— У меня в кармане случайно оказалась бечевка, и если мы привяжем к ней крюк, то легко вытащим ожерелье.
Ллойд не отвечал, задумчиво наблюдая, как Холлинс обстругивает веточку, придавая ей нужную форму. Он думал, что если бы положил в карман бечевку, то давно сам вытащил бы бриллианты.
— Одно меня тревожит,— сказал Ллойд, когда они двинулись дальше.— Вассали явно где-то прятал эти бриллианты и взял их снова, когда бежал. Скорее всего, он их украл, и это была крупная кража. Может быть, их описание всем известно?
— А мы не будем их предлагать в теперешнем виде,— сказал Холлинс— Не такие мы дураки, чтобы совать головы в петлю.
Их нужно вынуть из оправы и продавать по частям. После поездки в Южную Африку мы скажем, что они оттуда.
— Но эта поездка обойдется недешево.
— Это вложение капитала,— назидательно произнес Холлинс.— Если хочешь делать большие дела, нужно вкладывать в них деньги. Я уверен, что мы оба не откажемся понемногу вложить в это дело, зная, что получим потом гораздо больше.
— О, я кое-что успел накопить,— кивнул Ллойд,-фунтов сто или около того. Но почему бы нам просто не сказать, что мы вернулись из Южной Африки? Зачем туда ездить? Мы можем сделать вид, что там были.
— А если нас начнут расспрашивать о стране? — Холлинс презрительно ухмыльнулся.— Мы тогда будем выглядеть круглыми дураками. Вот что я тебе скажу: хочешь заниматься бизнесом — занимайся как следует.
Подойдя к подножию скалы, венчающей Тор, они остановились и осторожно огляделись. По эту сторону холма не было видно ни души. Над холмами царила та Же гнетущая тишина, которая так подавляла Ллойда, когда он остался один у трупа Вассали.
Поднимаясь к вершине, оба молчали. Слышалось только тяжелое дыхание.
— А теперь,— сказал Холлинс, когда они взобрались наверх,— давай посмотрим, нет ли кого с противоположной стороны.
Они пересекли маленькую площадку и огляделись. Местность здесь была почти такой же пустынной, как и с другой стороны. Единственным признаком присутствия человека была маленькая ферма, стоящая на вересковой пустоши в миле от Тора. Та самая ферма, на которой Холлинс одолжил пони и повозку. На ферме и вокруг нее было пусто.
— Никого! — сказал Холлинс.— Пора за работу. Он нагнулся и поднял большой камень, который положил поверх трещины Ллойд. Ллойд стал на колени и начал вытаскивать из полости зеленые ветки. Скоро он лег ничком, положив голову на уступ, и засунул руку в трещину по плечо.
Тем временем жажда убийства все сильнее воспламеняла Хол-линса. Он видел, что компаньон полностью в его власти — голова его лежит на краю скалы, а глаза закрыты от напряжения. Йоркширец почувствовал, что тяжелый камень, который он все еще держит в руках, превращается в грозное оружие. Демоны алчности и зависти, сидевшие в Холлинсе, с готовностью уступили место дьяволу, который легко заставил его повиноваться. В воображении Холлинс уже слышал треск человеческого черепа, разбитого камнем.
— Я уже с трудом достаю,— задыхаясь сказал Ллойд.— Мои руки не...
Холлинс поднял тяжелый камень и с громким выдохом опустил его на голову своего компаньона. Послышался отвратительный треск; заставивший йоркширца закрыть глаза. Когда через секунду он снова открыл их, то увидел, что отпрыгнул ярда на два в сторону и стоит,
изогнувшись, как хищный зверь, готовый снова нападать или защищаться. Его дрожащие руки были судорожно сжаты.
Но Ллойд не шевелился. Он лежал ничком поперек трещины. Тело его уродливо вытянулось, как тело раздавленного насекомого. Из-под камня виднелось то, что осталось от его головы,— отвратительная смесь крови и мозгов. Он умер от первого удара.
Холлинс выпрямился, глубоко вздохнул, посмотрел на синее небо, на бескрайние, поросшие вереском холмы и встряхнулся. Он плюнул на траву, словно хотел избавиться от неприятного вкуса во рту, два раза провел рукой по губам, как будто только что пил воду, и снова сплюнул.
— В конце концов,— пробормотал он,— я первым их увидел. У меня было больше прав, так что он не должен был вмешиваться. Я не верю в честную дележку.
Холлинс подошел к телу и коснулся его ногой.
— Эй, Ллойд! — громко прошептал он.— Ллойд!
Вокруг было тихо. Кажется, даже пчелы перестали летать над вереском.
— Готов! — буркнул йоркширец.— Ну а теперь...
Он быстро сбросил куртку, закатал рукава рубашки и начал работать с такой яростной энергией, что пот полил с него градом.
