При этом ты не смеешь потревожить сон господина. Ведь ты — рабыня.— Да, господин. Можно ли мне, хотя бы изредка, молить тебя о том, чтобы ты овладел мною?— Конечно.Она принялась ласкать и целовать меня. Я лежал на спине, глядя в светлеющее небо и вслушиваясь в лесные шорохи.— Как ты прекрасен, господин! Как ты силен! Как сладостно твое тело! Я молчал.— Ты сердишься на меня, господин?— Нет.— Мне так нравится целовать тебя… — Она снова прижала голову к моему животу.— Не останавливайся, рабыня, — велел я.Блондинка подняла голову и попыталась что-то сказать, но я схватил ее за волосы и снова прижал к себе. — Тебе сказано: не останавливайся…. Неплохо, — похвалил я через некоторое время.Она застонала.— Ты уже многое умеешь.Она снова издала стон — тихий и жалобный.Не отпуская ее голову, я приподнялся и сел, затем встал на ноги. Блондинка тоже привстала с колен, всхлипывая и задыхаясь. Как дивно хороша была она сейчас, как светилась в предрассветной мгле ее маленькая белая фигурка, как прекрасны были ее связанные за спиной руки, ее хрупкая шейка, захлестнутая петлей!… Я с наслаждением вдохнул прохладный лесной воздух.Рабыня не сводила с меня глаз.— Я люблю тебя, господин!Не без труда я заставил себя вспомнить, что это всего-навсего рабыня. Я лег рядом с ней, утер ей рот тыльной стороной руки и поцеловал в лоб. Затем я провалился в забытье.Через четверть ана она снова почувствовала мое желание.— Ты силен, господин!— Ты прелестна, рабыня.— Ты говорил, что я могу просить тебя овладеть мною?— Я и так собираюсь это сделать. Тебе незачем просить.— Но я хочу! Можно?— Конечно, — улыбнулся я.— Умоляю тебя, господин, возьми меня! — прошептала она.— Ты восхитительна, — сказал я. — Мужчины бы многое потеряли, если бы ты не была рабыней.— Но ведь я — рабыня, — рассмеялась она. — Мужчины могут купить меня и делать со мной все, что пожелают. Я поцеловал ее.— Снизойдешь ли ты до просьбы своей трепещущей рабыни, господин?— Может быть.— Я должна молчать, — догадалась она, — и ждать твоего решения?— Это разумно, — похвалил я.— Ты можешь избить меня, если пожелаешь, правда?— Разумеется.— Я так хочу тебя, господин!— Ну что ж, посмотрим, насколько сильно ты меня хочешь. — Я погладил ее тело.Она в блаженстве запрокинула голову:— Видишь, господин, я не солгала тебе. Маленькое горячее тело сладострастно вздрагивало.— Вижу.— Разве я не готова принять в себя господина?— Готова.— Как земная женщина? — спросила она.— Нет, — ответил я, — как горианская рабыня, трепещущая при малейшем прикосновении мужчины.— Это правда, господин. Я больше не земная женщина. Я всего-навсего маленькая горианская рабыня.— Любящая и покорная?— Да, господин. Я поцеловал ее.— Если бы мне хватило смелости, — пролепетала она, — я бы еще раз попросила тебя овладеть мною, господин.— Ну что ж, попробуй.— Пожалуйста, господин, возьми меня!— Настоящая рабыня! — похвалил я.— Да, господин.— Как ты хочешь, чтобы я взял тебя? Она прижалась ко мне всем телом:— Возьми меня как обезумевшую от страсти ничтожную рабыню!— Ты не ничтожная рабыня. У тебя есть рыночная цена. За прошедшую ночь она весьма повысилась.— Я настоящая рабыня?— Настоящая, — подтвердил я, — настоящая рабыня, которая извивается и стонет от вожделения— Да, господин.Я сжал ее голову в ладонях и впился губами в шею.— Умоляю, господин, войди в меня!— Нежно?— Нет, господин, — жарко прошептала блондинка, — грубо и безжалостно!— Как это было прекрасно, — вздохнула она.