Как будто его здесь и не было!
Миллионы ускользали, потайной ход, откуда появлялись пособники Лебика, тоже еще не был обнаружен...
Неужели гигант нашел средство предупредить их, несмотря на бдительную стражу?
Между тем товарищи шевалье каждый день приставали к нему:
— Позволь нам повесить Лебика, чтоб нельзя было сказать, что мы здесь ничего не делали!
— Подождем, — отвечал Бералек. — Плут хитер... Время шло. Ивон и сам едва сдерживался, чтобы не повесить негодяя.
Несколько раз аббат приходил осведомляться о сокровище. Ивон не мог его ничем утешить. Лебик тоже понимал, что положение его довольно шатко. Он изыскивал средство обмануть бдительный надзор своих сторожей и бежать.
Однажды он явился на утренний допрос в праздничной одежде.
— Ты сегодня хорош, как утренняя звезда! По какому это случаю? — спросил удивленный Ивон.
— Так вы не знаете, какой сегодня праздник? — отвечал верзила.
Бералек порылся в республиканском календаре, который не признавал святых и заменил их названиями овощей и животных.
— Святой Огурец! Ты почитаешь эти овощи, друг Лебик? — вскричал молодой человек.
— Да, сегодня день святого Огурца, но раньше праздновали святого Лаврентия, ангела гражданки.
— Как? Сегодня день ангела мадам Сюрко?
— Я пойду поздравить ее, чтобы получить золотой. Вот почему я облачился в свою куртку, — простодушно говорил Лебик.
При этом известии все в доме переполошились. Во главе с Лебиком гурьба из двадцати веселых мужчин ворвались к имениннице. Никогда обе щеки вдовы не получали такого количества поцелуев.
Весь день готовились к пышному пиршеству в честь ангела мадам Сюрко. Лебик в сопровождении телохранителей спустился в погреб и указал лучшие бутылки, стоящие за охапками дров.
Пока нагружали корзины, лакей воспользовался случаем и сунул в карман склянку, забытую в пустой бочке. Думая, что взял свое наркотическое средство, он прошептал:
— Экое горе, тут не хватит для всех!
И, развеселившись, он сжимал в руке маленький флакон, не подозревая, что он содержит чистую воду, налитую Ивоном... Пришел, наконец, час пирушки и начались обильные возлияния. Гости пили так много, что языки их занемели, головы отяжелели и глаза смыкались.
Всех клонило ко сну и вскоре шумная ватага дежурных отвела Лебика в его мансарду. Но, как ни были они пьяны, гигант превзошел всех, его надо было поддерживать, потому, что он пил, как подобает Геркулесу. Его бросили на постель, как ворох белья, и он тотчас же захрапел.
Все разбрелись по разным углам. Наступила тишина.Тогда Лебик поднялся без малейшего признака опьянения и, улыбаясь пробормотал:
— Они были пьяны в стельку. Теперь они должны мертвецки спать, олухи!
Как и в первую ночь, он тихо отворил дверь и вышел в коридор. На этот раз его не встретили насмешливые голоса. Он двигался потихоньку в полной темноте.
— Скоро я буду с друзьями, — прошептал он, дойдя до первого этажа.
Подняв дверь подвала, он жалобно вздохнул:
— С каким бы наслаждением я передушил бы их всех поодиночке, этих чумазых, которые целый месяц досаждали мне! Но... придет еще мое время!
С этой утешительной мыслью он спустился по подвальной лестнице, закрыв за собой дверь.
— Спокойной ночи, щеголи... Молите Бога, чтобы он не послал в ваши сны Лебика!
Беглец вынул из кармана кремень, трут и высек огонь.
С огнем в руке он дошел до второго подвала... но в ту минуту, когда он входил, его оглушил, как и месяц назад, внезапный крик веселого хора:
— Лебик! Баррасен! Как любезно с твоей стороны, что ты пришел к нам! Мы не смели надеяться на такое счастье!
