А там останется переодеться в гражданский костюм и с наступлением ночи уехать поездом.
У себя в комнате, в коробочке, он хранит много денег. Их вполне хватит на текущие нужды. Свои сбережения Холлинс хранил в Йоркширском обществе взаимопомощи, куда он по привычке много лет переводил деньги. Поэтому он не видел сейчас ничего такого, что могло бы помешать ему немедленно покинуть Дартмур. Его тревожил другой вопрос: будет ли разумнее уехать сразу или лучше дождаться,
пока окончится расследование обстоятельств исчезновения Ллойда? Если он сейчас уйдет, не прощаясь, разве это не покажется подозрительным и связанным с исчезновением Ллойда? Может быть объявлен розыск...
Некоторое время Холлинс ломал голову над этим вопросом, пытаясь угадать последствия своего выбора. Когда наконец он встал и отправился дальше, решение было принято: уходить сразу; инстинкт подсказывал Холлинсу, что нужно бежать. Ему казалось, что бегство будет успешным. Он уйдет сегодня же ночью. Нужно будет подальше уйти пешком и взять билет на какой-нибудь станции, где его не знают и никто не обратит на него внимания. Он спокойно доберется до родного Каслфорда, несколько раз поменяв направление, чтобы его нельзя было выследить. В Каслфорде он возьмет в Строительном обществе свои сбережения и, надежно упаковав бриллианты, двинет на запад, в Ливерпуль, или на юг, в Саутгемптон. Там сядет на корабль и отправится в Кейптаун. Этот план казался ему самым реальным и легко осуществимым. Это был самый прямой путь, который следовало бы выбрать.
Когда Холлинс вернулся в тюрьму, он доложил о своем прибытии. Отсутствие Ллойда он объяснил тем, что на его приятеля сильно подействовала жара и ему пришлось зайти передохнуть на ферму. Это, кажется, ни у кого не вызвало подозрений, как и просьба Холлинса снять его этой ночью с дежурства, потому что он ужасно устал после погони за Вассали. Йоркширец понял, что он на ближайшие несколько часов избавлен от вопросов, расследования и подозрений. Им начало овладевать чувство уверенности в успехе. Умывшись и освежившись, Холлинс почувствовал большую уверенность в себе, чем когда-либо раньше, и, уединившись в своей комнате, начал готовиться к бегству. У него было фунтов сорок — пятьдесят
в банкнотах, в коробочке лежало золото и серебро, и, когда Холлинс сменил форму на твидовый костюм, аккуратно сложил свои вещи и уничтожил бумаги, которые не хотел хранить, он спрятал свои сбережения в широкий пояс и был теперь готов ко всему. Поздней ночью Холлинс выбрался из своей комнаты и к середине следующего дня был уже в Бристоле.
Там он остановился на несколько часов, чтобы обеспечить себе большую безопасность. Холлинс вспомнил, что некоторые из надзирателей знают его твидовый костюм. Поэтому в Бристоле он отправился в магазин готового платья и выбрал себе самый модный костюм. Он, надел его в одной из примерочных, купил небольшой чемодан, спрятал в него старую сумку и ушел. Выполняя свой план — добираться с пересадками — он взял билет из Бристоля в Суиндон. В Суиндоне он переночевал, на следующий день отправился в Регби, а оттуда в Бирмингем, где провел следующую ночь. Наутро Холлинс решил, что пора отправляться в Каслфорд, и сразу после завтрака взял билет на север.
Когда поезд тронулся, Холлинс открыл купленную на станции утреннюю газету. В глаза ему сразу бросился набранный огромными буквами заголовок: «Ужасная цепь убийств в Южном Девоншире».
Глава четвертая
СТРАХ ПЕРЕД НЕВЕДОМЫМ
Когда Холлинс благополучно, по его мнению, выбрался из Дартмура, он сразу же начал пить. В первые сутки убийца был слишком занят, чтобы думать об этом средстве приглушить страдания, терзающие его сердце, но, когда довелось провести целую ночь в Суиндоне, наедине со своими мыслями, Холлинсу пришлось прибегнуть к спиртному. Он сел в укромный угол курительной комнаты тихой гостиницы и, внимательно оглядев посетителей, начал пить виски и пил, пока не почувствовал сонливость, а потом ушел в свой номер. Через три часа Холлинс проснулся, покрытый от ужаса холодным потом. Ему снилось, что Ллойд, лишенный головы, гонится за ним по залитым жарким солнцем склонам холмов. В эту ночь Холлинс больше не сомкнул глаз, и утром у него ужасно болела голова. До середины дня он пытался лечить головную боль бренди, а потом вернулся к виски, которое употреблял всякий раз, когда представлялся случай, в основном в буфетах железнодорожных станций, пока не остановился на ночь в Бирмингеме. К этому времени Холлинс решил, что ему надо напиться как следует. Он помнил, как однажды в Индии после крупных неприятностей привел себя выпивкой в спокойное, хотя и не совсем бодрое состояние ума, и сейчас хотел повторить это. Он не боялся, что начнет шуметь, привлекать к себе внимание или совершит поступок, который приведет его в руки полиции. Холлинс был из тех людей, которые пьют мирно и тихо, а после пирушки спокойно отправляются спать. Ему никогда в таких случаях не хотелось кричать, петь, драться или вступать в споры. Поэтому ему раньше случалось напиваться в одиночку, без товарищей, которые вели себя чересчур шумно.
