Так во время войны она стала директором МЭИ.
Бамбула и Тодя были мобилизованы на какие-то особо важные кабельные производства и, получив бронь от призыва в армию, трудились в Москве на казарменном положении. Сынок был призван в армию и отражал наступление немцев на Москву, пользуясь винтовкой образца 1891 года. При его близорукости это его ужасно угнетало, он слал отчаянные письма. Теперь уже не Бамбула и Тодя, а Лев Мачерет и Теодор Орлович обратились к Голубцовой. Они просили выручить выдающегося по способностям выпускника МЭИ Гермогена Поспелова и использовать его инженерные знания для победы.
Голубцова не забыла тех, кого назвала моими хорошими друзьями. Поспелов был откомандирован в авиацию всего за сутки до сражения, в котором была полностью уничтожена его стрелковая часть.
Он закончил войну в звании капитана и должности инженера по спецоборудованию крупного авиационного соединения.
Заслужив много боевых наград, Поспелов поступил в адъюнктуру Военно-воздушной академии имени Жуковского. Он стал преподавателем, доцентом, профессором и даже генералом. Разработал теорию и руководил созданием экспериментальной системы слепой посадки самолетов. В 1964 году он был избран членом-корреспондентом, а в 1984 году - действительным членом Академии наук Советского Союза.
Если бы не инициатива друзей по учебе и вмешательство Голубцовой, сложил бы Сынок свою умную голову на кровавых полях под Москвой и не имела бы наша наука академика Поспелова.
Через несколько дней после описанной выше встречи в НИИ-88 я был принят Голубцовой в новом кабинете директора МЭИ.
Из всех собравшихся там ученых института помню только, что там был Владимир Александрович Котельников, декан радиофакультета. Потом я узнал, что на этом совещании был и доцент Ткачев, один из пионеров разработки инерциальных систем навигации. С ним я познакомился значительно позднее. Его идеи в то время значительно опережали уровень немецкого и нашего задела по автономным системам управления.
Я коротко рассказал о программе работ НИИ-88, принципах и проблемах управления полетом ракет дальнего действия. Особо остановился на необходимости создания новых систем многоканальной телеметрии и надежного радиоконтроля траекторий полета по всей трассе.
В результате этого совещания через короткое время на радиофакультете началась интенсивная разработка систем радиоконтроля траектории и телеизмерений. Эта работа потребовала создания в институте межфакультетского сектора спецработ. У Котельникова вскоре появился молодой энергичный и инициативный помощник - Алексей Федорович Богомолов.
В 1954 году Котельников стал академиком и занял пост директора Института радиотехники и электроники Академии наук. В дальнейшем работы в МЭИ возглавил Богомолов, активная деятельность которого привела к созданию Особого конструкторского бюро (ОКБ МЭИ) - мощной организации, полностью задействованной на создание сложных радиоэлектронных систем для ракетно-космической отрасли. Котельников и Богомолов комплектовали свой коллектив наиболее способными выпускниками МЭИ.
Не связанное никаким прежним заделом и жесткими графиками министров ОКБ МЭИ прославилось многими оригинальными нестандартными разработками. Даже когда их идеи опережали технологические возможности промышленности, они являлись сильнейшим стимулом для разработчиков радиоэлектронных систем ракетно-космической отрасли. Котельников и Богомолов стали непременными членами Совета главных конструкторов.
Академик Котельников, став вице-президентом Академии наук, вице-президентом Международной академии космонавтики, председателем совета «Интеркосмос», навсегда связал свою деятельность с космосом. Мы регулярно встречаемся на торжественных заседаниях по случаю Дня космонавтики и по многим другим поводам. И Владимир Александрович не забывает напоминать: «А ведь, Борис Евсеевич, это вы меня когда-то втравили в эту космонавтику». Этому «когда-то» теперь уже более 45 лет.
После войны Голубцова проявила на посту директора исключительную активность по строительству новых учебных корпусов, опытного завода, расширению лабораторно-исследовательской базы, строительству Дворца культуры, общежитии и жилых домов для профессуры и преподавателей. Во многом благодаря ее энергии, соединенной с близостью к высшей власти страны, в районе Красноказарменной улицы вырос целый городок Московского энергетического института.
По общемировым традициям и историческим канонам должность директора солидного высшего учебного заведения должен занимать ученый по крайней мере в звании профессора. С начала тридцатых годов у нас эти традиции не соблюдались. Многие ученые, занимавшие посты в вузах, оказались оклеветанными или неугодными местному партийному руководству. В этих случаях директорские должности директоров занимали выдвиженцы, не имевшие никаких научных заслуг. Одним из них был Иван Иванович Дудкин, ставший директором МЭИ в 1937 году.
