тактических преимуществ. Это нельзя игнорировать.
Гитлер слушал очень внимательно и, когда Рундштедт закончил выступление, снова взглянул на Фогеля:
— Капитан Фогель, что вы думаете по поводу сказанного фельдмаршалом?
Фогель поднял голову. Рундштедт смотрел на него с совершенно ледяным выражением лица. Он понял, что должен высказываться с предельной осторожностью.
— Аргументы фельдмаршала фон Рундштедта чрезвычайно убедительны. — Фогель сделал паузу, заметив, что фон Рундштедт одобрительно кивнул. — Но не будет ли мне позволено, поскольку идет дискуссия, предложить и иной вариант?
— Прошу вас, — благосклонно разрешил Гитлер.
— Как указал герр фельдмаршал, врагу больше всего нужны портовые сооружения, поскольку для того, чтобы поддерживать и развивать удар десанта, он должен осуществлять поставки в колоссальных объемах. По нашей оценке, врагу на первой неделе операции потребуется ежедневно перебрасывать на континент не менее десяти тысяч различных грузов. Прием таких объемов не составит проблемы для любого из портов на Па-де-Кале: ни для Кате, ни для Булони, ни для Дюнкерка. Но, как справедливо указал фельдмаршал фон Рундштедт, враг знает, что мы уничтожим эти порты перед тем, как покинем их. Ему также известно, что порты будут усиленно обороняться. Лобовая атака на любой из них обойдется ему очень дорого.
Фогель видел, что Гитлер начинает проявлять первые признаки нетерпения, и решил, что тянуть больше нельзя.
— На побережье Нормандии имеется множество мелких рыбацких портов, ни один из которых не обладает возможностями по приему достаточного количества грузов и тяжелого оборудования. Даже Шербур не справится с таким потоком, ведь он был предназначен для обслуживания трансатлантических лайнеров, а не торговых судов.
— Ваш вывод, капитан Фогель, — раздраженным тоном бросил Гитлер.
— Мой фюрер, что, если враг намеревается доставлять свои грузы на открытые берега, а не в порты? Если это на самом деле возможно, то врагу таким образом удастся обойтись без атак на хорошо укрепленные участки. В таком случае он может высадиться на менее защищенные берега Нормандии и попытаться осуществлять снабжение десанта при помощи искусственной гавани.
Глаза Гитлера сверкнули. Теория Фогеля его, несомненно, впечатлила.
Фельдмаршал Эрвин Роммель с сомнением покачал головой:
— Сценарий, предложенный вами, капитан Фогель, явился бы прямым руководством к катастрофе. Даже весной погода на побережье Канала может быть чрезвычайно опасной — дожди, сильный ветер, тяжелая зыбь. Мой штаб изучал этот вопрос. Если верить историческим данным, то противник может надеяться на периоды хорошей погоды не более трех-четырех дней подряд. Если он попытается осуществлять накопление сил на открытом берегу без гавани, защищенной от океана, то окажется полностью зависим от состояния природы. И ни одна подвижная конструкция, как бы изобретательно она ни была выстроена, не сможет выдержать весеннюю бурю на Ла-Манше.
Гитлер с секунду смотрел на фельдмаршала, ожидая продолжения, а потом вновь заговорил:
— Дискуссия получилась очень впечатляющей, господа, но пора остановиться. Очевидно, капитан Фогель, вашему агенту следует больше разузнать об этом проекте. Я надеюсь, агент все еще находится на месте?
— Тут есть проблема, мой фюрер, — ответил Фогель, тщательно подбирая слова. — Агент уверен, что британские силы безопасности могут в любой момент выйти на него и что ему очень опасно оставаться в Англии.
Впервые в разговор включился Вальтер Шелленберг:
— Капитан Фогель, наш собственный источник в Лондоне утверждает совершенно противоположное — что британцы знают о существовании утечки, но не представляют себе, как ее пресечь. На сегодня опасность, угрожающая вашему агенту, является скорее воображаемой.