Но на этот раз Холлинс обнаружил, что спиртное не оказывает своего обычного действия. Когда он прибыл в Бирмингем, было еще не поздно и, хорошо поев, Холлинс отправился побродить по городу. По дороге он не пропускал ни одного бара, выпивая в каждом по два-три стаканчика виски.
В десять часов он вернулся в гостиницу и до двенадцати сидел в курительной комнате. Официант, непрерывно подносивший гостю виски с содовой, втайне поражался его жажде. Но Холлинсу не захотелось спать, и он не ощутил ни малейших признаков отравления. Несмотря ни на что, мозг его работал яснее, чем когда-либо прежде. Холлинс чувствовал себя бодрым и свежим, как после хорошего ночного сна. В двенадцать часов он решил, что, судя по количеству выпитого, пора бы уж отправляться спать. Но он знал, что не сможет уснуть, и ужасы прошедшей бессонной ночи заранее пугали его. Холлинсу хотелось еще виски, но стыдно было заказывать его. Однако счастье ему улыбнулось. Смена его официанта закончилась, а ночной портье поставил в конце комнаты множество бутылок, лимоны и сахар. Холлинс решил не упускать благоприятную возможность. Кивнув портье, чтобы тот подошел поближе, Холлинс тихо спросил:
— Что бы вы посоветовали мне выпить на ночь? Последнее время я очень плохо сплю и думаю, что несколько капель горячительного мне помогут.
— Одни берут ром, другие виски — у разных джентльменов разные вкусы,— так же тихо ответил портье.
— Пожалуй, возьму ром,— решил Холлинс.— Когда будете смешивать, сделайте его покрепче.
— Большая порция рома... горячего, с сахаром и лимоном?
- Отлично, сэр,—сказал портье.
Горячий грог будто заново вернул Холлинса к жизни. Он снова стал смотреть на вещи оптимистически. «Я стреляный воробей,— сказал себе Холлинс.— И не так-то просто меня поймать». Долив стакан, Холлинс почувствовал себя так приятно и спокойно, что подошел к ночному портье и попросил повторить порцию. Тот не увидел в этой просьбе ничего необычного и быстро выполнил заказ. Покончив со вторым стаканом, Холлинс отправился спать. Он сразу же провалился в пьяное забытье, потому что горячий ром активизировал бесчисленные стаканчики бренди с содовой и виски с содовой, которые он выпил за этот день. Когда голова йоркширца коснулась подушки, он не чувствовал ничего, кроме мягкого покачивания, которое вовсе не казалось неприятным, обещая спокойную ночь. Он лежал, как бревно, ничего не чувствуя и не понимая, пока серый рассвет не подкрался к окнам его комнаты, а потом вдруг проснулся с ощущением леденящего ужаса, отчаяния и смертельного страха, сжимающего и рвущего на части его сердце. Холлинс вскочил и попытался найти выключатель. Но в тот момент, когда ноги его коснулись пола, голова его закружилась, и он упал с громким стуком. Падение отрезвило его. Он приподнялся, сел, дрожа, на край кровати и стал смотреть в светлеющее окно.
Снова упав на кровать, Холлинс забылся в беспокойной дреме, пока наконец солнечный луч, коснувшийся лица, не пробудил его ото сна, в котором Ллойд с разбитой и окровавленной головой, болтающейся на тонкой шее, преследовал его по улицам большого
города.
Холлинс чувствовал себя усталым, больным и несчастным. Он погрузил голову в холодную воду, постарался взять себя в руки и, наконец, почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы сойти вниз поесть. Холлинс сел на предложенное ему официантом место и стал, нахмурившись, разглядывать меню. Обычно он ел по утрам много и с аппетитом, но сейчас не хотелось даже и думать о еде. Во рту у него пересохло, руки дрожали. Официант внимательно оглядел Холлинса и сочувственно покачал головой.
— Не знаю, что и заказывать,— сказал Холлинс,— что-то я с утра неважно себя чувствую.
— Простите, сэр,— сказал официант.— Позвольте вам кое-что предложить. Для начала несколько тостов с анчоусами, сэр,— это удивительно помогает, если правильно приготовить. Я сам прослежу на хухне. И крепкий кофе с бренди, если вы не возражаете, сэр.
— Ладно,— согласился Холлинс.
Он взял газету, которую подал ему официант. Но буквы расплывались перед глазами, и йоркширец не смог прочитать ни слова.