В 1941 году его сменила Голубцова - инженер без каких-либо выдающихся достижений в фундаментальных или прикладных науках. Но в данном случае МЭИ повезло. Бог щедро наделил ее организаторским талантом. Свойственная женщинам чуткость помогла ей с минимумом противоречий соединять усилия всех ученых института. Во всяком случае, солидная профессура МЭИ поддерживала директора во всех ее деяниях.
За 11 лет пребывания Голубцовой у руководства институтом ее настойчивость и повседневная требовательность, тесное взаимодействие вузовских ученых с инженерами промышленности принесли весьма ощутимые практические результаты.
Президент Вавилов скончался 25 января 1951 года. До конца своей деятельности на этом посту он внимательно следил за участием академических ученых в нашей работе.
Участниками почти всех полигонных пусков оказались ученые ФИАНа, будущие академики С.Н. Вернов, А.Е. Чудаков и коллективы молодых, рвущихся в новую науку, ученых, которые послужили впоследствии ядром организации Института космических исследований.
Я позволил себе так подробно остановиться на встрече в 1947 году в НИИ-88 с президентом Академии наук Вавиловым и директором МЭИ Голубцовой, потому что это событие было показательным в стремлении к объединению в единой системной общегосударственной программе фундаментальных исследований Академии, научного потенциала вузов и отраслевой науки с наиболее передовой технологией промышленности. В последующие годы такое единение действительно было достигнуто. Королеву в начале пятидесятых годов удалось добиться относительной самостоятельности, а в 1953 году он был избран в члены-корреспонденты Академии наук. Он особенно заботился об укреплении такого тройственного союза наук и ревностно оберегал его от разрушительных ведомственных тенденций к автономиям.
Глава 5. Проблемы управления О тдел «У»
В структуре НИИ-88, утвержденной Устиновым по представлению Гонора и Победоносцева еще в 1946 году, отдел систем управления («У») в отличие от других научных отделов НИИ-88 возглавлялся заместителем главного инженера. Этим я был обязан Победоносцеву. Он хотел, во-первых, подчеркнуть значение систем управления для ракетной техники, а во-вторых, предоставить мне лично большие должностные возможности и бОльшую независимость. Кроме того, Победоносцев высказался в одной из первых серьезных встреч, что он лично не хочет нести ответственность за слишком большое многообразие работ по системам управления. Эту ответственность он полностью доверяет мне, и не только он, но и Гонор, и министерство. «Что касается Королева, - ворчливо добавил Победоносцев, - то Сергей всегда имеет свое мнение. Он хочет, чтобы отдел „У“ работал целиком на его тематику. Но сейчас это невозможно. Мы обязаны заниматься ЗУРами, помогать Синельщикову и Рашкову».
Забегая вперед, скажу, что после моего ухода с этого «поста» все последующие начальники отдела «У» уже не были заместителями главного инженера.
Я был приятно удивлен еще и тем, что отделу было отведено очень неплохое по тем временам помещение. Отдельный пятиэтажный корпус был пристройкой к старому директорскому корпусу. До моего приезда из Германии здесь уже хозяйничали, и достаточно успешно, отправленный мною из Бляйхероде молодой специалист по рулевым машинам Георгий Степан и назначенный моим заместителем по отделу радиоинженер Дмитрий Сергеев. Я согласился с их проектом планировки.
Пятый этаж - радиолаборатории; четвертый этаж - конструкторское бюро; третий этаж - приборные лаборатории (гироскопическая, стабилизации, астронавигации - это с конца 1947 года); второй этаж - комплексная лаборатория общих схем и испытаний; первый этаж - практически полуподвальный, но самый просторный, - опытный приборный цех. В отдел пришло много молодых способных специалистов с горячим желанием работать, и, что приятно удивляло, не было обнаружено ни одного нытика. Большая заслуга в становлении отдела в первые полтора-два года принадлежит Сергееву. Он был, безусловно, талантливым радиоинженером. Сразу наладил контакт с немецкими радиоспециалистами, и фактически под его руководством велась разработка предложений по системе радиоуправления ракетой, разрабатываемой Греттрупом. Но он наладил еще и контакты с новым НИИ-885 (с Рязанским, Богуславским, Борисенко), где разрабатывались системы радиоуправления, и НИИ-20, где Дегтяренко создавал систему «Бразилионит» вместо немецкой «Мессины». Однако Сергеев сразу понял, что хороший контроль за полетом ракеты с помощью этих систем мы не получим, и создал группы по разработке своей системы контроля скорости и координат летящей ракеты с использованием штатных радиолокаторов.
