— Еда превосходная.— Я хочу есть, — сказала она.Я тупо смотрел на нее. Она не приготовила еды для себя, и я решил, что она уже поела, или просто не голодна, или приготовит себе еду позже.— Приготовь себе что-нибудь, — сказал я.— Не могу, — просто ответила она. — Я могу есть только то, что ты дашь мне.Я молча обозвал себя дураком.Неужели я настолько стал горянским воинам, что не обратил внимания на чувства этой девушки? Согласно кодексу моей касты, я должен не думать о ней, считать ее не более чем домашним животным, презренной рабыней, пригодной только для службы и удовольствия.— Прости, — сказал я.— Ты хочешь меня наказать?— Нет.— Значит, мой хозяин дурак, — сказала девушка и потянулась к остаткам мяса на тарелке.Я схватил ее за руку.— Теперь я намерен тебя наказать.Глаза ее заполнились слезами.— Хорошо. — Она отвела руку.Сегодня ночью Вика будет спать голодной.
Хотя судя по часам в крышке одного из шкафов было уже поздно, я решил выйти из комнаты. К несчастью, естественного света в комнате не было, и судить о времени по солнцу, звездам и лунам Гора было невозможно. Мне их не хватало. С самого моего пробуждения лампы-шары продолжали гореть все так же ярко.Я, как мог, умылся под струей воды из крана.В одном из шкафов у стены, среди одежды множества разных каст, я нашел и одежду воина. Моя изорвана когтями ларла, поэтому я надел новую.Вика расстелила соломенный матрац на полу у каменного возвышения для сна. Сидя на матраце, она наблюдала за мной.В ногах постели толстое рабское кольцо: если хочу, я могу приковать к нему Вику.Я прицепил к поясу меч.— Ты хочешь выйти из комнаты? — спросила Вика. Это были ее первые слова после еды.— Да.— Но тебе нельзя.— Почему? — насторожился я.— Это запрещено, — сказала она.— Понятно.И я двинулся к двери.— Когда ты понадобишься царям-жрецам, за тобой придут, — сказала она.— А пока ты должен ждать.— Не собираюсь ждать.— Но ты должен, — настаивала она, вставая.Я подошел к ней и положил руки ей на плечи.— Не надо так бояться царей-жрецов, — сказал я.Она поняла, что я не отказался от своего решения.— Если выйдешь, — сказала она, — возвращайся до второго гонга.— Почему?— Ради тебя самого, — сказала она, опустив глаза.— Я не боюсь.— Тогда ради меня. — По-прежнему она не поднимала глаз.— Но почему?Она, казалось, смутилась.— Я боюсь оставаться одна.— Но ты была одна много ночей, — заметил я.Она посмотрела на меня, и я не смог понять выражения ее обеспокоенных глаз.— Бояться никогда не перестаешь, — сказала она.— Я должен идти.Неожиданно издалека донесся удар гонга, какой я уже слышал в зале царей-жрецов.Вика улыбнулась мне.— Видишь, — облегченно сказала она, — уже слишком поздно. Ты должен остаться.— Почему?Она смотрела в сторону, избегая моего взгляда.— Потому что скоро потускнеют лампы и начнутся часы, отведенные для сна.Она как будто не хотела говорить дальше.— Почему я должен остаться? — спросил я.Я крепче сжал ее плечи и потряс, чтобы заставить говорить.— Почему? — настаивал я.В глазах ее показался страх.— Почему? — требовал я.Послышался второй удар гонга, и Вика, казалось, вздрогнула у меня в руках.Глаза ее в страхе широко раскрылись.Я свирепо потряс ее.— Почему? — воскликнул я.Она с трудом могла говорить. Голос ее был еле слышен.— Потому что после гонга… — сказала она.— Да?— …они ходят.— Кто!— Цари-жрецы! — воскликнула она и отвернулась от меня.— Я не боюсь Парпа, — сказал я.Она повернулась и посмотрела на меня.— Он не царь-жрец, — негромко сказала она.И тут раздался третий и последний удар далекого гонга, и в то же мгновение лампы в комнате потускнели, и я понял, что где-то в длинных пустых коридорах этого убежища ходят цари-жрецы Гора. 7. Я ОХОЧУСЬ ЗА ЦАРЯМИ-ЖРЕЦАМИ Несмотря на возражения Вики, я с легким сердцем вышел из комнаты в коридор. Поищу царей-жрецов Гора.Она шла за мной почти до входа, и я помню, как засветились и запульсировали сенсоры, когда она приблизилась к ним.Я видел ее белое платье, ее прекрасную белую кожу, когда она стояла на пороге потемневшей комнаты.— Не ходи, — просила она.— Но я должен.— Возвращайся!Я не ответил и пошел по коридору.— Я боюсь, — услышал я сзади ее слова.Я решил, что с ней ничего не случится, как и во все прошлые ночи, и потому пошел дальше.Мне показалось, я слышу ее плач, но я подумал, что она боится за себя.И продолжал идти по коридору.Не мое дело утешать ее, говорить ей «не бойся», успокаивать ее присутствием другого человека. У меня дело к страшным обитателям этих коридоров, которые вызвали у нее такой ужас; я не утешитель и не друг, я воин.Идя по коридору, я заглядывал в многочисленные комнаты, такие же, как моя. У всех не было дверей, только массивный вход-портал двенадцати футов в ширину и восемнадцати в высоту. Не хотелось бы мне спать в такой комнате: в нее невозможно закрыть доступ из коридора, а со временем, разумеется, все равно уснешь.Я прошел множество комнат, и почти все они оказались пустыми.