— Есть много способов наслаждаться женщиной, — сказал я. — В том числе много способов брать ее грубо и безжалостно.— Наверное, свободным женщинам это неведомо.— Наверное. Не знаю. И знать не хочу. — Я нежно поцеловал ее. — Спи, рабыня. Уже почти рассвело.— Хорошо, господин.— Господин! — шепотом позвала она. — Уже утро!Я проснулся и приподнялся на локте. В солнечном свете ее тело казалось еще прекрасней. Нежную шею стягивала кожаная петля, руки были связаны за спиной.— Скоро в путь, — сказал я— Да, господин.Выглядела блондинка великолепно. Еще вчера она была просто порабощенной женщиной. Сегодня она стала настоящей рабыней.— Господин?Я взял ее за лодыжки и развел ноги в стороны.— Да, мой господин…Потом я встал. Она с обожанием смотрела на меня снизу вверх.— Я люблю тебя, господин.— Тебя много раз будут продавать и покупать, рабыня, и у тебя будет много господ.— Я постараюсь любить их всех.— Это будет очень разумно с твоей стороны.— Да, господин.Когда-нибудь, подумал я, она встретит своего любимого господина и станет для него идеальной, любимой рабыней. Порой мужчине стоит увидеть обнаженную, закованную в цепи девушку, как в тот же миг он понимает, что она предназначена для него, что именно эту рабыню он искал всю жизнь. Бывает, что девушку, стоящую на коленях перед новым хозяином, охватывает странное чувство. Господин защелкивает ошейник у нее на горле, а она смотрит ему в глаза, потом в смятении опускает голову, и губы ее дрожат. Она уже знает, что перед ней — ее любимый господин, для которого она станет самой желанной рабыней.Я смотрел на девушку, лежавшую у моих ног. Когда-нибудь и она встретит человека, для которого станет любимой рабыней. А до тех пор ее будут покупать и продавать, обменивать и передавать из рук в руки. Она познает радости и горести рабства, и все это не будет иметь ровно никакого значения, потому что она — всего-навсего рабыня.Я пнул ее ногой и приказал:— Встань!— Да, господин.Она стояла, обнаженная, со спутанными за спиной руками, и смотрела, как я ем жареного тарска, стряхивая с него муравьев. Закончив, я отвязал рабыню от невольничьего кола и поволок к кострищу.— Встань на колени и ешь.Она повиновалась. Затем я подвел ее к веерной пальме и приказал:— Пей.— Да, господин.Пока она, стоя на коленях, утоляла жажду, я уничтожал следы нашей ночевки. Я даже выкопал невольничий кол, спрятал его в зарослях и тщательно разровнял землю. Незачем кому бы то ни было знать, что здесь привязывали рабыню. Или рабынь. Затем я сложил куски жареного мяса в мешок, отвязал рабыню, освободил ей руки и снял петлю с шеи.— Одевайся, — приказал я и швырнул ей красный лоскут— Да, господин.Она с улыбкой обернула ткань вокруг бедер, старательно подоткнула и одернула, не забыв обнажить животик.— Я нравлюсь господину?— Да.Она грациозно повела плечами и улыбнулась:— Утренний наряд рабыни.— Вообще-то, — сказал я, — обычный наряд рабыни — это ошейник и клеймо.— У меня нет ошейника! Это плохо. Зато клеймо на месте.— Да, его не снять, — ухмыльнулся я.— Да, господин.— Оно тебе идет. Кстати, откуда оно у тебя?— Один жестокий человек выжег его раскаленным железом.— Ах да, — сказал я. — Припоминаю.— Я люблю мое клеймо.— Рабыням это свойственно.— Оно украшает меня, правда?— Клеймо делает рабыню в тысячу раз прекрасней Но главное в нем — не красота, а значение.— Я понимаю, господин.— И что же означает твое клеймо?— Что я — рабыня.— Верно. Жалкая, беспомощная, которая во всем зависит от господина, служит ему и всецело повинуется. Я раскрыл объятия, и она приникла к моей груди.