Лаборатория быстро пополнялась кадрами, в том числе инженерами, демобилизованными из армии. Так в отделе появился радиоинженер Шананин. Его фронтовой опыт помогал быстро устанавливать контакты с товарищами по работе в лаборатории и с множеством смежных фирм. Впоследствии эти способности Шананина были замечены и его сманили на работу в ВПК (Комиссия по военно-промышленным вопросам при Совете Министров СССР), где он долгое время был одним из ведущих и действительно компетентных специалистов.
В марте 1947 года Степану приглянулся недавно демобилизованный радиоинженер Олег Ивановский, который работал по соседству в ЦНИИ связи Минобороны. Увлеченность радиотематикой, организационные таланты и активность Ивановского также не остались незамеченными. Он навсегда вошел в историю как ведущий конструктор по «Востоку», провожавший в космос Юрия Гагарина. Его заслуга еще и в том, что он первый из специалистов, а не журналистов-профессионалов описал эпопею создания «Востока» и пуска Гагарина в своих воспоминаниях «Первые ступени». Цензура запретила выпуск книги под настоящей фамилией автора, и у «Первых ступеней» автором оказался никому не известный Иванов. В дальнейшем Ивановский также работал в аппарате ВПК в Кремле, а затем перешел на завод имени Лавочкина.
Очень серьезным теоретиком в области распространения радиоволн и проектирования антенн оказался бывший командир артиллерийской батареи Михаил Краюшкин. В будущем он блестяще защитит докторскую диссертацию и организует уникальный коллектив ракетно-космических антеннщиков.
Колоритной фигурой среди радистов была Надя Щербакова. Медсестра во время войны, она окончила институт связи и с необычной для женщины энергией накинулась на проблемы контроля траектории полета при полигонных испытаниях. Ее требовательность, исключительная работоспособность и нетерпимость ко всему, с ее точки зрения, тормозящему нашу технику, приводили зачастую к конфликтам, которые приходилось решать не всегда в ее пользу, ибо она редко шла на компромиссы. Надежда Павловна Щербакова пользовалась большим авторитетом среди ракетных специалистов и впоследствии возглавляла радиоотдел в ЦНИИМаше, образованном на базе НИИ-88.
Впрочем, не могу пожаловаться, что Щербакова была исключением. В отделе в первый же год начали активно, на равных с мужчинами, работать и другие женщины-инженеры. Считаю нужным упомянуть Веру Фролову - «правую руку» Щербаковой по организации полигонных испытаний, Зою Мельникову - непререкаемого авторитета по датчикам для телеметрических измерений.
Мельникова была как бы «посредником» между измеряемой физической величиной, ее электрическим аналогом и радиосистемой передачи данных. В подчинении у Зои Мельниковой было еще несколько женщин-инженеров - специалистов по датчикам и телеметрическими измерениям. Так как они всегда должны были появляться в «горячих точках» - на производстве, у немцев в Городомле, на полигоне, то над острой на язык Зоей Мельниковой шутили, что ей бы впору командовать женским батальоном смерти, а досталась всего-навсего бригада «синих чулков». Впрочем, эти «синие чулки» были отнюдь не чужды всего человеческого. Они влюблялись, выходили замуж, были счастливы не только во время работы и несчастны тоже не только из-за технических неудач.
Нужно вспомнить и большую роль Александры Меликовой - инженера-электрика. Придя к нам уже с опытом работы инженером по релейной автоматике, она быстро освоила проблемы разработки и испытаний общих электрических схем ракеты и стала на этом поприще просто незаменимым специалистом, особенно когда требовалось отыскать «незаконные», нештатные ситуации в поведении релейной электроавтоматики.
Рулевые машины, их разработка, испытания и серийное освоение оказались делом чисто мужским. На этом поприще не блещет ни одно женское имя.
Степан, вернувшись из Германии, привлек в отдел несколько инженеров, в том числе Овчинникова и Шумарова. Вскоре из Мытищинского танкового КБ перешел волевой и широко образованный инженер Виктор Калашников, который стал руководителем всего этого направления, а в будущем-одним из ведущих специалистов королевской фирмы.
Конструкторское бюро возглавил вначале инженер-оптик Кабалкин, но вскоре его заменил Семен Чижиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70