Впрочем, в двух были рабыни, девушки, как Вика, точно так же одетые и с ошейниками. Единственным отличием в их убранстве были номера на ошейниках. Вика закрывала ошейник шарфом, а эти девушки не закрывали, но сейчас на Вике тоже нет шарфа; теперь ее ошейник, стальной и сверкающий, закрытый, охватывающий ее красивое горло, ясно свидетельствовал перед всеми, что она, как и эти девушки, рабыня.Первая девушка низкорослая, коренастая, с толстыми бедрами и широкими плечами, вероятно, из крестьян. Волосы у нее были перевязаны и лежали на правом плече; в тусклом освещении трудно было определить их цвет. Она изумленно приподнялась со своего матраца в основании спального возвышения, мигая, потерла овальные глаза с густыми ресницами. Насколько я мог судить, в комнате она одна. Когда она подошла к входу, сенсоры на нем тоже засветились, как и в комнате Вики.— Кто ты? — спросила девушка; акцент свидетельствовал, что она с полей Са-Тарна около Ара или с залива Тамбер.— Ты видела царей-жрецов? — спросил я.— Не сегодня.— Я Кабот из Ко-ро-ба, — сказал я и пошел дальше.Вторая девушка высокая, стройная и гибкая, с тонкими лодыжками и большими испуганными глазами; волосы у нее курчавые и темные, они падали на плечи, резко выделяясь на фоне белой одежды; она могла принадлежать к одной из высших каст; не услышав ее речь, трудно судить об этом; даже в разговоре трудно судить, потому что акцент многих наиболее искусных ремесленников приближается к чистому горянскому языку высших каст. Девушка стояла, прижавшись спиной к дальней стене, держа руки сзади, испуганно глядя на меня и затаив дыхание. Насколько я мог судить, она тоже была одна.— Видела царей-жрецов? — спросил я.Она энергично покачала головой. Нет.По-прежнему продолжая думать, принадлежит ли она к высшей касте, улыбаясь про себя, я продолжал идти по коридору.По-своему обе девушки красивы, но я решил, что Вика их превосходит.У моей рабыни комнаты чистый акцент высшей касты, хотя из какого города, я определить не смог. Может быть, каста строителей или врачей, потому что если бы она была из писцов, я ожидал бы более тонкие различия в интонации, использование более редких грамматических конструкций. А если бы она была из касты воинов, можно было ожидать более прямой речи, воинственной, но простой, использующей преимущественно изъявительное наклонение и высокомерно отказывающейся от сложно построенных предложений. С другой стороны, эти обобщения неточны, потому что горянский язык не менее сложен, чем любой из больших естественных языков Земли, а говорящие различаются не меньше. Между прочим, это прекрасный язык; он так же тонок, как греческий, прям, как латинский, выразителен, как русский, богат, как английский, убедителен, как немецкий. Для горян это просто Язык, как будто других не существует, и те, кто им не владеет, считаются варварами. Быстрая выразительная гибкая речь объединяет горянский мир. Она общая и для администратора Ара, и для пастуха Воска, и для крестьянина Тора, для писца из Тентиса, для металлурга из Тарны, врача с Коса, пирата из Порт-Кора и для воина из Ко-ро-ба.Мне трудно было не думать о двух рабынях комнат и о Вике, потому что положение девушек тронуло меня; они все, каждая по-своему, прекрасны. Я поздравил себя с тем, что мне отвели комнату Вики, потому что Вика казалась мне самой прекрасной. Потом подумал, что мне просто повезло. Мне показалось, что Вика чем-то напоминает Лару, татриксу Тарны, которая мне нравилась. Ростом она меньше Лары, полнее, но общий физический тип внешности тот же самый. У Вики глаза мрачные, горящие, синие; синие глаза Лары ярче и чище и, когда в них нет страсти, мягки, как летнее небо над Ко-ро-ба. А в страсти они горят так же ярко, прекрасно и беспомощно, как стены взятого города. У Лары красивые губы, чувственные и нежные, энергичные и любопытные; губы Вики сводят с ума; я помнил эти губы, полные и красные, надутые, презрительные, вызывающие, от которых закипала кровь; подумал, может, Вика племенная рабыня, рабыня для страсти, одна из тех девушек, которых ради красоты и наслаждения поколение за поколением выращивают владельцы больших рабских домов Ара; такие губы, как у Вики, часто встречаются у племенных рабынь; это губы, предназначенные для поцелуев хозяина.Раздумывая над этим, я решил, что мое пребывание в комнате Вики не случайно, это часть плана царей-жрецов. Я чувствовал, что Вика сломала многих мужчин, что царям-жрецам любопытно, как я себя поведу с ней. Может, Вика сама получила приказ подчинить меня. Вероятно, нет. Не таковы обычаи царей-жрецов. Вика не подозревает об их планах; она просто будет собой, что и нужно царям-жрецам. Просто Вика, высокомерная, отчужденная, презрительная, привлекательная, неприрученная, несмотря на свой ошейник, стремящаяся быть хозяйкой, хотя она всего лишь рабыня. Сколько мужчин пало к ее ногам, сколько из них она заставляла спать у подножия большой платформы-возвышения, в тени рабского кольца, в то время как она сама лежала на шкурах и мехах хозяина?