«Чванливая скотина! — подумал Фогель. — Интересно, что за несравненный источник есть у СД в Лондоне?»
— Агент, о котором мы говорим, очень хорошо подготовлен и грамотен. Я думаю...
— Не хотите же вы сказать, капитан Фогель, что источник бригадефюрера Шелленберга менее достоин доверия, чем ваш? — перебил его Гиммлер.
— Со всем уважением к бригадефюреру, должен признаться, что у меня нет никаких оснований, чтобы дать его источнику какую-либо оценку, герр рейхсфюрер.
— Очень дипломатичный ответ, герр капитан, — сказал Гиммлер. — Но совершенно ясно, что ваш агент должен оставаться на месте, пока мы не узнаем всю правду об этих бетонных коробках. Или вы не согласны со мной?
Фогель оказался в безвыходном положении. Спорить с Гиммлером было бы форменным безумием. С тем же успехом он мог собственной рукой подписать себе смертный приговор. Люди из СС за пару дней подготовили бы доказательства его изменнической деятельности, и его повесили бы на рояльной струне, как это сделали со многими гораздо более заметными людьми. Он думал о Гертруде и детях. Покончив с ним, эти варвары расправились бы и с его семьей. Он доверял инстинктам Анны, но вывозить ее сейчас из Англии было бы равносильно самоубийству. У него не было выбора. Ей предстояло остаться там, где она находится.
— Да. Я согласен с вами, герр рейхсфюрер.
* * *
Гиммлер предложил Фогелю прогуляться по Вольфшанце. Уже спустилась ночь. За пределами участков, освещенных дуговыми прожекторами, стояла кромешная тьма. Повсюду торчали таблички, предупреждавшие, что с дорожек сходить нельзя, так как все кругом заминировано. Ветер свистел в вершинах елей. Фогель слышал лай собак; было трудно сказать, насколько далеко они находились, так как вновь начавшийся снегопад очень сильно приглушал звуки. Мороз к ночи заметно усилился. За время совещания, потребовавшего от Фогеля огромного напряжения, он сильно вспотел, и теперь на морозе ему казалось, что его белье заледенело. Ему ужасно хотелось курить, но он решил не испытывать судьбу, оскорбляя Гиммлера дважды на протяжении одного дня. Голос Гиммлера, когда тот наконец заговорил, оказался почти беззвучным. Фогель задумался, мог ли рейхсфюрер опасаться установленных в лесу подслушивающих устройств.
— Замечательное достижение, капитан Фогель. Вы заслуживаете поощрения.
— Благодарю за высокую оценку, герр рейхсфюрер.
— Ваш агент в Лондоне — женщина.
Фогель промолчал.
— У меня всегда было впечатление, что адмирал Канарис не доверяет агентам-женщинам. Что он считает, будто они слишком подвержены эмоциям для того, чтобы вести тайную работу, а также что им не хватает необходимой объективности.
— Могу заверить вас, герр рейхсфюрер, что агент, о котором идет речь, не обладает ни одним из этих недостатков.
— Должен признаться, что я сам не слишком одобряю практику направления агентов-женщин во вражеский тыл. Руководство разведслужб настаивало на засылке женщин в Париж. Но, боюсь, после ареста женщин ждет точно такая же судьба, как и мужчин. Я решительно утверждаю: то, что женщинам приходится переносить такие страдания, по меньшей мере прискорбно. — Он сделал паузу, выждал, пока пройдет приступ тика, от которого у него подергивалась щека, и глубоко вдохнул холодный воздух. — Ваше достижение еще более замечательно, потому что вам удалось добиться успеха, несмотря на то, что вы подчинялись адмиралу Канарису.
— Я не уверен, что понял вас, герр рейхсфюрер.
— Я хочу сказать, что дни службы адмирала в абвере сочтены. В последнее время мы очень недовольны его работой. Он, в лучшем случае, некомпетентен. А если мои подозрения верны, то он предал фюрера.