Глава третья
БЕГСТВО
Холлинс, как и все убийцы, совершившие преступление под влиянием минутного порыва, не имел ни малейшего представления о том, что делает, первые четверть часа после того, как покончил со своей жертвой. Такие убийства обычно совершают люди, находящиеся в состоянии временного помрачения разума. После этого они первое время действуют совершенно механически, словно повинуясь необходимости. Разум их работает как поезд, упрямо мчащийся вперед, хоть машинист и убрал руки с рычагов управления,— он нацелен на решение определенных задач и заставляет тело повиноваться.
И Холлинс, истекающий потом под жарким слепящим солнцем, был сейчас просто животным, которому инстинкт подсказывает только одно: необходимо спрятать следы преступления.
Но йоркширец, несмотря на это, работал умело и расторопно. Через несколько минут остатки вереска и папоротника были вытащены из трещины, и висящие на ветке папоротника бриллианты засверкали в прохладном полумраке, как огненные искорки. Холлинс достал из кармана моток прочной бечевки, о которой говорил Ллойду, и привязал к ее концу вырезанный по дороге крюк. Потом осторожно опустил его в трещину, зацепил ожерелье и, отделив его от ветки, поднял на поверхность. Следующее его действие было очень: характерно: йоркширец снял бриллианты' с крюка, быстро взглянул на
них, словно желал убедиться в том, что драгоценности не поддельные, и небрежно сунул под куртку, как будто они стоили не больше, чем нанизанные на нитку стекляшки. Но этот поступок означал, что ожерелье отныне — его собственность. Только его, и ничего не придется делить с другими. Он один во всем мире владеет этим сокровищем! Бриллианты принадлежат ему, и цена этого приобретения — человеческая жизнь. У него еще будет достаточно времени, чтобы повнимательнее рассмотреть камешки. А сейчас есть более срочные дела.
В тот самый миг, когда дьявол заставил Холлинса ударом тяжелого камня убить товарища, йоркширец ощутил невероятное вдохновение, какое приходит только в самые критические моменты жизни. Он убил Ллойда на самом краю места, которое должно будет стать его могилой. Трещина, поперек которой лежал младший надзиратель, была достаточно длинной и широкой, чтобы вместить его тело. Глубина ее тоже была достаточной.
Холлинс стоял под трещиной, широко расставив ноги, и глядел в ее прохладную глубину. Кое-где сквозь стены трещины пробивался папоротник. Ящерица выползла из длинной щели и тут же скользнула в другую. Трещина казалась очень глубокой и основательной.
Холлинс поднял лежащий под ногами камень и бросил его в трещину. Прошло немало времени, пока снизу донесся едва слышный стук — камень упал на дно подземной полости, с которой сообщалась трещина.
Холлинс был уверен, что ни один человек никогда не сможет заглянуть в эти глубины: ни одна человеческая рука не сроет вершину этой скалы. Никто не потревожит здесь мертвеца, пока над этими вересковыми пустошами не зазвучат трубы Судного дня.
Выбрав самое подходящее место для опускания тела, йоркширец нагнулся и, взяв Ллойда подмышки, повернул его и опустил голову и плечи в трещину. Потом схватил его за лодыжки и, рывком подняв ноги своей жертвы вверх, опустил его головой вперед в самой широкой части трещины. Еще раз посмотрев в темную глубину, Холлинс разжал пальцы —- тело скользнуло по ветке папоротника и исчезло во мраке.
Став на колени, убийца осторожно заглянул в трещину. Он смотрел туда со всех возможных позиций, пытаясь определить, сможет ли кто-либо заметить тело. Он долго ползал вокруг трещины, заглядывая в нее посередине и с углов, зажигал сухие ветки и опускал их как можно ниже. Но даже это не удовлетворило Холлинса. Он сделал второй факел, привязал его к концу бечевки, поджег и опустил на всю длину мотка. Так ничего и не увидев, он выпустил из пальцев ставшую бесполезной бечевку. Потом встал на ноги и внимательно огляделся. Оставалось еще две улики. На скале рядом с его винтовкой лежала винтовка Ллойда — Холлинс сбросил ее вслед за телом, также внимательно следя, чтобы винтовку нельзя было увидеть сверху.
Когда убийца повернул голову ко второй улике своего преступления, лицо его нахмурилось. «Этого нельзя оставлять ни в коем случае»,— подумал он. Кровь, осколки кости и капли мозга, найденные в таком неподходящем месте, могут вызвать расследование. А результаты этого расследования были бы очень неприятными. Следы эти в изобилии виднелись на плоском камне, где еще недавно покоилась голова Ллойда, на втором камне, которым убийца нанес свой жестокий удар, и на краю трещины, куда было сброшено тело. Холлинс смотрел на эти кровавые следы с отвращением — старый солдат привык к чистоте и порядку. Он мысленно проклинал Ллойда за то, что тот оставил столько грязи.