Через несколько часов я оказался в зале царей-жрецов. И обрадовался, снова увидев луны и звезды Гора в небе над куполом.Шаги мои глухо отдавались на каменных плитах пола. Огромный зал был пуст и тих. Молча и зловеще возвышался трон.— Я здесь! — крикнул я. — Я Тарл Кабот. Я воин из Ко-ро-ба и бросаю вызов воинам царей-жрецов Гора! Пусть будет схватка! Давайте воевать!Голос мой долго отдавался эхом в огромном помещении, но я не получил никакого ответа на свой вызов.Я кричал снова и снова, ответа не было.Я решил вернуться в комнату Вики.На следующую ночь снова отправлюсь в разведку: есть и другие коридоры, другие входы, видные с того места, где я стоял. Чтобы исследовать их все, потребуется немало дней.
Я пошел назад в комнату Вики.Шел я уже целый ан и находился в глубине длинного, тускло освещенного коридора, когда ощутил за собой чье-то присутствие.Я быстро обернулся, одновременно выхватывая меч.Коридор за мной пуст.Я сунул меч в ножны и продолжал идти.Немного погодя я снова что-то почувствовал. На этот раз я не стал поворачиваться, а медленно пошел дальше, прислушиваясь изо всех сил. Подойдя к повороту, я свернул, прижался к стене и стал ждать.Медленно, очень медленно вытащил меч из ножен, стараясь не издавать никакого шума.Я ждал, но ничего не происходило.У меня терпение воина, и ждал я долго. Для того чтобы с оружием охотиться на других людей, нужно терпение, большое терпение.Конечно, мне сто раз приходило в голову, что я веду себя глупо: ведь на самом деле я ничего не слышал. Но чувство, что кто-то следует за мной по коридору, могло быть вызвано слабым звуком, не зарегистрированным сознанием, но тем не менее воздействовавшим на меня. Отсюда и возникло подозрение. Наконец я решил ускорить игру. Отчасти мое решение объяснялось тем, что в коридоре негде укрыться в засаде, и я увижу своего противника почти сразу, как он увидит меня. Если у него метательное оружие, конечно, особой разницы нет. Но если у него есть такое оружие, почему он не убил меня раньше? Я мрачно улыбнулся. Если дело только в терпении и ожидании, вынужден признать, что царь-жрец, идущий за мной, делал это не хуже меня. Я знал, что царь-жрец, если необходимо, будет ждать, как камень или дерево, ждать сколько угодно. Я ждал уже около ана и весь покрылся потом. Мышцы ныли от неподвижности. Мне пришло в голову, что преследователь, вероятно, услышал, как прекратились мои шаги. И знает, что я жду. Насколько остры чувства царей-жрецов? Может, относительно слабые, потому что цари-жрецы привыкли полагаться на свои инструменты. А может, у них не такие чувства, как у людей, более острые, способные воспринимать такие сигналы, которые недоступны пяти примитивным чувствам человека. Никогда прежде не осознавал я так остро, какая ничтожная доля реальности воспринимается человеческими чувствами; щелка толщиной в бритву, через которую мы смотрим на множество сложных физических процессов, составляющих наше окружение. Для меня лучше всего продолжать делать то, что я сейчас делаю, укрываться за поворотом коридора. Но я не хотел продолжать. Я напрягся, чтобы с воинственным кличем выскочить из-за поворота, готовый увидеть бросок копья, услышать звон тетивы самострела.Испустив воинский клич Ко-ро-ба, я выскочил из-за угла с мечом в руке, готовый встретиться со своим преследователем.И испустил гневный рев: коридор был пуст.Обезумев от гнева, я побежал по коридору назад, чтобы встретиться со своим противником. Пробежал не менее половины пасанга, пока не остановился, тяжело дыша, задыхаясь от ярости.— Выходи! — крикнул я. — Выходи!Тишина коридора издевалась надо мной.Я вспомнил слова Вики: «Когда ты будешь нужен царям-жрецам, за тобой придут».Гневно стоял я посреди коридора в тусклом свете шаров-ламп, сжимая в руке меч.И тут я что-то почувствовал.Ноздри мои слегка раздулись, я начал тщательно принюхиваться.Я никогда не полагался на обоняние.Конечно, мне нравится запах цветов и женщин, запах горячего свежего хлеба, жареного мяса, запах паги и вин, кожаной упряжи, запах масла, которым я защищаю лезвие меча от ржавчины, запах зеленых полей и ветров, но я никогда не считал обоняние чувством, равным зрению или осязанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35