При Лауре Агостино может проговориться, и тогда откроется обман с работой в порту. К тому же после того, как они с такими предосторожностями покидали Рим и он, Джованни, во всем признавшись домашним, отрекся от прежней жизни, невозможно продолжать это знакомство.
Видя, что друг довольно вяло отреагировал на его предложение, Агостино написал номер телефона гостиницы па листке из блокнота.
— II ты долго намереваешься здесь пробыть?
— Мне и самому это не известно. На несколько дней съезжу в Милан, потом снова вернусь... Может, сходим пообедаем?
Джованни из вежливости отказался, но Агостино настоял на своем.
Расстались они к тому времени, когда Джованни обычно заканчивал работу в порту. Он совсем успокоился — встретил его вчера Агостино случайно, иначе хоть намекнул бы, чего от него хочет. Но на всякий случай Джованни его предупредил:
— Надеюсь, ты не станешь распространяться о том, что видел меня в Генуе?
— Кому это интересно?!—слишком уж поспешно ответил Агостино.— Ты мне позванивай. Здесь у меня нет знакомых — скучновато. Выкрой вечерок, пошатаемся вместе, как в прежние времена.
Джованни невольно улыбнулся. «Те времена...» Передав посылочку с «медикаментами», которую провозили через границу, они потом несколько дней весело проводили с Агостино время. Тянулись друг за другом, как иголка с ниткой. Вдвоем им было хорошо и надежно. Вот и теперь держался уверенней — ведь рядом друг. Но, расставшись с ним, опять почувствовал беспокой-
ство. Откуда оно? Почему? Ведь Агостино так и не спросил, где они живут, не настаивал на встрече. Правда, неприятный осадок в душе еще и оттого, что взял он деньги взаймы.
Сейчас, направляясь к дому под унылым мелким дождем, понимал: годами можно дожидаться работы. Ну еще какое-то время он по-прежнему будет скрывать от домашних правду, однако через неделю-другую все равно придется признаться, и что тогда? Как жить дальше? Он так обнадеживал синьора Антонио, что Лаура будет счастлива, так был в себе уверен, и вот как все обернулось. Сам, своими руками разрушил благополучие семьи, иначе поступить не мог. У Агостино нет семьи, ему не о ком заботиться, вот и плывет по течению.
Почему он, Джованни, так не умеет? Характер слабее? Но прежде он этого не замечал.
И признание... Его чистосердечное признание, сделанное добровольно, обернулось против всей семьи, Что заставило его во всем открыться не только Лауре, по и синьору Антонио?! Агостино никогда бы так не поступил. И его жена, если только он надумает жениться, не будет знать нужды и горя.
На какие-то секунды, уже возле дома, Джованни остановился под холодным усилившимся дождем. Еще так недавно он чуть ли не бежал с работы, хотелось поскорее оказаться дома, а сейчас... Хорошо, хоть в кармане деньги, а то еще труднее было бы переступить порог.
— Отвратительная погода,— пробормотал Джованни, войдя в прихожую и раздеваясь. Он намеренно долго стряхивал и развешивал куртку, чтобы она успела до
утра просохнуть.
— Иди скорее обедать. Я приготовила пиццу, поешь, пока горячая, прямо с огня! — крикнула из кухни Лаура.
Антонио сложил газету и собрался идти к себе. Он, как обычно, пообедал раньше.
— Возьми, Лаура,— с некоторой небрежностью произнес Джованни и положил деньги на подоконник. Боковым зрением увидел, как переглянулись Лаура и ста-рик. Жена едва сдерживала торжествующую улыбку.
Значит, в его отсутствие был между ними какой-то разговор. И вот она оказалась права: Джованни принес деньги, и подозрения, которые, очевидно, высказал синьор Антонио, сами по себе отпали.
— Что интересного в газете? — спросил Джованни. Он не хотел, чтобы как-то зашел с Лаурой разговор о деньгах, поэтому постарался задержать Антонио и принялся за обед.
— Да так... ничего особенного... «Фигаро» пишет о наркотиках, наша «Джорно» перепечатала...
— А все же? — Джованни заметил колебания старика, попросил прочесть, невозмутимо принимаясь за суп. Лаура бросила испуганный взгляд на мужа — этой темы в семье не касались.
— «Гангстеры подпольной торговли,— снова развернув «Джорно», стал читать Антонио,— составляют особый мир, со своими собственными правилами и высшим законом — молчанием. Однако эти злоумышленники не смешиваются вообще с уголовным миром, представляющим классические дрожжи этого общества. Напротив, среди них есть люди, у которых имеется дом с фасадом, выходящим на улицу, люди, которые ведут умеренную жизнь, свободные от всяких подозрений. Урон, нанесенный респектабельности и репутации, которую они себе создали, разоблачил бы их незаметное и Прибыльное за-нятие. Необходимы длительные расследования, упорные поиски, тонкая слежка, много хитрости и чутья, чтобы обнаружить их...»