Лебик попал в яму, которую надеялся вырыть другим. Он притворился пьяным, но его враги сделали то же самое. Теперь, окруженный со всех сторон, он должен был объяснять, зачем среди ночи он спускался в погреб.
Ивон выжидал случая и дождался его! Два часа они ждали в полной темноте прихода Лебика,почти уверенные, что бандит откроет им потайной ход. Успех был полным.
Видя, что его поймали, Лебик притворился пьяным.
— Гражданам пришла в голову та же мысль, — произнес он пьяным голосом.
— А что это за мысль, дружок? — спросил Ивон.
— Я проснулся с такой жаждой в глотке... что подумал, что... винцо... свеженькое... будет лучшим лекарством от жажды.
— И тогда ты вышел, чтобы продолжить пирушку в одиночестве! Да ты настоящий,эгоист! Вместо того, чтобы пригласить нас... — сказал один из кузенов, Сен-Режан.
— Но вы ведь опередили меня! Вам, как и мне, чем больше пьешь, тем больше хочется пить. Надо позаботиться об этом, — сказал гигант с громким смехом.
— Да, Лебик — мастер своего дела! Давай же пить! — кричала веселая толпа.
Опрокинутые пустые бочки послужили столами и полились опять добрые старые вина Сюрко. Бутылки и кувшины менялись с неимоверной быстротой. Все изрядно накачались.
— Брр! — сказал наконец Сен-Режан. — С меня довольно, я иду спать.
Затем он поднялся в дом.Его примеру последовали остальные. Ивон и гигант остались одни.Плут не пил, а выливал вино на песчаный пол погреба. Поэтому он сохранил присутствие духа.Он хорошо помнил необыкновенную силу молодого человека, вдобавок увидел рукоятки двух пистолетов, засунутых за пояс Ивона, когда тот, разгоряченный вином, неожиданно отбросил полу своей куртки.
Ивон расхохотался.
— Старый друг! Что ты скажешь о тех ничтожных сосунках, которые подло оставляют поле сражения в самом разгаре битвы?
— Пфуй! Пфуй! — презрительно произнес гигант. — Им только сыворотку пить! При второй бутылке они уже кричат: «Мама!..»
— Действительно! Мы одни с тобой крепки! Поэтому пока ты здесь со мной, я хочу воспользоваться случаем и отплатить тебе за твою прежнюю шутку.
— За какую шутку?
— Месяц назад, когда я еще выздоравливал, ты называл меня мокрой курицей, потому что стакан вина ударил мне в голову...
— Ну так что же?
—Теперь, когдая здоров, я хочу доказать, что ни перед кем не спасую в этой игре с бутылкой.
«Сам напрашивается», — подумал Лебик. Чтоб раззадорить Ивона, он сказал, покачивая головой:
— Это слишком смело сказано... надо доказать...
— Предлагаю пари, — отвечал шевалье.
— Какое пари?
— Бьюсь об заклад, что уложу тебя мертвецки пьяным через два часа на песок погреба!
Гигант скорчил добродушную мину.
— Нет, нет, — отвечал он. — Это очень заманчиво, но я отказываюсь. Вы завтра будете сердиться на меня, что я обил вас в этой игре.
— Ты побьешь? Ты? — ревел Ивон, глубоко оскорбленный подобным предположением.
— Да, япобью...должен сказать, вы совсем слабы, нет, нет, вы слабы...
— Ты не что иное, как хвастунишка и трус! Бералек продолжал:
— Пари держу, что я напою тебя пьяным...
— О, вы бы крепко попались, если бы я захотел поймать вас на слове!
Ивон повторил с упрямством пьяного:
— Я тебя вызываю, вызываю, вызываю!
— Ну будьте же благоразумны, ступайте спать,—сказал гигант отеческим тоном.
—Бродяга!Трус! Идиот! Объявляю тебе,что если ты не примешь вызов, я тебе размозжу череп, —кричал шевалье, вынимая пистолет.
