В Дом инва
лидов. Навсегда, если мама согласится. Это крайне непросто, намекнула тет
ка, но ей жаль мальчика, который живет в сарае, где ванная стоит посреди ко
ммунальной кухни. Главная тетка не издевалась, она искренне не могла взя
ть в толк, что такого, как я, можно любить.
Мама меня любила.
Потом комиссия протопала по лестнице, а бабушка изрекла загадочную фраз
у:
Ч Фарисейство по остаточному принципу…
Тетя Лида выразилась более определенно Ч обозвала их толстожопыми дар
моедками. Мама сказала:
Ч Я Петеньку никому не отдам!
И неделю после этого не употребляла.
Начальницы уехали ободрять других детей, а железное чудовище на колесах
осталось. Оно спряталось за дверью в коридор, подмигивало мне отражениям
и от лампы и тихонько приговаривало: «Вот погоди, настанет ночь, все уснут
, и я тогда тобой займусь, кусок дерьма!»
С коляски все и началось. Именно из-за коляски у меня появился первый враг
.
Какой-то иностранный фонд дал денег российскому предприятию, чтобы они
запустили производство таких замечательных штуковин. Предприятие спра
вилось. Их кресло для детей получилось втрое дешевле иноземного, зато вд
вое тяжелее и без учета анатомии. Тетя Лида сказала, что с помощью подобно
й техники можно выиграть небольшое танковое сражение. Когда у коляски чт
о-нибудь отлетало, достать детали было негде. Потому что фабрика наловчи
лась выпускать изделие только целиком. Кроме того, благодаря техническо
му гению российских инженеров, у меня начал расти горб.
Мы занимали две комнаты, и кроме нашей, в квартире соседствовали еще две с
емьи. Пока я не обзавелся танком, все шло неплохо. Теперь меня катали по об
щему коридору и в кухню. В кухне и произошел невинный инцидент, повлекший
за собой цепь ужасных последствий, которые закончатся теперь с моей смер
тью.
Я реально смотрю на вещи.
В тот день меня поставили на якорь возле чужого холодильника, чтобы ребе
нок мог полюбоваться феерическим видом из кухонного окна. По узкой смрад
ной улице днем и ночью, в три ряда, полз поток тяжелых грузовиков, рыгающих
соляркой. За неделю окна бывших доходных домов покрывались жирным слоем
сажи. На нашей улице не встречалось сугробов белого цвета.
Не помню, кто меня оставил, но сам я уехать не мог. Коляска, в очередной раз,
сломалась. На кухню пришла соседка, Ангелина Петровна, понесла кастрюльк
у к своей плите, зацепилась об меня и грохнулась вместе с супом на пол. Име
нно эта милая женщина в минуты эмоционального подъема называла меня кус
ком дерьма, а еще вонючим засранцем. Впрочем, она многим давала меткие кли
чки.
Против правды не попрешь.
В пятилетнем возрасте я не обижался, потому что, в отличие от Ангелины Пет
ровны, не получил академического образования и не понимал значения слов
. Да, как ни странно, в нашей семье пили и водили в дом друзей, но при мне не ма
терились. К маме ходили интеллигентные алкоголики.
Но в тот раз Ангелина Петровна была на взводе, или суп ей дался тяжело. Она
кое-как собрала с пола свои злобные кости и толкнула меня вместе с коляск
ой. Толкнула несильно, но поскольку одно колесо не держалось, я немедленн
о растянулся в луже супа, до крови прикусил язык и разбил бровь.
Пришла мама и подралась с Ангелиной Петровной. Мама была моложе, но сосед
ка относилась к более тяжелой весовой категории и имела значительный оп
ыт поединков без правил. Почти каждый вечер она участвовала в спаррингах
с собственным взрослым сыном. Я лежал в холодной перловке и с пола наблюд
ал за ходом боя. На девятой секунде первого раунда Ангелина Петровна пос
лала маму в нокдаун, но тут прибежали соседи и остановили схватку.
Мне было наплевать на кровь во рту, но я горько рыдал, потому что впервые п
онял одно: я никогда не смогу защитить маму. И в этот момент что-то в моем ми
рке сдвинулось.
Мама и Ангелина давно разошлись по углам, меня переодели, и воцарилось пе
ремирие.
Так они думали. Все, кроме меня. У Петеньки появился личный враг. И все, что я
мог, это сказать врагу нечто… сильнодействующее.
Мне до смерти захотелось ей что-нибудь сказать.
Поскольку денег на покупку новых книг в семье не водилось, то бабушка про
сто вываливала мне в кровать очередную стопку из дедовой библиотеки, не
особо заботясь о ее содержимом. За прошлую неделю я прочитал книжку Беля
ева о человеке-амфибии, стихи Чуковского, еще толстую книжку Шукшина «Я п
ришел дать вам волю» и, для разнообразия, дедушкину монографию «Курс кож
ных болезней». Последняя произвела на меня неоднозначное впечатление. Я
снова многого не понял и попросил принести мне книгу про слова.
Ч Петя, в доме жрать нечего! Ч резонно возразила тетя Лида, набивая рюкз
ак стеклянной тарой.