— Нам нужно спешить, — сказал я и положил ее на землю. Она просияла.— Ты хочешь взять меня, господин?— Да.Я погрузил ей на плечи мешок с мясом Она пошатнулась, но тут же выпрямилась.— Кажется, я знаю, почему рабыни не хотят бежать от своих хозяев, — задумчиво проговорила она.— Почему же?— Потому что мы любим их и хотим доставлять им наслаждение.Я развернул ее за плечи и толкнул в сторону лагеря. В руке у меня был кожаный ремень, который ночью служил привязью.Я глянул на небо. Солнце уже поднялось высоко.— Хар-та, каджейра! Поторапливайся, рабыня! — Я стегнул ее ремнем по спине.— Да, господин! 35. ПЕРЕПАЛКА РАБЫНЬ — Пожалуйста, господин, не связывай меня сегодня на ночь! — взмолилась Тенде.— Замолчи, — приказал Кису.Он швырнул девушку на землю, лицом вниз, надежно стянул запястья и лодыжки веревкой и привязал к дереву в нескольких шагах от костра.Миновала неделя с того дня, как мы увидели с вершины водопада флотилию Билы Хурумы.— Ты забыл привязать меня на ночь, господин? — спросила Дженис.— Да, — ответил я, — забыл.— Ты и вчера забыл это сделать.— Верно.— И ты не будешь меня привязывать?— Нет, — сказал я. — Беги, если посмеешь.— Не посмею, — улыбнулась она, — и не хочу.— Ложись сюда, — приказал я.Она улеглась и положила голову на мое бедро. Тенде тем временем отчаянно пыталась сесть. Наконец ей это удалось.— Дженис! — зашептала она. — Дженис!Дженис отползла от меня и, приблизившись к Тенде, старшей рабыне, встала перед ней на колени.— Что, госпожа?— Можно мне поговорить с тобой?— Конечно, госпожа!Тенде тоже попыталась встать на колени. Я понял, что она хочет говорить о своем господине.— Как мне научиться лучше ублажать Кису?— Ощущаешь себя настоящей рабыней?— О да, — кивнула Тенде. — Я чувствую это всем своим существом.— Тогда и служи господину всем своим существом. Отдавайся ему с пылом истинной рабыни.— Я стараюсь, — сказала Тенде.Обе девушки говорили на горианском. Кису попросил меня, чтобы Дженис и Элис занялись с Тенде языком. Я согласился. За несколько недель нашего путешествия чернокожая рабыня научилась бегло говорить по-гориански. Она все схватывала на лету. Кису тоже много чему научился за эти дни. Безусловно, ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как некогда надменная и спесивая Тенде прилежно осваивает новый язык, повинуясь его приказу.Дженис вернулась и снова устроилась на моем бедре.— Меня-то он не забыл привязать, — с горечью выговорила Элис. Она стояла на коленях, со спутанными за спиной руками, привязанная к тому же дереву, что и Тенде.— Замолчи, Связанная Рабыня, — презрительно рассмеялась Дженис.— Развяжи меня, господин, — всхлипнула Элис. — Позволь мне услужить тебе!— Я сама услужу ему! — огрызнулась Дженис.— Разреши мне служить тебе, господин! — не унималась Элис.— Заткнись, не то я глаза тебе выцарапаю!— Когда меня развяжут, — прошипела Элис, — я тебя на куски разорву!Подобные перепалки между рабынями — не редкость. Наблюдать за ними забавно, но порой утомительно. Многие мужчины держат по нескольку рабынь, и не только для того, чтобы разделить между ними хозяйственные заботы, но и потому, что каждая ревностно стремится ублажить господина лучше, чем ее соперницы. Любая девушка предпочтет в одиночку выполнять самую тяжелую и грязную работу, лишь бы быть единственной рабыней в доме. В сражениях за благосклонность хозяина победительница обыкновенно становится рабыней для утех, а проигравшая — рабыней для трудов.