— Делать нечего, — поспешил ответить Лебик. И он тихо проворчал:
— Если бы у тебя не было пистолета, я бы не поил тебя, а просто придушил бы..
— Ну иди сюда! — скомандовал Ивон.
— К вашимуслугам, — отвечалЛебик, подходя к бочке, служившей столом.
— Ты видишь эту кружку с «Божанси»? Это тебе. Теперь возьми другую пустую кружку и наполни ее доверху «Тавелем». Это будет мне.
— Вы требуете, пусть будет так, — сказал гигант, направляясь к бочке с «Тавелем».
По дороге ему пришла в голову мысль: «А что если я вылью ему в кружку содержимое скляночки? Дело пойдет быстрее...»
— Вот, — сказал он, поднося Ивону кружку.
— Хорошо, теперь у каждого своя кружка! Ну, залпом!— скомандовал Бералек.
— Как? Сразу всю кружку?
— Ты трусишь?
— Вот мой ответ, — сказал Лебик, поднося к губам свое «Божанси».
Глотая, гигант взглядом следил за пьющим противником и думал:
«Залпом кружку! Долговязый грохнется через десять минут. Я влил ему порядочную дозу».
Кружки опустели одновременно.
— Ты видишь, я свою осушил полностью? — сказал шевалье, опрокидывая посуду.
— Но ведь я тоже не сплутовал, — и Лебик повторил жест Ивона.
Вдруг Ивон ударил себя по лбу и вскричал:
— Ах! Я забыл дать тебе маленький совет перед началом пари!
Молодой человек вынул один из своих пистолетов.
— Так что это за совет?
— Забыл предупредить тебя, чтобы ты не трудился вливать мне в вино свою гадость, так как в твоем флаконе — чистая вода!
Роли поменялись столь быстро, что Лебик онемел. Шевалье продолжал:
— Что касается твоего снадобья, я отложил его для удобного случая,
— И этот случай настал? Ивон громко захохотал.
— Когда ты наливал мне вино, мне пришло в голову примешать твоей дряни к «Божанси»!
Лебик бешено закричал. Забыв осторожность, он, отскочив на два шага, уже хотел броситься на шевалье. Но прыжок был задержан пистолетом.
— Шаг вперед — и я убью тебя, как собаку, — сказал молодой человек сухим голосом.
— Гром и молния! —скрежетал зубами от ярости Лебик.
— Иди спать, завтра закончим свои счеты, — сказал шевалье.
Ивон вышел из погреба.Видя, что враг удалился, Лебик едва сдержал крик радости. Он выпрямился, весь дрожа от волнения, стараясь стряхнуть с себя сонливость.
— Тысяча виселиц! Я успею перебраться на ту сторону,
— пробормотал он.
Он направился к выходу, который тщетно искали роялисты.Ивон подождал пять минут.
— Я думаю, теперь можно войти, он имел достаточно времени, чтобы заснуть, — сказал Бералек своим товарищам.
В первом погребе — никого. Но во втором шевалье, идущий впереди, внезапно остановился и захохотал:
— Черт меня побери, если я мог подозревать, что лаз находится в подобном месте!
ГЛАВА 25
А чем же занимался пленник Точильщика — Кожоль? Мы оставили графа в ту минуту, когда лакей собирался поведать ему причину столь жгучей ненависти к своей жене.
— Итак, милый Лабранш, ты женат... на пятидесятилетней женщине... Неужто добрая госпожа Лабранш предается проказам, которые,.. Ведь именно это ты хотел дать мне понять?
— Да, граф!
— И давно ты женат?
— Я попал в когти Точильщика в мае 1795 года...
— А в декабре 1793-го, — продолжал Кожоль,— после поражения вандейской армии, когда я доверил тебе сестру и мать, ты еще не был женат...
— Я женился через два месяца после казни этих дам, то есть, в апреле 1794 года,
— Следовательно, ты жил с женой не более года.
— Да, едва год.
— А любил ты ее?
