Но Джованни намертво прикипел к баранке и, лишь плечом оттолкнув от себя Агостино, еще круче повернул руль.
Машина нависла над ущельем.
«Звериный, какой-то утробный рев раздался из кузова.
— Я всегда чувствовал...— захлебнулся в крике и Агостино.
Это последнее, что слышал Джованни. Он рванул дверцу кабины и бросился в пропасть— пусть гибель, только не рядом с ними...
Раздался оглушительный удар, и рыжее пламя полыхнуло в синей тишине гор...
Через какие-то мгновения летящий огненный болид, ударившись о камни, был разорван на куски, и они еще пламенели в синей тишине гор.
ГЛАВА 14
— Ты совсем извелась, моя девочка,— ласково говорил Антонио.— Не может вот так просто исчезнуть человек. Задержался... Придет... Наберись терпенья.— Он говорил и говорил, чтоб как-то успокоить Лауру.
Когда прошли сутки, а Джованни все не возвращался, она побежала в порт. Вот тогда-то и выяснилось, что ее мужа уволили еще осенью.
— Значит, он лгал! Все время лгал! — в отчаянии твердила Лаура.— Именно тогда он был груб... А потом где работал? Куда исчезал по ночам? Он оставил меня... оставил,— сквозь слезы повторяла она.
Антонио ходил в полицию. Но там без особого внимания его выслушали. Мало ли безработных покидают семьи и уезжают куда глаза глядят? Конечно, пообещали начать розыски, но ни Лаура, ни ее дед в это не очень-то верили. Старик еще несколько раз заходил в полицию, все безрезультатно. Он не знал, что предпринять, как успокоить внучку, с кем посоветоваться. Не мог Джованни так низко поступить. Он честно признался в более страшном. Сейчас, когда старику открылась вся правда о Филиппо, не мог он плохо думать о Джованни. Чего только не случается в жизни... Всего не предугадаешь! Ну, а в отношении работы в порту... не хотел парень расстраивать Лауру, вот и молчал.
Наконец старик решил поехать с внучкой в Канталупо. Там, среди друзей, будет легче. Может, они что-нибудь посоветуют. Невозможно сидеть, ничего не предпринимая, и видеть отчаяние Лауры. Ее состояние передавалось Антонио, и он чувствовал себя совсем беспомощным. Не приведи бог, если еще с ним случится беда,.. Бедная девочка останется совсем одна в чужом городе, да еще ожидая ребенка.
Лаура не стала возражать, когда он предложил поехать в селенье. А вдруг Джино, Казанова или кто-нибудь из партизан что-то узнают?
И снова Антонио пошел в овощную лавку к Леонардо, и тот же шофер Джузеппе повез их в Канталупо. Зная о беде, постигшей Лауру, он ни о чем не спрашивал и старался отвлечь ее от тяжких дум всевозможными историями, случившимися во время его поездок. На этот раз Антонио примостился в кузове на пустых корзинах из-под овощей.
Там, в Канталупо, товарищи его сына. Они помогут дочери Филиппо. Они — единственная надежда, единственные близкие люди, хоть и знает он, Антонио, их недавно.
На этот раз фургон почему-то не так трясло, и по всем приметам они уже подъезжали к Канталупо. Но шофер не свернул в селенье, а вел машину дальше. Антонио даже подумал — уж не подвела ли память. Но потом догадался: Джузеппе, очевидно, хочет показать Лауре мраморную плиту и ущелье, где сражался ее отец.
Когда грузовик остановился, Джузеппе выскочил из кабины и помог сойти Лауре. Антонио поднялся с корзин, выглянул из фургона и обмер.
Мраморная плита была забрызгана кровью. Из каждого отверстия, куда ударила пуля, проступила капля алой крови, горевшей в зареве восходящего солнца.
— Партизаны закрасили охрой ранения на белом мраморе,— сняв берет, сказал Джузеппе.
— Кто? Кто стрелял? — угрюмо спросил Антонио.
— Неофашисты или молодчики из «красных бригад». Мало ли всякой нечисти...— комкая берет, ответил Джузеппе.— Посмотрите, сколько пуль, с какой ненавистью они расстреливали имя нашего гиганта Федора.
Лаура широко открытыми глазами смотрела на кровавые пятна. Нет, это не только надругательство над мертвыми, это вызов!
— Они угрожают живым! — прошептала она, непроизвольно скользнув ладонями к своей округлой талии.
— Проклятие! — Антонио был бледен. Если б встретился кто-либо из них... Нет, он не настолько стар, чтоб не задушить ублюдка вот этими руками...
— Так это правда, все правда...— тихо сказала Лаура. Разве не то же самое говорили Энрико, Джино, Казанова? Вот она, живая угроза! Когда же такое было, чтобы люди оскверняли святыню?!