Ч Купи племяннику энциклопедию, Ч посоветовала бабушка.
Ч Лучше я куплю ему колготки, Ч нашла компромисс тетка. Она тоже любила
меня.
Ч Воинствующая серость! Ч промолвила бабушка и задымила «Беломориной
».
Одна бабушка догадывалась, с какой скоростью я читаю.
Почему я так четко запомнил тот день, и даже книжки? Нет, я не ударился голо
вой о линолеум, когда упал. Просто во мне что-то переменилось. Я сидел и дум
ал о человеке-амфибии, и Стеньке Разине, и кожных болезнях. Обо всем сразу.
Но сильнее всего я думал о том, что не может не быть способа стать сильным
и могучим, чтобы защитить маму и наказать таких, как Ангелина.
Я ничего не придумал. Оно пришло само.
Через какое-то время я встретил Ангелину Петровну на прежнем месте и ска
зал:
Ч Робин-бобин-барабек, скушал сорок человек!..
Соседка отнеслась к новости достаточно равнодушно. На кухне, кроме нас с
ней, никого не было, если не считать дяди Паши. Дядя Паша мылся в ванной, отг
ородившись от мира синенькой занавеской.
Он пришел с ночи, фыркал и плескался, как гренландский тюлень. Поверх зана
вески висели его цветастые трусы.
Ч Фарисеи тебя слышат! Ч сказал я. Ч Мы заложники извращенных предста
влений. Робин-бо-бин-барабек, скушал сорок человек. Один подвенечный нар
яд на все случаи жизни. Я Ч часть той силы, что вечно хочет зла и вечно сове
ршает благо. Человеческое тело вопиюще неэффективно. Много воды и много
крови утекло со дня свадьбы Двойры Крик. Фарисеи тебя слышат…
Столь содержательная речь не могла не найти отклика в жестокой груди сос
едки. Она выпустила из рук багровую свеклу и уронила в раковину нож.
Ч Лидка! Ч заорала она, отодвигаясь под прикрытие серванта. И крик ее бы
л подобен брачному воплю необразованной гориллы. Ч Лидка, звони Катери
не, пусть заберет отсюда своего вонючего засранца! Совсем сдурели, семей
ка психов!
На шум выглянул мыльный дядя Паша. От неожиданности он уронил шланг с вкл
юченной водой мимо ванны. Вбежала моя тетка и угодила ногами в струю кипя
тка. Тетка подпрыгнула и случайно сорвала занавеску ванной, вместе с кар
низом. Ангелина Петровна увидела голого дядю Пашу и позорно бежала с кух
ни.
Победа осталась за мной.
Вечером бабушка и мама устроили дознание. Никто не мог понять, что так взб
еленило Ангелину Петровну. Ведь она об меня не спотыкалась, и кресло заго
няли теперь на законное место нашей семьи, вместо стула у крайнего столи
ка.
Ч Это наш стол, Ч заявила тетя Лида, Ч и не фиг залупаться! Петя будет си
деть там хоть всю ночь.
Никто не понял, и сам я Ч тем более.
Но свирепая соседка начала меня сторониться. Дальше произошло много вся
кого. Помню, приходил участковый, потому что сын Ангелины поджег двери. По
том арестовали дядю Пашу, он вынес с работы и пропил важную деталь от груз
овика. Мама с тетей Лидой и бабушкой ходили на суд его защищать. Бабушка на
суде выдала:
Ч Кровавый молох Меченого катится по России!.. После чего судьи с перепуг
у дали дяде Паше условный срок, лишь бы не слушать бабушку дальше.
Ч Венедиктовна, ну ты, бля, прямо как Цицерон! Ч похвалил вечером дядя Па
ша, угощая всех рябиновой настойкой.
Ч Извольте грамотно построить фразу, Ч мрачно посоветовала бабушка, с
макуя алкоголь.
Иногда я думаю, что от бабушки мне кое-что передалось.
Когда они уходили на суд, я подкараулил Ангелину Петровну, не выходя из ко
мнаты. Имелось специальное приспособление, чтобы я мог позвать на помощь
в случае пожара или другой беды. Я дернул за веревку, когда эта злобная ве
дьма возилась в коридоре. Дверь отворилась, и я звонко продекламировал:
Ч Робин-бобин-барабек, скушал сорок человек. Побег не обезлиствел, зару
бка зарастет. Так вот Ч в самоубийстве ль спасенье и исход? Все бы тебе, Хл
опуша, душить да резать! Отчего вы ни разу не захотели, не попытались загля
нуть в ту великую книгу, где хранятся сокровенные тайны мироздания? Фари
сеи тебя слышат. Робин-бо-бин-барабек, скушал сорок человек. Перешагни чр
ез парапет чугунный, и даст тебе забвение вода. Робин-бобин…
Немыслимая каша из цитат, непонятным образом отложившаяся в башке шести
летнего паралитика. Я не сумел бы внятно ответить, откуда взялась подобн
ая ахинея.
Но я хорошо представлял, зачем я это делаю.
Мне нравилось, что ей нехорошо.