— Нет, — сухо отвечал лакей.
Граф с удивлением взглянул на него.
— Есди бы ты не любил жену, которой уже тогда было сорок пять лет и которая, по твоему собственному признанию, не была красива... на кой черт ты женился? И при чем здесь ревность?
— Я хочу отплатить ей за долгие годы своего плена.
— Так это она выдала тебя Точильщику?
— Я теперь убежден в этом.
— А почему мадам Лабранш пришла фантазия избавиться от тебя?
— Потому что она любила другого.
— В сорок пять лет! О, кажется, у этой дамывечно юное сердце, — хмыкнул Пьер.
После некоторого размышления он покачал головой.
— Знаешь, Лабранш, твоя история кажется странной. Почему твоя жена, желая избавиться от тебя, пользуется услугами Точильщика, а не воспользовалась более легким средством — разводом, который во времена нашей блаженной Республики разлучает несчастных супругов в два часа?
— Она выдала меня Точильщику, — упрямо повторял Лабранш.
Он уже сожалел, что предложил выслушать свой рассказ.
— Позднее, когда мы выйдем отсюда, вы все узнаете...
— Когда нас здесь не будет, вряд ли у тебя будет потребность высказываться, — возразил насмешливо Ко-жоль, — к тому же вряд ли меня будут интересовать истории, которые я могу выслушать здесь.
При этом насмешливом топе старик робко спросил:
— Граф не сердится?
— На что мне сердиться?
— Что я должен молчать.
— Храни твои тайны, любезный. Это твоя собственность, и мне нечего с ней делать.
Лицо Лабранша прояснилось.
— В таком случае, граф, вы сдержите свое обещание?
— Какое?
— Разделить со мной шансы на побег?
— В тот день, когда это произойдет, я возьму тебя с собой.
— А если это произойдет ночью?
— Если случай представится ночью, клянусь, что возвращусь освободить тебя через сорок восемь часов.
— Почему через сорок восемь? — спросил удивленный лакей.
— Ты забываешь, что мы не в Париже!
В эту минуту дверь отворилась, и Ангелочек просунул свою голову.
— Разве граф не ложится спать? — спросил он.
— Который час?
— Три часа ночи. Самая пора спать. Я валюсь с ног, ожидая за дверью, когда придет время отвести Лабранша в его конуру.
— Ступай, я сам разденусь — сказал Кожоль, отпуская лакея.
Перед тем как отвести своего пленника, Ангелочек остановился на пороге и, обернувшись, сказал насмешливым тоном:
— Если граф не чувствует сейчас охоты лечь, то я вернусь, когда отведу своего старика в клетку, и сделаю вам маленькое сообщение, которое вызовет сладкие сновидения.
— Заснуть после твоих слов! Это блаженство, которого я всегда буду желать, — сообщил Пьер, чья неувядаемая веселость доводила Ангелочка до бешенства.
После непродолжительного отсутствия тюремщик вновь возник на пороге.
— Ну, высокородный Ангелочек, я слушаю твой мелодичный голосок!
— Знаете ли, граф, сколько уже времени я вас здесь сторожу?
— Одиннадцать месяцев.
— Да, одиннадцать месяцев промчались с того дня, когда вы пообещали сбежать.
— Обещаю это тебе снова.
— Это обещание я сам ежеминутно повторяю всем...
— А вы всегда настороже?
— Мы смотрим на ваше сиятельство, как на старого воробья. Выбраться отсюда вам будет нелегко...
— Ты пришел для того, чтобы сообщить мне об этом?
— Нет, просто мне показалось, что вы забыли, из-за чего мы держим вас здесь, словно драгоценный камень.
— Твой плут-господин требует, чтобы я назвал ему имя женщины.
— Ваша память не утратила своей остроты.
— Зачем Точильщику это имя?
— У вас в голове засела мысль промолчать... А между тем у Точильщика засела мысль, что вы просто, подобно жеманницам, хотите испытать насилие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33