«Приготовьтесь лететь за океан». Увы! До самой кончины Королева ни он и никто из его ближайших сотрудников «за океаном» так и не побывали.
Осенью 1947 года многие вернувшиеся из Германии специалисты, в их числе были Королев, Победоносцев, Космодемьянский, Рязанский и я, начали читать курсы лекций на Высших инженерных курсах, организованных при Московском высшем техническом училище имени Баумана. Там была собрана вся «элита» совсем еще молодой ракетной промышленности для переподготовки военных и гражданских инженеров. Мы должны были передать опыт и знания, полученные в Германии. Мне поручили читать курс «Системы управления ракетами дальнего действия». Королев для этих курсов подготовил первый систематизированный труд - «Основы проектирования баллистических ракет дальнего действия». Это было первое в нашей стране действительно инженерное руководство для проектантов.
В этих курсах никак нельзя было обойти историю и немецкие достижения. Своих-то боевых ракет, кроме «катюши», у нас еще не было. Первая «почти отечественная» ракета Р-1 должна была полететь только через год - осенью 1948 года.
Несмотря на это, курировавший Высшие инженерные курсы администратор, отводя глаза, попросил «по возможности убрать из лекций упоминания о работах немцев».
Подготавливая цикл лекций, я добросовестно описал систему управления ракеты А-4 и основную историю ее разработки. Одно из издательств по рекомендации Победоносцева приняло эту книгу к открытому изданию, и к середине 1948 года она уже была в наборе.
Неожиданно меня пригласил Победоносцев и сказал, что ему «там наверху» здорово влетело за согласие быть редактором моей книги. Издательство уже получило приказ - набор рассыпать, а все отпечатанные экземпляры рукописи уничтожить.
- Вам в особенности надо быть теперь осмотрительным и осторожным. Если у Вас есть экземпляр, отпечатанный на машинке, то спрячьте, а я доложу, что все уничтожено!
Увы, мне нечего было прятать, я все экземпляры передал в издательство.
Я очень сожалел, что вскоре пришлось расстаться с Победоносцевым. Его перевели на преподавательскую работу в только что созданную промышленную академию для руководящих кадров Министерства вооружения.
Подмосковная железнодорожная станция с поэтическим названием «Подлипки» стала нашим местопребыванием в Советском Союзе. Сюда прибыл наш спецпоезд из Германии. В аэродромных ангарах, примерно на том месте, где сейчас находится Центр управления космическими полетами, разместили собранные нами в Тюрингии ракеты А-4. Во время войны там был один из аэродромов ПВО, где базировалась истребительная авиация, охранявшая Москву. Первые годы мы пользовались этим аэродромом по его прямому назначению. Честно говоря, когда мы впервые в Подлипках увидели будущий ракетный завод, то пришли в ужас. Грязь, оборудование примитивное, да и то разграблено. По сравнению с авиационной промышленностью, откуда мы перешли, это был, так нам казалось, пещерный век. А с условиями Германии даже сравнивать не приходилось - это было несопоставимо. Королев и его окружение начали упорную борьбу за налаживание культуры производства. Надо сказать, что Устинов оказал нам в этом мощную поддержку. Он очень много сделал для становления ракетного производства и прекрасно понимал, что ракетная техника требует новых условий, более высокой культуры и технологии, чем артиллерия, на базе которой мы формировались. Но надо отдать должное и артиллерийской технологии, и производственникам, технологам, которые с энтузиазмом военного времени включились в решение наших проблем.
Нам надо было создавать свою лабораторную базу, позволявшую отлаживать и испытывать привезенные ракеты. По опыту немцев мы знали, что даже если ракета испытана где-то, а потом перевезена в другое место, то при следующих испытаниях она может и не полететь. Немецкие ракеты отказывали в большом количестве прямо на старте, если не были до конца тщательно испытаны и проверены. Поэтому мы обратили особое внимание на отладку испытаний ракет. В частности, у меня в отделе был создан соответствующий стенд, где мы отлаживали всю автоматику испытаний, а вместо «живой» ракеты был набор бортовой аппаратуры с соответствующими светопланами и с имитацией того, что должно происходить при пуске на активном участке траектории.
В Германии силами института «Нордхаузен» и затем в НИИ-88 в Подлипках были подготовлены две серии ракет по десять штук каждая. Серия «Н» была собрана нами в Германии на заводе «Клейнбодунген» и там же прошла горизонтальные испытания по технологии, принятой ранее на «Миттельверке». Серия «Т» была собрана в
Подлипках на опытном заводе НИИ-88 из агрегатов и деталей, подготовленных нами в Германии.