Когда официант вернулся, Холлинс жадно отхлебнул кофе и почти с детской радостью почувствовал, что возвращается к жизни. Допив кофе, он заказал вторую чашку. Холлинс ухитрился съесть несколько тостов с анчоусами, потом согласился отведать копченую селедку и наконец встал из-за стола, чувствуя себя гораздо лучше, чем когда садился. Но потом ноги сами понесли его в бар, примыкающий к курительной комнате. Там он быстро выпил три бренди с содовой. И именно в это время Холлинс принял решение отправляться прямо в Каслфорд. Заплатив по счету, он пошел на станцию.
Ждать экспресса на Йоркшир пришлось около часа. И этот час он потратил на посещение ближайших баров, в каждом из которых пропускал по несколько стаканчиков бренди.
Холлинс почувствовал, что спиртное — его единственный друг в этом мире. Поэтому он купил обшитую кожей бутыль и в станционном буфете наполнил ее бренди. "
Вот в таком состоянии был Холлинс, когда он развернул в поезде газету и увидел заголовок, кричавший о том, что репортеры назвали «ужасной цепью убийств в Южном Девоншире». Холлинс не смог совладать со своими расшатанными, перевозбужденными нервами, когда читал этот огромный заголовок. Ему повезло: в это время он сидел в купе один. Рука беглеца задрожала так сильно, что газета упала на пол. Холлинс снова поднял ее и, основательно отхлебнув из фляги, прочел статью от начала до конца.
Статья повествовала о странной и загадочной истории. В одну ночь на прошлой неделе в Плимуте были найдены тела двух мужчин. Состояние трупов и обстоятельства, при которых их нашли, ясно говорили о том, что оба убиты. Один из мужчин, известный ростовщик, еврей Аарон Джозефс, был найден в своей гостиной, задушенный шелковой веревкой. Другого, индуса, имя которого установить не удалось, нашли убитым ударом ножа в спину в низинном районе города, в комнате, которую он снял только накануне. На следующий день из Дартмура пришло сообщение о не менее странной истории. Сгорела хижина на торфянике. Пришедшие туда местные жители обнаружили полуобгоревшее тело неизвестного мужчины, убитого страшным ударом по голове. С него была сорвана вся одежда, а рядом лежал костюм каторжника. Установить связь между этим и следующим звеньями странных событий было нетрудно. Накануне вечером из каторжной тюрьмы в Принстоне бежал некий Стефано Вассали, который ночью скрывался на торфяниках. Наверняка это он нашел спящего в хижине неизвестного, тихо подкрался к нему и убил, чтобы забрать его одежду. Самого Вассали, когда он вышел из хижины, заметили надзиратели и застрелили, а тело его отвезли обратно в тюрьму. Так разворачивались события, если верить газетам.
По теории, развиваемой газетчиками, между первыми двумя убийствами существовала какая-то связь. А убийцей был человек, полуобгоревшее тело которого обнаружили в хижине. Холлинс, отхлебнув
пару раз бренди из своей фляги, разработал собственную версию. Человек из хижины, видимо, убил ростовщика, или индуса, или их обоих из-за бриллиантов. Вассали, убив этого мужчину, чтобы завладеть его одеждой, нашел бриллианты. Холлинс вздохнул свободнее, не найдя в газете ни одного упоминания о драгоценностях. Газетчики явно понятия не имели об их существовании. «В том, что касается бриллиантов,— подумал беглый надзиратель,— мне ничто не угрожает». . ...
В этот момент его внимание привлек другой заголовок, напечатанный помельче. При взгляде на него нервы Холлинса снова вышли из повиновения. Заголовок сообщал о странном исчезновении двух принстонских надзирателей. Крепко сжав газету трясущимися пальцами, Холлинс прочел статью. Кроме сообщения о том, что Уильям Холлинс и Дэвид Ллойд, надзиратели каторжной тюрьмы в Дартмуре, исчезли при загадочных обстоятельствах, статья рассказывала обо всем, что Холлинс уже знал до того, как ушел из казармы. Но рассказывала она и еще кое о чем. Уже было обнаружено, что Ллойд не приходил ни на какую ферму или в дом, чтобы попросить помощи и отдохнуть. Стало ясно, что рассказ Холлинса — выдумка. Кроме того, один из местных жителей видел надзирателя, похожего по описанию на Холлинса, неподалеку от плато, на котором в это утро нашли Вассали. Репортер описывал подозрительные обстоятельства, при которых ушел из казармы Холлинс. По его утверждению, власти считают, что Ллойд стал жертвой преступления, и пытаются найти Холлинса. В конце статьи приводилось очень подробное описание внешности Холлинса. Особое внимание уделялось его усам, которыми беглец очень гордился. Он считал усы главным украшением своего лица.
Если бы Холлинс мог выдернуть свои усы по волоску, он бы занялся этим немедленно. Экс-надзирателю казалось сейчас, что, после того как дело попало в газеты, его очень быстро опознают и все обернется самым неприятным образом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29