— Было, девочка, было! В годы проклятого дуче и Гитлера,— мрачно произнес Антонио.
— О святая Мария! — прошептала Лаура.— Накажи всех, кто хочет смерти нашим детям.
Джузеппе медленно пошел по дороге, всматриваясь в следы, оставленные протекторами машин.
— Вот «пирелли». В этих окрестностях такой машины нет ни у кого. Чужая... На ней-то они и приехали,—
сказал Джузеппе. Он даже присел на корточки, рассма-тривая отпечатки протекторов.
Но ни Лаура, ни Антонио не могли уловить разницы между следами, оставленными колесами машин. Джузеппе стал снова медленно исследовать дорогу.
— Здесь что-то происходило,— сосредоточенно бормотал он.— Да, на «пирелли» ехали преступники. Вот они, не доезжая до плиты, притормозили...— Он пошел быстрее.— Здесь водитель снова дал газ. Невероятно... как машина завиляла...
— Может, отказало рулевое управление? — неуверенно проговорил Антонио.
— Ничуть не бывало... здесь другое...— Джузеппе шаг за шагом приближался к пропасти.— Будто шофер играл в какую-то страшную игру — поворачивал то к середине дороги, то к ущелью...
И вдруг он остановился, потом подошел к самому краю обрыва. Там, внизу, ущелье — темная зелень леса.
—- Здесь! — Джузеппе обернулся. Уверен, что они свалились в пропасть именно здесь. Смотрите!
Теперь и Лаура с Антонио увидели раздавленный куст, куски отколовшегося края дороги, где падала машина.
«Настигла их божья кара»,— подумала Лаура, не испытывая ни сочувствия, ни жалости...
— Да, смерть бывает разной,— как бы отвечая собственным мыслям, пробормотал Антонио и взял за руку Лауру.
— В селенье все узнаем,— сказал Джузеппе. Молча ехали они обратной дорогой в Канталупо.
— Я завезу вас к компаньо Казанова,— сказал Джузеппе, останавливаясь возле таверны.
Навстречу им уже спешил хозяин.
— Спасибо, спасибо, что приехали! — И поцеловал в лоб Лауру.— Поживете у меня. Никуда вас не отпущу!
- Мы ненадолго...— начал было Антонио.
Но Казанова ничего не хотел слушать. Пусть отдыхают. Здесь достаточно места. А уж чтобы они ни в чем не нуждались — сам позаботится. Но прежде всего им — особенно Лауре— надо отдохнуть с дороги.
- А уж завтра, в воскресенье утром,—это он сказал, обращаясь к Джузеппе,— жду всех к себе. - Разговоры потом, сейчас отдыхать...- твердил он.
Лаура с наслаждением вытянулась на пахнувшем травами покрывале, которым был застлан самодельный диван. В печи потрескивал огонь, и, утомленная дорогой и переживаниями, она задремала.
Просыпаясь, слышала негромкие слова своего деда, Казановы, Джузеппе и снова засыпала. И вдруг среди ночи — было уже поздно, потому что дрова в печи догорели,— она проснулась.
За окном возбужденно говорили. Стучали в дверь, и, когда ее открыли, Лаура поняла: что-то вносят в таверну. Она села на постели, прислушиваясь. По возгласам — «осторожней», «заноси его влево», «положите сюда, на лавку» — поняла: принесли не что-то, а кого-то, какого-то человека. Дверь была приоткрыта, но в тусклом свете молодого месяца невозможно было различить, что происходит в соседней комнате.
— Он весь изломан. Сначала боялись его пошевелить.— Голос был детский.— Едва притронешься — он начинает кричать и в себя не приходит...
— Дайте что-нибудь под голову,— донесся глухой простуженный бас.
— Сейчас...— встревоженно произнес Казакова.— Вот подушка, подложи ему под голову, я помогу... Потом вскрик, негромкий стон...
— Первые дни мы вливали ему в рот молоко и не трогали,— снова заговорил мальчик.— Когда несли, бо-ялись — умрет по дороге.
— Сейчас приготовлю отвар из трав... Компаньо Антонио, зажги лампу,— распорядился Казанова, - принеси, рагаццо, из кухни воды, компаньо Антонио покажет, где стоит бочка.
Лаура быстро одевалась, надо помочь мужчинам.
— Видно, свалился со скалы... Счастье, что на выступе кусты самшита задержали... а то бы...
Щурясь от света, Лаура вошла в комнату. Старый пастух в бараньей безрукавке придерживал голову лежавшего на лавке человека, а Казанова осторожно вливал ему в рот какую-то зеленоватую жидкость.
— Глотни, ну еще раз глотни настойки, сразу полегчает,— бормотал Казанова.