Джованни несколько натянуто рассмеялся. Представилась вилла синьора Туллио. Ну, будто о нем написано, и он иронически заметил:
— Это полиция будет вести «тонкую слежку»?
Лаура, которой вовсе не по душе был весь этот разговор, укоризненно взглянула на деда: к чему напоминать о том, с чем Джованни давно покончил? Она, улыбаясь, будто не придавая никакого значения тому, что напечатано в газете, проговорила:
— Тебе нравится пицца?! Джованни охотно отозвался:
— Очень, очень вкусно... Можно еще полтарелки!.. Вы там что-то нашли? — обратился он к старику.
Не отрывая глаз от газеты, Антонио заметил:
— Тут еще несколько интересных строк: «...безукориз-ненная система, оборачиваемость товара, способ оплаты, переправка, назначение точек выгрузки. Связи в национальном и международном масштабах осуществляются, согласно данным расследования, по радио, телефону, те-
леграфу, с помощью условных шифров или условного языка и даже музыкальных сигналов...»
— Зачем такие ужасы?! — не выдержала наконец Лаура.— Какое мы сейчас имеем к этому отношение?!
Антонио пожал плечами:
— Джованни попросил — я прочел! Вот и все.— Он, конечно, не добавил, что еще раз напомнить о всей этой подлости вовсе не мешает человеку, которого раз уже впутали в некрасивые, да что там некрасивые — преступные дела.
Джованни, будто разгадав его мысли, смеясь, сказал:
— На крючок даже рыба попадает только раз, потом становится умнее.— Его сейчас тревожило другое: что говорил Лауре старик перед тем как он, Джованни, вернулся домой?
Но даже потом, когда они с женой остались в своей спальне, не решился об этом спросить. Быть может, тогда снова пришлось бы лгать, опровергая подозрения. Сейчас солгать, а через две-три недели опять признаваться в обмане.
— Ты очень устаешь,— тихо сказала Лаура, прижавшись к мужу.— В такую стужу работаешь под открытым небом.
— Сегодня повезло, большую часть дня я находился в пакгаузе,— пробормотал он первое, что пришло на ум. Нестерпимо было слышать, как Лаура сетует на погоду, в то время, как он попивал кофе в бистро.
— Ты спишь, Джованни?..
Он не ответил. Взбодрившись коньяком и получив деньги, Джованни какое-то время чувствовал огромное облегчение. Но теперь уже ставшие обычными мысли: что делать, как дальше жить? — снова овладели им. Уснул он далеко за полночь.
Приподнявшись на локте, Лаура смотрела на его осунувшееся лицо, слезы катились по ее щекам, но она их не замечала. Еще утром она готова была поверить старику, что Джованни потерял работу, но он принес домой свой заработок, значит, в чем-то другом причина перейены, происшедшей в нем. Он так охладел к ней и словно тяготился своим пребыванием дома. Не заговорит, пока к нему не обратишься. Сидит насупившись, думает о чем-то своем.
Вот и сейчас сделал вид, будто уснул... Может, полюбил другую женщину? Но разве бывает так... сразу?..
Бывает или не бывает — этого не знает никто, но Джо-ванни стал другим, и что-либо изменить не в ее силах. Если бы знать его мысли, его тревоги... Но недаром же говорят: жены обо всем узнают последними...
ГЛАВА 11
Прошло больше недели. В воскресенье Лаура предложила пойти в кино, но Джованни категорически отказался. Как можно тратить на пустяки деньги, если завтра их негде будет взять даже на хлеб? Вчера вперемешку с дождем уже шел снег, как бы предупреждая: вот-вот нагрянет зима. Зима, а они останутся без крова. Куда пойти? Кто приютит? Как Лаура и старик будут жить дальше? О себе Джованни не думал. Не впервой — где-то как-то мог бы перезимовать.
Дважды звонил к Агостино. Но тот, по-видимому, еще не возвратился из Милана. Вдруг вспомнились слова Марко: вокруг безлюдный океан.
Еще неделя, и все откроется. Денег в доме совсем не осталось. Лаура, будто что-то почувствовав, экономит на всем, а он, Джованни, ссылаясь на усталость, и половины не съедает того, что она кладет ему в тарелку.
Как-то удалось немного подработать в погребке, куда привозили бочки с вином. Отдавая жене эти жалкие крохи, Джованни. ждал, что она спросит: почему так мало? Но она ничего не спросила. Да, скорей всего, и она и старик обо всем догадались, но раз он, Джованни, 'молчал, то и они считали себя не вправе задавать вопросы. Получалось так, что он поставил себя вне семьи. Старик совсем замкнулся. Говорит лишь о самом необходимом.
Однажды Джованни проснулся от рыданий Лауры. Но он не посмел ее ни о чем спросить. Спросить — значит, сказать правду: а так весь ужас их положения ей еще неизвестен. Догадываться — еще не значит знать. В ту ночь он совершенно отчетливо понял: надежда только на Агостино. А если тот вообще не вернется в Геную? Тогда остается одно: открыть ночью газовый кран... Сщ мому уйти из жизни — значит, предать Лауру, разве-они в чужом городе выживут без родных, знакомых, друзей?