Двигатели для серии «Т» в 1946 году прошли огневые испытания в Леестене, но были проверены еще раз. Спаривание двигателей с турбонасосными агрегатами и парогазогенераторами требовало испытаний и паспортизации для точного определения параметров. Все это было проделано ОКБ-456 в Химках, которое возглавлял В.П. Глушко.
Аппаратура системы управления для обеих серий ракет до отправки их на полигон проходила перепроверку в НИИ-885. Этой работой руководили М.С. Рязанский и Н.А. Пилюгин.
Сложная задача решалась в МНИИ-1 Министерства судостроительной промышленности. Здесь под руководством В.И. Кузнецова и З.М. Цециора подвергались почти полной переборке гироскопические приборы «Горизонт», «Вертикант» и «Интегратор». Обычные подшипники, которыми их укомплектовывали на заводе «Цейс» в Иене, заменялись прецизионными, дополнительно балансировались роторы для уменьшения вибраций и регулировались командные потенциометры, эти, пожалуй, самые нежные элементы командных гироскопических приборов.
Много хлопот доставляло все наземное устройство.
Аппаратура «Виктория» предназначалась для коррекции полета по боку. В Германии нам не удалось ее укомплектовать в штатном виде. Поэтому в НИИ-885 под руководством М.И. Борисенко были проведены не только восстановительные работы, но и частичная разработка и изготовление недостающих узлов и антенн наземной станции управления и тщательная совместная ее отработка с бортовым приемником. Для этого были даже проведены специальные самолетные испытания на ГЦП еще до нашего прибытия туда.
Под руководством В.П. Бармина и его заместителя В.А. Рудницкого на заводе «Компрессор» ремонтировалось и проверялось все наземное пусковое и заправочное оборудование.
Наземное электрооборудование комплектовалось, перепроверялось и отправлялось на полигон заводом «Прожектор». Здесь руководил A.M. Гольцман.
В сентябре 1947 года на своем спецпоезде мы отправились в Капустин Яр, где Министерство обороны для испытаний ракетной техники создавало Государственный центральный полигон. Ехали мы с комфортом в двухместных купе. Я на верхней полке, на нижней - Кузнецов. Только Королев как технический руководитель Государственной комиссии имел купе «люкс» с небольшим залом заседаний. В отдельном купе ехал директор НИИ-88 Гонор.
В выборе места для полигона мы не участвовали - это делали сами военные. Капустин Яр - старинный городок в низовьях Волги, в пойме, которая обычно не заливается водой. Это междуречье Волги и Ахтубы. А дальше по направлению стрельбы незаселенные заволжские степи. Начальником полигона был назначен генерал Василий Иванович Вознюк.
Строительство на полигоне производилось военными строителями, которые приобрели немалый опыт на сверхсрочных стройках во время войны. Началось оно буквально на пустом месте. Офицеры кое-как разместились в небольшом городке в глинобитных хатах. Солдаты жили в палатках и землянках. Задача ввода в строй всех сооружений полигона по напряжению могла быть приравнена к военной операции.
Но в сентябре 1947 года, несмотря на всю энергию генерала Вознюка, полигон еще не был готов к испытаниям.
Первое, что мы должны были сделать, - поставить на стенд одну из ракет и провести комплексные огневые испытания. Второе - оборудовать стартовую площадку и монтажно-испытательный корпус. Мы должны были иметь бетонированную площадку, на которой устанавливался стартовый стол, и монтажно-испытательный корпус, где проходили бы испытания ракет в горизонтальном положении. Этот корпус назвали технической позицией. Необходимо было иметь несколько кинотеодолитных станций, которые должны были вести съемку пуска и полета ракеты. Полигон должен был располагать довольно большой метеорологической службой, потому что пуски надо было проводить в хорошую погоду, чтобы вести наблюдения и съемку. Для работы всех служб полигона в единой системе отсчета времени надо было организовать единую службу времени.
Для начала силы бросили на достройку стенда. Это был большой трехуровневый стенд, в конструкции которого использовался опыт Пенемюнде и Леестена. Ракета в стенде закреплялась в кардановом кольце, вывезенном из Пенемюнде. Наша задача была оборудовать его всем необходимым, поставить все пусковое, заправочное хозяйство. Огневой стенд был совсем недалеко от нашего спецпоезда. Рядом был и аэродром, где самолеты садились на грунтовую полосу. А вот стартовая площадка располагалась далековато, примерно в 5 км. Здесь начали строить и командный бункер.
Под монтажно-испытательный корпус выстроили большой деревянный барак, холодный, продуваемый. Мы начали в нем горизонтальные испытания ракеты перед вывозом ее на огневой стенд, который достраивался с помощью круглосуточного аврала военных строителей.