Лаура приблизилась и в ужасе вскрикнула. Перед ней в окровавленных тряпках лежал Джованни. Видимо, ее голос, в котором было столько боли, страха, отчаяния,
привел в себя умирающего. Веки его дрогнули, и он хрипло забормотал:
— Мацкольцони... Мацкольцони...— Он умолк, словно обессиленный этими несколькими словами.
Лаура упала на колени возле мужа и шептала:
— Не умирай, не умирай, Джованни, я с тобой... Возле нее остановился Антонио. Мелко дрожал таз,
который он держал в руках. Поставив его на стол, старик осторожно поднял с колен внучку, и она уткнулась лицом ему в грудь.
Джованни сделал еще несколько глотков.
— Надо врача, где взять врача?! — словно опомнившись, обернулась к Казанове Лаура.
— Здесь нет врача,— сказал пастух.— Но компаньо Казакова сумеет лучше ученого профессора сделать.
Мальчик молча налил в таз воду из кувшина.
— Пойдем, друзья,— Казанова, оставив Антонио и Лауру возле раненого, повел пастухов в угол комнаты.— Здесь вяленое мясо, лепешки. Вот вино. Выходите из селенья так, чтобы никто вас не видел.
— Как в давние времена,— пробасил пастух.
— Ты меня правильно понял. А то может получиться, что зря вы его спасали.
Пастухи попрощались...
— Не.знаю, как благодарить...— кусая губы, говорила Лаура.— У меня ничего... вот только...— Она хотела снять с пальца кольцо.
— Вы в горах,— сурово остановил ее Казанова.— Здесь свои законы.
Когда они вышли, Антонио вопросительно взглянул на хозяина дома. И то, что столь сдержанно говорил пастух и ни о чем не расспрашивал Казанова, а главное — предупреждение держать все в тайне, насторожило старика.
Казанова многозначительно кивнул на дверь. Он явно не хотел ничего говорить при Лауре и, только усевшись на скамью под оливковым деревом, пояснил: на дне ущелья в речке видели сгоревшую разбитую машину,
— Пустую? — спросил Антонио.
— Нет. Но близко он не подходил...
— Кто-нибудь сообщил в полицию?
— Нет! Конечно, нет!..— резко бросил Казанова. Даже в ночных сумерках было видно, как гневно блеснули его глаза.— Мы так решили: в машине те, что стреляли в наших... Всё сходится! — Он тяжело дышал.
Над их головами тихо шептались листья оливы. Антонио, нахмурив брови, сосредоточенно смотрел вдаль.
По дороге, посеребренной луной, неторопливо трусил огромный сенбернар. Увидев людей, он свернул к таверне, медленно, с чувством собственного достоинства подо-щел к Казанове и улегся возле его ног, не сводя умных глаз с чужого человека.
Старик глубоко вздохнул. Он должен был сказать о том, что пришло в голову, когда узнал насчет машины, свалившейся в ущелье, и странных следов, которые, петляя, шли к обрыву... Но прежде ему надо было додумать все до конца. Вспомнились отлучки Джованни, деньги, которые он приносил, и то, что старательно скрывал, где и на кого работает, множество мелочей, случайных высказываний. Нет, не удалось парию укрыться в Генуе. Нашли. Заставили... И еще сказанные в бреду слова...
- Кажется, догадываюсь, что произошло. Джованни хороший шофер...— наконец заговорил Антонио.— Он был с ними... Но... - и не смог продолжать. Получилось бы — хочет сразу же выгородить мужа Лауры.
Казанова обернулся, положил ему руку на плечо:
— Если даже так...
— Это так!..— твердо произнес Антонио.
— Допустим... Но ты, компаньо, сказал «но»!.. Я и сам все понял... Джузеппе только подтвердил наши наблюдения,— уже горячо продолжал Казанова.— Однако мы не знали, кто бросил в пропасть машину. То, что ее муж водитель-ас, Лаура еще тогда сказала. Джованни нашли в другом месте. Все теперь ясно!..
— И потому ты предупредил пастухов?! — полувопросительно досказал Антонио.— А если отвезти его в больницу и «те» опять разыщут парня?
— Никуда не повезем. Есть свой врач. В горах наших партизан ремонтировал. Тех тоже нельзя было отвозить в больницу. Сообщим Джино и Энрико, они помогут! Не тревожься, компаньо!
«Компаньо»,— только теперь отметил старик, что к нему уже не раз так обращались,— значит, считают своим,— и вдруг почувствовал огромное облегчение.
Ясная звездная ночь укрыла горы, и месяц, будто зацепившись за острую вершину, залил серебристым светом уснувшее селенье.
— Мир вам, добрые, мужественные люди,— прошептал старик.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23