Но, так как Ллойд мертв и не может убрать за собой, Холлинс у придется самому навести порядок... Внезапно к нему пришла новая мысль — мысль о Вассали. Он перешел через площадку к тому месту, где лежал каторжник. Действительно, как он и ожидал, там тоже была кровь. Некоторое время Холлинс обдумывал ситуацию. Если Ллойда начнут искать — а искать его обязательно будут — то это место осмотрят, потому что в последний раз его видели именно здесь. Решат ли они, что это все кровь Вассали, или вспомнят, что каторжник упал у самого края скалы? Кровь Вассали, уже высохшая под ярким солнцем, образовала небольшую лужицу в том месте, где лежало его тело. Скоро здесь не останется ничего, кроме красного пятна. Но на камнях осталась
не только кровь.Он вернулся к скалам, решив не рисковать. Нужно будет все очистить. Холлинс усиленно пытался вспомнить, не видел ли он где-нибудь воды поблизости от плато. Но он не видел ни ручейка, ни даже лужи. Некоторое время йоркширец стоял в нерешительности. Наконец инстинкт старого солдата подсказал, что нужно делать. Он сел, снял ботинки, носки, и снова надел ботинки на босу ногу. Сделав из носков половую тряпку, он еще раз громко проклял Ллойда и приступил к работе.
Когда скалы были очищены настолько тщательно, насколько это было возможно при таких обстоятельствах, Холлинс бросил носки в трещину и выпрямился.
Пока убийца осматривал скалу, ему в голову пришла новая мысль. Он внимательно осмотрел ближайшие камни и действительно обнаружил на одном из них брызги крови. Снова став на колени, Холлинс опять начал усердно трудиться, а когда наконец отбросил камень в сторону, был вполне удовлетворен своей работой. Еще час жары, потом вечерняя роса и солнечное утро — и никто уже не узнает никогда, что здесь было совершено убийство.
Делать было уже нечего, и, поняв, что задача выполнена, Холлинс вернулся в состояние, близкое к нормальному, то есть начал осознавать свое действительное место в этом мире. Он убил приятеля, что поставило в опасность его собственную жизнь. Поэтому нужно в первую очередь обеспечить себе безопасность.
Для начала Холлинс обследовал каменную площадку, потом оглядел местность. Вокруг, насколько он мог видеть, было все так же безлюдно и тихо. Йоркширец решил как можно быстрее выбираться отсюда.
Его лицо, руки и шея были мокры от пота, рот пересох, в горле саднило от сильнейшей жажды. Холлинс вытащил носовой платок и старательно вытер мокрую кожу. Потом бросил в рот щепотку табака и с наслаждением начал жевать, чувствуя, как волна легкости охватывает его разум и тело. Воображение нарисовало ему придорожный трактир, стоящий на йоркширской дороге,— трактир, где вы можете получить настоящий, по-домашнему приготовленный эль из холодного погреба. При мысли об этом язык его прилип к небу.
— Пинта домашнего эля у старины Дика! — произнес он вслух.— Как приятно об этом подумать!
Он поднял с земли куртку, с явным отвращением надел ее и. не спеша подобрал выпавшее из кармана ожерелье.
Некоторое время Холлинс буквально пожирал бриллианты глазами, ласково ощупывая пальцами каждый камень.
— Наверняка настоящие,— пробормотал он.— Интересно, на чьей бы шее вы сейчас висели, если бы остались у законного владельца?
Эти слова напомнили Холлинсу, что способ, которым он получил бриллианты,— это первый шаг к тому, чтобы и на его шею надели ожерелье, только не бриллиантовое, а из пеньковой веревки. Эта мысль подтолкнула его к действию. Холлинс положил ожерелье в нагрудный карман, поднял свою винтовку и, еще раз внимательно оглядев плато, двинулся в путь.
У края площадки Холлинс остановился и посмотрел вокруг. Что-то подсказывало ему, что он никогда больше не увидит этого бескрайнего холмистого плато, но стоящая сейчас перед глазами картина никогда его не оставит. Он больше не ступит на это место, но будет тысячи раз приходить сюда во сне.
— Эх, если бы Ллойд их не заметил! — сказал он.
Потом он спустился по скалам, по склонам холма, обогнул отрог Тора и, прошагав уже довольно далеко в сторону Принстона, наконец остановился и спросил себя: «Что делать дальше?» Естественно, этот вопрос вызвал у него множество мыслей, и Холлинс присел на кучу вереска у тропинки, по которой шел, чтобы выкурить трубку и подумать.
Ясно, что, когда он вернется в тюрьму, придется отвечать на множество вопросов. Можно, конечно, отмести их, сказав, что Ллойда сморила жара и он решил посидеть на какой-то усадьбе или в долине, пока не придет в себя. Но этого оправдания хватит не больше чем на сутки. Вопрос в том, успеет ли он за двадцать четыре часа унести отсюда ноги. Холлинс начал обдумывать, что можно предпринять. Вернувшись в Принстон, он может пожаловаться на здоровье и уйти в казарму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29