— Да, времена тяжелые и надо любыми средствами добывать свой хлеб.
— Ну так идем, — сказала вдова.
Елена поняла, что торговку старались выманить из дома под хитрым предлогом, чтобы она не стала свидетельницей встречи. Елена могла бы остановить вдову, но так как она была не из трусливых, то предпочла встретить опасность лицом к лицу.
Через две минуты, как она и предполагала, явился разносчик.Удостоверившись, что Елена одна, он подошел к ней.
— Как вы выбрались из подземелья Генюка? — спросил он.
— Нам удалось найти запасной выход, мы видели, как вы бежали от синих.
— Через полчаса я вернулся, чтобы вас освободить, но нашел погреб пустым. Вы ушли с молодым человеком.
Елена, испугавшись за Ивона, равнодушно спросила:
— Молодой человек? Право, я не могу утверждать этого. В погребе было темно.
— Но потом вы могли определить возраст своего спутника?
— Была еще ночь.
— Ночь была довольно светлой. Меня ведь вы узнали, когда я бежал от синих!
— Мне не пришло в голову смотреть на этого человека.
— При вас Генюк сказал, что ему двадцать четыре года.
— Я не обратила на это внимания.
Шарль понял, что девушка уклонялась от этой темы. Он продолжал тем же тоном:
— Пусть так. Но за время долгого пути днем вы видели его лицо.
Елена поняла, что хитрить бесполезно, и сухо сказала:
— Да, это был молодой человек. Что дальше?
— Его имя?
— Не знаю.
Шарль пристально взглянул на нее.
— Вы его любите?
— О, подобный вопрос...
— Вы его любите? — повторил Шарль отрывисто. Елена подумала об опасности, которую могла навлечь на Ивона.
— Нет, — твердо отвечала она.
Этот тон, казалось, успокоил разносчика, потому что Он прибавил:
— Тем лучше!
Потом продолжал более мягко:
— Мадемуазель, когда ваш дедушка поручал вас мне перед взятием Савенея, я поклялся охранять вас. Я спас вас от гусар. Целую ночь я нес вас на руках, когда вы были в обмороке. Когда вы спали, я сторожил ваш сон. У Генюка я успел спасти вас, отправив в погреб. Я предпочел подвергнуться опасности, чтобы охранять вас... Как только я спасся, первая моя мысль была о вас, и я вернулся по своим следам, чтобы вас освободить...
После минутного молчания Шарль продолжал:
— Хорошо ли я поступил, делая это, мадемуазель?
— Да, — искренне призналась Елена. И все-таки она чувствовала к нему какое-то инстинктивное отвращение,
— Как вы думаете, заслуживает ли мое поведение награды?
— Мне жаль, но война отняла у меня все мое состояние.
Разносчик улыбнулся.
— О, мне нужно не золото. Я хочу другой награды. Елена молчала.
— То, что я хочу от вас потребовать, — продолжал Шарль, — может показаться вам весьма странным...
— Говорите.
После некоторого колебания он сказал серьезно:
— Мадемуазель, я хочу располагать тремя годами вашей жизни!
При этом удивительном требовании Елена удивленно вскинула глаза.
— С какой целью? — спросила она.
— Вы не должны об этом знать. Возможно, что этот срок пройдет, а я так и не использую вас для своих целей. Тогда вы будете свободны. Но может случиться, что завтра или даже накануне последнего дня нашего договора я выставлю вам требование, которому вы обязаны подчиниться... Словом, в этот срок я по своей воле буду располагать вашей свободой... и даже буду вправе связать вас брачными узами.
— С вами, может быть? — холодно спросила она.
— О, нет! — отвечал разносчик с улыбкой. — Не со мной, потому что тогда я не отвечаю, буду ли в состоянии сдержать слово.
— Не понимаю...
— Если вы выйдете за меня замуж, то по окончании срока нашего договора я могу... нарушить его... Между тем, связанная с другим, вы получаете полную свободу, когда пробьет последний час последнего дня.
— Каким образом?
— Самым простым... став вдовой, — сказал Шарль с улыбкой.
Этот ответ бросил ее в дрожь. Она чувствовала, что негодяй хотел сделать из нее орудие какого-то ужасного замысла, и это мрачное обещание отпустить ее при помощи вдовства доказывало, что он ни в грош не ставит человеческую жизнь.
Разносчик опять заговорил после непродолжительного молчания:
— Вы очень молоды и в вашем возрасте три года — пустяк. В день освобождения ваша красота еще не достигнет полного расцвета.
— Не стоит загадывать, как может измениться женщина за несколько лет.
Он покачал головой.
— Нет, — сказал он, — вы именно та, которая мне нужна.
Я оценил вас в минуту опасности. Вы энергичны и мужественны, несмотря на ваши шестнадцать лет. Другая не будет обладать одновременно вашей смелостью и красотой. И наконец, я не буду иметь на другую тех прав, которые имею на вас.
— Какие права? — спросила Елена голосом полным гордого негодования.
— Права на вашу признательность, от которой вы не отрекаетесь, — отвечал Шарль насмешливо.