Я, правда, считаю, что любая рабыня становится красивее, если заставить ее трудиться не разгибая спины. Девчонка, которая стирает, моет полы, готовит еду для господина, лучше понимает, что значит быть рабыней. Мои любимые рабыни получают свою долю домашней работы сполна, а если мне того захочется, то и с лихвой. Взять хотя бы пылкую темноволосую Веллу. Как она хороша, когда, согнувшись в три погибели над тазом с бельем, в коротенькой белой тунике без рукавов, утирает тыльной стороной ладони пот со лба или когда на четвереньках скребет полы в коридоре, обнаженная и закованная в цепи! Помнится, один из моих гостей не сразу поверил, что хорошенькая рабыня в шелковой белой тунике, прислуживающая ему на пиру, — это та же замарашка, которую он пнул ногой в коридоре пару часов назад. Я сорвал с Веллы шелковую накидку, поставил ее на четвереньки, и только тогда он ее узнал. А когда я приказал девчонке станцевать перед гостями, его удивлению вообще не было предела. «Ты заставляешь такую великолепную рабыню мыть полы?!» — «Да», — ответил я. «Но почему?!» — «Потому что мне так хочется».— Господин, умоляю! — надрывалась Элис.— Заткнись! — крикнула Дженис.Стычки между мужчинами бывают серьезными и даже опасными; злобные перебранки ревнивых рабынь скорее смешны. Да это и понятно — кто они, как не маленькие зверушки?— Я сумею ублажить тебя лучше, чем она! — взмолилась Элис.— Не сможешь! — огрызнулась Дженис.— Нет, смогу!— Если ты такая страстная рабыня, — злорадствовала Дженис, — почему же ты сидишь на привязи, как домашний тарск, а я лежу в объятиях господина?Элис разрыдалась, тщетно пытаясь вырваться из пут.— Думаешь, ты лучше, чем она? — спросил я Дженис.— А разве нет, господин?— Нет.Я спутал руки Дженис за спиной, подвел ее к невольничьему шесту и привязал рядом с Элис. Дженис набросилась на подругу с упреками:— Видишь, что ты наделала! Теперь мы обе привязаны! Элис воспрянула духом.— Спать, рабыни! — приказал я.— Да, господин, — хором ответили девушки, Элис — с радостью, Дженис — с досадой.— Ты чем-то недовольна? — спросил я у Дженис.— Нет, господин, — быстро ответила она. — Пожалуйста, не бей меня!— Рабыня, — процедила Элис.— Да, рабыня! — ответила Дженис с вызовом.— Это я — настоящая рабыня, а не ты.— Нет, это я — настоящая!— А ну-ка спать! — прикрикнул я.— Да, господин, — сказала Элис.— Да, господин, — сказала Дженис. 36. ОБЛОМКИ КОРАБЛЯ. МЫ СНОВА ДВИЖЕМСЯ ВВЕРХ ПО РЕКЕ — Глядите! — воскликнул Айари.Мы опустили каноэ и уставились на корму разбившейся о скалы речной галеры. Из воды торчали прокаленные солнцем, сухие и горячие обломки досок. Ниже застряла сама корма — черная, со свернутым на сторону рулем.Я подошел поближе. На судне конечно же ничего не осталось.— Его, должно быть, долго несло течением, — сказал Айари.Я кивнул. Помнится, много дней назад мы выловили из реки ящик, битком набитый товаром. Никаких следов кораблекрушения мы тогда не обнаружили. В конце концов, ящик мог просто вывалиться за борт. Выходит, у Шабы осталось только две галеры…Я уперся спиной в обломки судна и вытолкнул их из расщелины. Течение тотчас подхватило их и понесло вниз, на запад. Я вернулся на берег.— Молодец, — сказал Кису. — Незачем туземцам видеть, что здесь проходили чужаки. Так и нам будет спокойней. Я оглядел берег. В лесу, казалось, все было тихо.— Правильно, — согласился я. — Но у меня была и другая причина.— Какая? — спросил Кису.— Это корабль. Точнее, то, что от него осталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52