Тогда он отогнал от себя эту страшную мысль. Но она все чаще и чаще приходила на ум. Иного выхода не было.
Теперь день начинался со звонка в гостиницу. Хоть бы Агостино наконец приехал!
Джованни вышел на улицу. Подмораживало, и он сразу же вернулся надеть теплый шарф.
Очевидно, Лаура и синьор Антонио не слышали, как он возвратился, потому что продолжали на кухне разговор. Произнесенные стариком слова пригвоздили Джованни к месту:
— В твоем положении, девочка, это вполне естественно... Первое время у всех будущих мам...
Дальше Джованни не слушал. Обиженный, возмущенный — ему первому должна была она сказать! Но даже такую его и ее радость Лаура прежде всего разделила со своим дедом. А он, отец ребенка, ничего не знал!.. Мучается, скрывается — только бы не причинить ей огорчения, отдалить страшную минуту. И вот она, благодарность...
Он шел, не разбирая дороги, весь во власти своих горестных дуй. Впереди тупик!.. Хорошо же, он найдет способ избавить их от себя. Уйдет из этой проклятой жизни. Все было бы проще, если б он догадался застраховать свою жизнь. Пусть бы им заплатили за его смерть. Лауре это было бы вечным укором. Ей? Но ведь она уже не одна. Скоро у них появится сын. Джованни был уверен: именно сын, а не дочь.
Сын, которого он не увидит. И этот мальчик будет расти в нищете, голодный, заброшенный оборвыш. Они снуют на базарах, прислуживают в лавочке или же самое страшное — оказываются возле таких, как Марко. Нет, нет! Как же он, отец, не подумал о своем ребенке?! Не привык еще к этой мысли. Но если не подумал он, так кто же позаботится о сыне? Синьор Антонио стар, а Лаура... сама беспомощная, незащищенная.
Он увидел ее перед собой — ласковую, покорную, и неожиданно сердце наполнилось глубокой жалостью и нежностью. Он, мужчина, впавший в отчаяние, готов оставить им жалкую, полную унижений, жизнь... бросить на произвол судьбы.
Джованни остановился. Перед ним был отель, в котором останавливался Агостино. Позвонить было не на что, и он решительно толкнул дверь, вошел в вестибюль.
Навстречу, мягко ступая по ковру золотистыми туфельками, шла белокурая молодая женщина в бледно-сиреневом вечернем платье. Джованни отступил в сторону,
уступая ей дорогу. Странная особа — прямо с утра собралась в театр или ресторан, С неба сыплет и сыплет мелкий холодный дождь, а она в такую погоду выходит на улицу, набросив на плечи только шелковый, в блестках шарф. Хоть бы зонтик взяла.
Женщина подошла ближе и окинула Джованни безразличным взглядом. А он пристально смотрел на нее. Знакомое, очень знакомое лицо и глаза... светло-серые, холодные, будто льдинки. Где-то он уже видел эти глаза. Она вышла из отеля и грациозным движением руки подозвала такси.
Да это же «маркиза». «Маркиза», которую они видели на пляже, когда шли в хижину Агостино. Точно таким же движением женщина приветствовала тогда подходившую к причалу яхту. Для этой женщины Агостино устроил целое представление. Вынырнул из воды в новеньком водолазном костюме, с аквалангом за спиной и большущей перламутровой раковиной, будто бы только что добытой со дна моря.
Однако красавица в голубом купальнике юному Давиду — ведь Агостино будто ожившее микелеанджеловское творение — предпочла подагрического старца.
Такого конфуза с Агостино, вероятно, никогда не случалось. Страх как неловко он себя чувствовал, изо всех сил старался показать и ему, Джованни, и Лауре, что не придает этому инциденту никакого значения.
Вероятно, «маркиза» живет в этом отеле с синьором Родольфо, но почему она вышла на прогулку в столь неподходящем туалете?..
Впрочем, какое Джованни до всего этого дело?! И вообще — довольно оттягивать визит к Агостино. Вполне вероятно, что он еще не вернулся из Милана. И Джованни решительно направился к конторке портье.
Портье оглянулся на доску с ключами. Двести тридцать пятого не было.
— Минутку, сейчас...— он поднял телефонную трубку.— Синьор еще не выходил из своего номера! — И, позвонив, изобразил на своем лице вежливо-деловую улыбку: — Пожалуйста!
Не дожидаясь лифта, Джованни взбежал по укрытой ковром лестнице и постучал в номер. Он еще не знал, что скажет своему другу, но это была единственная ниточка, за которую можно ухватиться. — Войдите! — послышался знакомый голос.
С сильно бьющимся сердцем Джованни переступил порог. Агостино был в купальном халате и полотенцем вытирал мокрые волосы.
— Ты молодец, Джованни! Честное слово, молодец! — воскликнул он и, отшвырнув полотенце, протянул ему обе руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23