— Не могу ли я как-нибудь иначе доказать свою признательность?
— А какие другие способы в вашем распоряжении? — цинично бросил он. — Война разорила вас и лишила всего и всех. Жизнь ваша в опасности и с минуты на минуту палач может наложить на вас свою руку. Чего же я могу от вас требовать? Может быть, вашей красоты? Но я мог владеть ею третьего дня, по дороге в Бенн. Я мог бы обесчестить вас, а потом задушить. И кто бы мне помешал?
Она слушала, бледная и дрожащая. Разносчик продолжал.
— Почему я пощадил вас? Просто мне пришло в голову, что ваша красота может послужить лучше, чем для удовлетворения минутного желания. И я был прав. Мне нужны вы, ваша красота и энергия. Поэтому я и требую трех лет вашей молодости. Согласны вы?
Елена смотрела на него, не отвечая. Ее молчание было принято за колебание.
— Соглашайтесь, красавица, по окончании срока я возвращу вам богатство, отнятое войной!
— А если я откажусь?
— Если ты откажешься теперь, после того, как я трижды спас тебе жизнь, я заставлю тебя согласиться рано или поздно, — ответил Шарль.
— Сомневаюсь! — Презрительно усмехнулась, мадемуазель Валерам.
Разносчик схватил ее руки и привлек к себе. Он наклонил к ней лицо, искаженное бешенством, и хрипло произнес:
— Послушай, любезная. Если ты откажешься, то с этого дня я буду преследовать тебя на каждом шагу. В жизни всякой женщины бывает минута, когда она отдается своему злейшему врагу. Либо для того, чтобы самой избежать опасности, либо — чтобы спасти любимого человека... Эта минута наступит и для тебя.
Елена невольно подумала об Ивоне и вздрогнула. Он тут же заметил ее волнение.
— Ага, моя хорошенькая жеманница, ты, кажется, влюблена... И, без сомнения, в прекрасного спутника, имя которого ты мне так и не назвала. Ну, тем лучше, я все равно узнаю его имя! Посмотрим, не прибежишь ли ты сама ко мне в тот день, когда он будет в моей власти!
— Я презираю ваши угрозы, — храбро отвечала она.
— В час опасности ты не будешь так спесива и презрительна.
Затем Шарль прибавил с мрачным смехом.
— Когда я отыщу его, пусть он побережется! Дверь сотворилась, и вошел Баррасен.
Он окинул Елену сальным взглядом и- спросил: - Покончили с этой малюткой?
— Молчи, скотина, — сухо ответил Шарль.
— Слушаю, хозяин, — покорно согласился тот.
И все же, несмотря на страх, у бандита сильно чесался язык.
— Я забыл сказать вам, — заявил он, — что когда мы заворачивали за угол, вдову встретил человек с пренеприятной физиономией и пошел с ней рядом.
— Кто такой?
— Лицо кошачье. Я заметил, что старушка побледнела, как чепец на ее голове.
Елена, которая равнодушно слушала разговор, вдруг почувствовала смутное беспокойство.
— Что он говорил? — спросил Шарль.
— Я слышал ее ответ: «Да, гражданин Жан Буэ».
— Жан Буэ! — воскликнул Шарль.
И, обращаясь с жесткой улыбкой к Елене, он сказал:
— Вот, моя гордячка! Этот гость очень кстати, он быстро подвинет мои дела!
Наклонившись к девушке, он шепнул ей на ухо так, чтобы Баррасен не слышал:
- Я сказал тебе, что в жизни каждой женщины есть минута, когда она отдается злейшему врагу или чтобы спасти себя, или того, которого любит...
Елена подняла голову.
— Что вы хотите сказать? — спросила она. Баррасен в это время открывал дверь.
- Бежим, вот они! — крикнул он. И он исчез.
Разносчик быстро направился к двери, и когда был уже на пороге, обернулся, чтобы ответить на ее вопрос.
- А то, моя милая, что этот Жан Буэ несет тебе смертельную опасность. А я займусь твоим возлюбленным...
Оставшись одна, Елена старалась вспомнить, где она слышала имя Жана Буэ.Вдруг ее передернуло. Она вспомнила, что говорил молодой шуан при переходе в Ренн об этом человеке, одном из двенадцати судей Пошоля.
В ее памяти возникла фраза:
«Боже избави вас повстречаться с Жаном Буэ, который еще полгода назад не вставал с постели, пока стирали его единственную рубашку, а теперь он обладает миллионом, украденным у жертв».
Елена тут же вспомнила и конец фразы: «Кутила и любит приволокнуться за женской юбкой, но тотчас же срубает ей голову, когда устанет веселиться».
Перекрестясь, она покорно прошептала:
— Да, приближается опасность...
Дверь отворилась, и вдова, пропуская гостя вперед, сказала:
— Войди, гражданин Буэ. Твой приход — большая честь для моего скромного дома.
ГЛАВА 20
Прежде, чем продолжать наш рассказ, нужно объяснить, каким образом Баррасен стал вассалом Шарля.Бандит хорошо понимал, что он в безопасности только в городе, несмотря на прибывшее из Парижа предписание
о его аресте.Взвесив все шансы, он, наконец, принял решение.