— Герр рейхсфюрер, я никогда не...
Гиммлер взмахом руки приказал ему замолчать.
— Я знаю, что вы питаете определенную лояльность к адмиралу Канарису. В конце концов, своей быстрой карьерой в абвере вы обязаны лично ему. Но ни один аргумент, который вы могли бы найти, не изменит моего мнения о Канарисе. И... Вы ведь разумный человек. Спасая тонущих, следует проявлять большую осторожность. Иной утопленник может утащить с собой на дно и своего спасителя.
Фогель был ошарашен. Он не нашелся, что сказать в ответ. Лай собак постепенно удалялся и в конце концов смолк. Усилившийся ветер кидал снег на дорожку, и четкая граница, отделявшая проход от целины под деревьями, исчезала прямо на глазах. Фогель ни с того ни с сего подумал: а интересно, далеко ли заложены мины? Повернув голову, он взглянул на пару эсэсовцев, беззвучно двигавшихся вслед за ними на расстоянии пяти-шести метров.
— Сейчас февраль, — вновь заговорил Гиммлер. — Я могу предсказать с определенной долей уверенности, что адмирал Канарис будет уволен уже скоро, возможно, даже к концу этого месяца. Я намереваюсь объединить все охранные и разведывательные службы Германии, в том числе и абвер, под своим руководством.
«Абвер под управлением Гиммлера? — подумал Фогель. — Это было бы смешно, если бы только он не говорил абсолютно серьезно».
— Мне представляется, что вы очень способный человек, — продолжал Гиммлер. — Я хочу, чтобы вы остались в абвере. Конечно, со значительным продвижением по службе.
— Благодарю вас, герр рейхсфюрер. — Фогелю показалось, что эти слова за него произнес кто-то другой.
Гиммлер остановился.
— Сегодня холодно. Пожалуй, пора возвращаться.
Они прошли мимо охранников, которые стояли на месте, пока их патрон вместе со своим спутником не удалились за пределы слышимости.
— Я рад, что нам удалось достичь согласия по поводу продления срока пребывания агента в Англии. Я думаю, что при нынешнем стечении обстоятельств это самое благоразумное решение. И кроме того, герр Фогель, разумный человек никогда не позволит личным чувствам влиять на принятие деловых решений.
Фогель остановился и взглянул в совершенно пустые глаза Гиммлера.
— Что вы хотите этим сказать?
— Прошу вас, не считайте меня за дурака, — поморщился Гиммлер. — На прошлой неделе бригадефюрер Шелленберг провел некоторое время в Мадриде — по совсем другому делу. Он встретился там с вашим другом — неким Эмилио Ромеро. А сеньор Ромеро рассказал бригадефюреру Шелленбергу все подробности о самом дорогом вашем имуществе.
«Будь он проклят, этот Эмилио, за то, что продал меня Шелленбергу! — выругался про себя Фогель. — Будь проклят Гиммлер за то, что сует свой нос, куда его не просят!»
Охранники из СС, казалось, почувствовали, что в беседе возникла напряженность, потому что бесшумно приблизились на два-три шага.
— Я понимаю, что она очень красива, — сказал Гиммлер. — Вероятно, очень трудно отказаться от такой женщины. Очень соблазнительно было бы доставить ее домой и спрятать в каком-нибудь укромном месте. Но она должна оставаться на своем месте — в Англии. Вам ясно, капитан Фогель?
— Да, герр рейхсфюрер.
— У Шелленберга есть свои недостатки: высокомерие, излишнее пристрастие к роскоши да и это чрезмерное увлечение порнографией. — Гиммлер пожал плечами. — Но он умный и умелый офицер, хорошо знающий, что такое руководить разведкой. Я уверен, что вам понравится работать с ним в более тесном контакте.
Гиммлер резко повернулся и ушел. Фогель остался стоять. Ему внезапно стало настолько холодно, что он задрожал всем телом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83