Соседка застыла с кошелкой и зонтиком в руках. Сквозь дверную щель, из сум
рачного коридора на меня уставился ее красный, опухший глаз. Где-то тикал
и часы. В тот момент она могла бы зайти к нам и запросто придушить меня под
ушкой. Но пожилая склочница ничего не сделала, она повернулась и ушла. Хло
пнула входная дверь.
Я сидел в кроватке, весь мокрый. Пот так и лил, словно мне пришлось катать т
ачку с углем. Я никогда так не уставал, даже в больнице, где по-всякому сгиб
ают руки и ноги.
Я точно не помню, но вроде бы подлавливал Ангелину Петровну неоднократно
. Я ничего специально не сочинял и не записывал на бумажке. Тем более, что п
альцы слушались все хуже, а еще начал искривляться позвоночник. Меня отв
езли в больницу, и там сказали, что придется носить корсет. Но на корсеты т
оже очередь. Так что мне было не до записей. Я вообще вспоминал о своем еди
нственном враге, только когда мы сталкивались вплотную. Но самое любопыт
ное, что соседка меня больше не сторонилась. Она молча выслушивала ту нев
разумительную белиберду, что я нес, иногда застывала на несколько секунд
и уходила.
Иногда Ангелина сама начинала что-то бормотать. Потом она приделала к св
оему холодильнику замок. Тетя Лида хохотала. Ангелина Петровна заявила е
й, что отравить ее не так просто, у них не получится, потому что свою посуду
она теперь держит в комнате и проверяет замки.
Периодически они схлестывались на нейтральной территории, с мамой или т
еткой, но меня это не слишком занимало. Мне купили маленький радиоприемн
ик на коротких волнах. Теперь я мог читать и одновременно слушать мирово
й эфир. По-прежнему одна лишь бабушка замечала, с какой скоростью я читаю.
Еще я разгадывал для нее кроссворды. Удивительно, как у меня не вскипели м
озги. В области абстракций бабушка держала явное первенство, но по факти
ческим понятиям я ее легко обошел. Моя память хранила такие нужные сведе
ния, как названия Камчатских сопок, имена китайских императоров и британ
ских премьеров с датами рождения и смерти. Я ничего не запоминал нарочно.
Разве можно выучить латинские клички червей-паразитов, живущих в рогато
м скоте?
Кроме того, я начал читать на английском языке. Энциклопедию мне так и не к
упили, но имелся большой двухтомный словарь. К шестому дню рождения я с ве
ликими мучениями одолел роман Агаты Кристи в оригинале и потихоньку нач
ал разбирать, о чем говорят дикторы английских радиостанций. Это не так у
ж сложно, ведь ежедневно они повторяют одно и то же, не хуже репетиторов. П
осле Агаты Кристи я немедленно замахнулся на собрание стихов лорда Байр
она. Слова оказались простыми, но смысл ускользал. Мне хватило благоразу
мия отложить книгу, но до сих пор, одиннадцать лет спустя, я могу по памяти
прочесть половину «Чайльд Гарольда». Маме было не то чтобы наплевать, но
она все глубже погружалась в себя. Язык не поворачивается произнести «по
гружалась в бутылку», хотя это правда.
Спустя семь месяцев маму лишили прав на меня. Несмотря на плач бабушки и в
опли тети Лиды, им также не доверили опекунства. Очередная комиссия утеш
ила, что в дальнейшем возможен пересмотр. Но не скоро, потому что мама и те
тя Лида дважды попали в вытрезвитель, а бабушку признали немощной.
Вот и все. Начинался следующий кусок жизни, и дальше я помню все довольно я
сно. В нашу квартиру, на улицу Розенштейна, я уже не вернулся, потому что до
м пошел под расселение. Весь квартал, как выяснилось, долгие годы находил
ся в зоне, опасной для проживания людей. Какая-то зараза в воздухе превыша
ла норму в десятки раз. В больнице мне приходилось не так уж плохо, кормили
и заботились. Только очень болела спина, и врачи собирались оплести мое т
уловище железными штырями. В те дни я много плакал…
А навещали меня даже чаще, чем других ребят. Прямо напротив моей кровати с
тоял телевизор, и приемник разрешили оставить. Вот только с книгами было
похуже, тетка привозила нерегулярно. Пока не приехали буржуи и не взяли ш
ефство.
Что еще? Смерть бабушки от меня скрывали. А маму упекли в диспансер для алк
оголиков. Когда ей стало не о ком заботиться, она скатилась очень быстро. Н
авещала меня тетка. Положительные новости были редки, как орангутанги-а
льбиносы.
Спустя три месяца после того, как мудрое государство решило меня опекать
, соседка Ангелина Петровна выбросилась из окна. Она бы, может, и не погибл
а, не так уж высоко, но угодила под колеса грузовика. Прицельно бросилась;
шофер тяжеловоза заработал предынфарктное состояние. Тетя Лида сказал
а, что «гнусная ведьма» месяц почти не выходила, затыкала щели под дверью
полотенцем и выломала у себя в комнате все розетки. А еще она периодическ
и застывала и шептала про каких-то фарисеев. Когда милиция взломала двер
ь, на обоях и на окне было множество надписей ручкой, помадой и фломастеро
м.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46