— Конечно же, мне спокойнее будет в городе. Сначала я доберусь до Ренна, потом перееду в Брест...
Он окинул взглядом лежащие на тележке товары.
— Отлично! — сказал он. — Сколочу же я денежки по приезде в Ренн! А потом отыщу двух-трех стоящих молодцов и с ними — за дело!
Возле телеги раздался крик совы — призыв шуанов.Осторожный Баррасен остановил свою лошадь и сошел на землю. На дороге никого не было. Вдали раздавались крики шуанов.
Он опять влез на повозку, но едва уселся на сиденье, как тот же крик повторился очень близко и с переливом, вероятно, заключавший в себе особый смысл.
Он стегнул кнутом исхудалую лошадь, и та понеслась вялой рысью.Через пятнадцать минут Баррасен успокоился и продолжал свой монолог:
— В самом деле, чего мне бояться со стороны этих людей? Если мне грозит неприятность, то конечно, от того, у кого я стащил повозку. Он, должно быть, проспал в кухне, где я оставил его вчера, а я, не отдыхая, шел вперед всю ночь. Когда он проснулся сегодня утром, я уже слишком далеко отъехал для того, чтобы он мог догнать меня. Ну, смелей!
Весело напевая, гигант продолжал свой путь, не подозревая, что на задке телеги он перевозил в корзине именно того, с кем не желал бы встретиться.
Великан радовался бы намного меньше, если бы мог подозревать значение обоих призывов Шарля, раздавшихся во время остановки телеги.
Первый сигнал собрал рассеянных по окрестности шуанов.Второй велел следовать за телегой вдоль дороги.Шарлю легко было бы на открытом месте остановить вора и отнять у него свое добро, но он прежде всего хотел убедиться, кем же в действительности был этот наглый малый.
День клонился к вечеру.
— Э, э! — бормотал Баррасен. — Я знаю кого-то, кто сегодня рано ляжет спать.
С самого бегства из Парижа он спал под открытым небом, а теперь помышлял, как о празднике, о возможности растянуться между двумя простынями.
В сумерки он проезжал мимо Ивона и Елены, которые выжидали в кустарнике наступления ночи, чтобы под прикрытием темноты войти в Ренн.
Когда наступила ночь, Баррасен предоставил лошади самой выбирать путь в темноте. О направлении уже не нужно было беспокоиться. Город был рядом, и он помышлял о близком отдыхе.
Вдруг лошадь стала.Баррасен замахал кнугом.Животное не двигалось, оно стояло на одном месте, как вкопанное.
В ту же минуту вокруг телеги появилось пять-шесть теней, поднявших крик на бретонском наречии, непонятном для Баррасена.
С правой стороны дороги вспыхнул факел.Стали заметны очертания ветхого дома. Во время этой войны жители так тщательно закрывали на ночь все двери, ставни и даже щели, что путешественник мог пройти в темноте у самого дома, не подозревая о его наличии.
— Вот и наш путешественник! — весело крикнул по-французски человек с факелом в руке.
—Ага! Так я въехал в Ренн? — спросил Баррасен, слегка ослепленный внезапным светом.
— Нет, вы от него на расстоянии трех ружейных выстрелов.
Видя, что гигант тревожно смотрит на пятерых парней с подозрительными лицами, окруживших экипаж, человек с факелом прибавил:
— Это мои слуги, они явились, чтобы выпрячь лошадь и снести ваши вещи.
... В эту эпоху бретонские гостиницы поражали своей простотой. В них было чуть больше удобств, чем под открытым небом.
Весь нижний этаж был занят кухней, служившей также общим залом. Над ним — три или четыре обширные комнаты, меблированные несколькими кроватями для путешественников. Первый прибывший мог выбирать себе место — привилегия весьма драгоценная при сквозном ветре, дующем через разбитые стекла окон. Все стремились к кровати, стоящей в углу.
Что касается стола, то он предлагал весьма скудную пищу: ржаной хлеб, очень редко говядину и вино, за неимением стаканов — прямо из кувшина.
Можно было подумать, что Баррасена ждали, так как он увидел накрытый стол.Садясь за стол, он спросил:
— Хороши ли у вас постели?
— Отличные, тем более, что вы — мой единственный постоялец.
Он плотно поужинал, убежденный, что с полным желудком лучше спится. Потом встал и сказал:
— Теперь, бай-бай!
Трактирщик со смоляным факелом отвел его на верхний этаж в комнату с восемью кроватями.
— Выбирайте любую. — сказал он. Баррасен ощупал их все и выбрал самую мягкую, подальше от окна.
— Спокойной ночи, — сказал хозяин, удаляясь. Великан мигом разделся, потушил свечу, закутался в одеяло. Потом с наслаждением потянулся на мягкой постели.
Он натянул одеяло до самого носа. С минуту прислушивался к свисту декабрьского ветра, зевнул два-три раза и, наконец, уснул в ту минуту, как кукушка в нижнем зале прокуковала восемь часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33