Наконец, вывезли ракету на огневой стенд. Но нам никак не удавалось запустить двигатель. «Зажигалки» - специальные электрические устройства, которые воспламеняют горючее, вышибало, и двигатель не запускался. Недостатки были в основном в системе пускового электрооборудования. То одно реле у нас отказывало, то другое…
Все эти случаи яростно обсуждались в «банкобусе», на заседаниях Государственной комиссии. Термин этот появился от сочетания двух слов - банк (в смысле коллективного обсуждения) и автобус. Заседали мы в разрушенном корпусе автобуса, который подтащили поближе к стенду, чтобы мы могли как-то укрыться от дождя и ветра.
Председателем первой Государственной комиссии по пускам ракет был назначен маршал артиллерии Яковлев, его заместителем - Устинов, членами комиссии - министры, заместители министров и генералы, а также заместитель Берии И.А. Серов. И все мы были, как говорится, «под колпаком». Отчитываться надо было за каждое движение.
Кажется, на третьи сутки наших страданий (а мы несколько ночей не спали в попытках запустить двигатель) рассерженный Серов обратился к нам в присутствии всей комиссии:
- Слушайте, чего вы мучаетесь?! Найдем солдата. На длинную палку намотаем паклю, окунем ее в бензин, солдат сунет ее в сопло, и пойдет ваше зажигание!
Идея была «великолепна», и, несмотря на то, что она принадлежала Серову, никто на нее не поддался.
Мы продолжали обсуждать причины отказов. В автобусе теснота, все курят, благо продувает сквозь разбитые стекла.
- Почему на этот раз не прошло зажигание, вы проанализировали? - снова вмешивается Серов.
Королев говорит, что доложить может Пилюгин, у него схема сбросила. Пилюгин объясняет:
- Да, мы нашли причину - у нас не сработало реле, которое стоит в цепи включения зажигания.
- А кто отвечает за это реле?
- Товарищ Гинзбург.
- А покажите мне этого Гинзбурга, - грозно говорит Серов.
Пилюгин опирается на плечо Гинзбурга, вжимает его в скучившуюся толпу и отвечает, что показать его невозможно.
Но надо сказать, что за все время никто из нас не пострадал, хотя «дамоклов меч» расправы висел над каждым.
Наконец из бронемашины, служившей командным пунктом, в которой находились Пилюгин, Смирницкий, Воскресенский и я, ночью запустили двигатель! Торжество было необычайное! Впервые на Государственном центральном полигоне запущен жидкостно-ракетный двигатель. Измученные, усталые вылезли из бронемашины, я вытащил обычную солдатскую флягу, наполненную чистым спиртом, и угостил весь экипаж нашей бронемашины. Таким образом, это был первый тост, который мы подняли за удачный запуск ракеты, пока еще на стенде.
Экипаж бронемашины первого пуска в Капустином Яре. Слева направо А.М.Гинзбург, Б.Е.Черток, Н.А.Пилюгин, Л.А.Воскресенский, Н.Н.Смирницкий, Я.И.Трегуб. 18 октября 1947 года
Больше огневых пусков на этом стенде мы не проводили, время на это не тратили, а переключились на подготовку и пуск ракет со стартовой площадки.
На стартовую позицию мы ездили не так, как сейчас, по роскошной бетонной дороге, а на американских «виллисах» по пыльным дорогам, и нашим любимым гимном была песня «Эх, дороги, пыль да туман…»
Очень мучила нас осенняя погода, и самыми популярными людьми тогда были метеорологи. Причем по двум причинам: во-первых, от них ждали разрешения на пуск, а во-вторых, в составе этой службы было много девушек, что несколько скрашивало наши тяжелые будни.
Стартовая команда в своей военной части была укомплектована в основном военнослужащими бригады особого назначения, сформированной в Германии. Ее личный состав проработал с нами в институтах «Рабе» и «Нордхаузен» практически весь 1946 год, и каждый офицер знал свое дело. Но так как испытания были совместными - промышленности и военного ведомства, то в стартовую команду включили наиболее подготовленных специалистов из промышленности, а командование было совместным. Так, от военных стартовую команду возглавил инженер-майор Я.И. Трегуб, а от промышленности - Л.А. Воскресенский.
На пусках ракет А4 в Капустином Яре. Слева направо: первый ряд: М.И Лихницкий, Н.А. Пилюгин, Г.А.Тюлин, Н.Н.Хлыбов, С.С.Лавров; второй ряд: М.С.Рязанский, В.П.Бармин, С.П.Королев, С.И.Ветошкин, Л.М.Гайдуков, В.И.Кузнецов; третий ряд: третий слева Д.Д.Севрук и далее Б.Е.Черток, М.И.Борисенко, Л.А.Воскресенский, В.А.Рудницкий. 1947 год
К сожалению, наши работы на стартовой позиции начались с трагической гибели одного из лучших офицеров БОН, работавшего с нами в Германии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70