Но слово снос он сдержал. А рисковать придется п для нее, и для будущих детей. Иначе не получается.
Джованни подошел к своей невесте, коснулся ее плеча. Лаура поднялась и с затаенной улыбкой взглянула
на него...
Они долго бродили по городу. Потом зашли в кафе поужинать. Пусть уж синьор Антонио простит, что этот прекрасный день они проведут вдвоем, ведь утром Джованни шепнул старику насчет мэрии.
Ночевать теперь можно у Лауры. Тем двоим уже ни к чему его искать. Агостино, конечно, позаботился. Такие вещи сразу же становятся известными шефу и тем, кто
его окружает.
По дороге домой они обсуждали завтрашний день и то, где удобней поселиться. В Остии, вероятно, тоже можно найти квартиру. Джованни заикнулся даже о малолитражке.
Когда они подъехали к дому, свет теплился только
у тетушки Лолы.
В комнате на столе лежали прикрытые салфеткой лепешки, сыр и записка: синьор Антонио просил, чтоб его не ждали...
— Чудесно! Мы будем совсем одни! — радостно воскликнул Джованни и, подхватив Лауру на руки, закружился по комнате, напевая: — Одни, вдвоем, совсем
одни!..
Утро наступило ясное, росистое, предвещающее хороший день. Джованни тихо, чтоб не разбудить Лауру, вышел в кухоньку приготовить кофе. Синьор Антонио все еще не возвращался. Умный, добрый старик нарочно ушел, чтобы их не стеснять. На этой же неделе надо переехать в просторную светлую квартиру.
Все решено, и незачем больше терзаться — разве для того, чтобы его жена и дети не бедствовали, он, мужчина, не должен кое-чем пожертвовать?! Небось синьор Туллио со своим братцем неплохо устроились, а на их совести побольше грехов, чем у каких-то там Джованни и Агостино. Живут, наверное, ни о чем не задумываясь, в свое удовольствие, приказывают, распоряжаются.
Гнал от себя Джованни тревожные мысли, понимая, что снова его затягивает в водоворот. И все же к радости от того, что сегодня они с Лаурой станут мужем и женой, примешивалась подавляемая горечь. Только бы Лаура ничего не заметила, а потом он свыкнется, перестанет об этом думать.
Она вошла в кухню улыбающаяся, порозовевшая после вчерашнего пребывания у моря, и они долго стояли обнявшись, нашептывая друг другу всякие ласковые пустяки.
— Пора, пора! — наконец высвобождаясь, сказала она. И они наскоро выпили кофе.
— А теперь я пойду одеваться! — торжественно проговорила Лаура и вышла.
Джованни успел побриться, переодеться, убрал со стола, а ее все не было. Он сел к окну, потом вскочил, стал в нетерпении ходить по кухне, и тут появилась его невеста в белом гипюровом платье, схваченном в талии тонким серебряным пояском, и Джованни замер от восхищения.
— О моя мадонна, моя Форнарина! Почему я не бог Рафаэль?! — тихо проговорил он, взял невесту за руку и вывел во двор. Ему казалось, что и соседи придут в восторг от его Лауры. Но им никто не встретился. Джованни даже показалось; что Элио нарочно скрылся в своей комнате, когда увидел их сверху, со своей галереи.
ГЛАВА 6
А синьор Антонио все еще был у тетушки Лолы. Покрытая простыней, лежала на столе Корина. Женщины ночью одели покойницу, расчесали ее густые
рыжеватые волосы, но лицо было сведено гримасой боли, страха, и от этого она казалась постаревшей, не похожей на ту хохотушку Корину, какой ее знали
раньше.Мать еще как-то держалась, когда умершую привезла домой. Но потом силы оставили женщину, она будто в забытьи сидела на диване, безучастная ко всему, кроме своего горя и отчаяния. Оставить тетушку Лолу одну Антонио не мог.
Он видел из окна, как уходили из дому Лаура и Джованни, но не окликнул их. Хоть в это утро они ничего не должны знать. И соседи, словно по уговору, попрятались, чтобы молодые ушли, не зная о смерти Корины. Кто мог предположить, что все так трагически кончится? Ведь они накануне обсуждали, кого пригласить на скромную свадьбу. Дети еще ничего не знают. И нужно сделать так, чтобы не вернулись именно тогда, когда их подругу повезут на кладбище.
Похороны в день свадьбы! Это уж слишком... Может, встретить их на улице, уговорить? Пусть устроят праздничный обед в ресторане. Праздничный?! Даже если бы Элио с женой пошли, то не смогут они притворяться, да и он сам... Бедняжку Корину он знал ребенком, когда она играла с Лаурой. Почему-то вспомнилось, как девочки ходили в театр марионеток. Антонио ждал на улице, пока они сидели в «Аль Торкво»,— билет купила Корина. Потом подружки без умолку тараторили о деревянном мальчике Пиноккио и Маль-вине, красивой девочке с голубыми волосами. Кончилось тем, что обе — и Лаура, и Корина — вымыли и себе
головы синькой...Девчонки... девчонки... Думал ли он, что так скоро и так страшно уйдет из жизни веселая, озорная Корина?.. О мадонна, будь милостива хоть к Лауре... Дай ей немного счастья, совсем немного — работу Джованни,
семью, детей...Старик так задумался, что не услышал, когда пришли Стелла и Элио.
— Я принесла кофе,— сказала Стелла, наливая чашечки.— Подкрепитесь, синьор Антонио. Надо заставить выпить тетушку Лолу, пусть съест хоть ложечку паленты.
Антонио молча проглотил кофе, показавшийся без-вкусным. А тетушка Лола ничего не хотела ни пить, ни есть. Забота соседей вызвала у нее новый приступ ры-
даний. Художник синьор Поджио вошел в комнату и положил в ногах покойной несколько белых гвоздик.
— Нелепо... нелепо...— пробормотал он и встал у ее изголовья.
— Все нелепо. От начала до конца,— негромко сказал Элио.— Разве не безумие, что здоровый молодой мужчина сидит без дела? Эти руки сколько могли бы принести пользы! Но они никому не нужны. Мы никому не нужны.
Стелла чуть ли не силой заставила тетушку Лолу . сделать несколько глотков из чашки.
— Малышка играет с нашими ребятами,— успокаивающе сказала Стелла. Она обернулась к художнику и неуверенно проговорила: — Вот если б Элио уехал в Америку. Там люди как-то устраиваются.
Антонио сокрушенно покачал головой:
— Мой Филиппо уже устроился. Ни слуху ни духу. Кто знает, жив ли еще?
— Мне незачем ехать! — угрюмо Произнес Элио.— Я здесь родился. Здесь буду жить, уж как получится. А пресмыкаться перед кем-то...
Совершенно неожиданно, как-то противоестественно на лестнице раздался смех Лауры и Джованни.
Элио умолк. Антонио тяжело поднялся, беспомощно оглянулся по сторонам. Никак он не предполагал, что молодые так скоро вернутся.
— Тетушка Лола! Тетушка Лола,, вы дома? — слышался уже в крохотной прихожей голос Лауры.— К вам первой...— Она вошла, и застыли слова на губах. Вскинув руки, Лаура остановилась, словно с разбегу ударилась о стену. Сдавленный крик вырвался из ее груди.
Джованни хотел ее удержать, но она бросилась к Корине, припала к ней, целуя ее лицо, волосы, прижимаясь щекой к ее холодной щеке.
— Кари, моя Кари!.. Открой глаза, Кари... Джованни схватил ее за плечи, умоляя успокоиться.
Но Лаура ничего не слышала, обернулась к тетушке Лоле, упала возле нее на колени и, уткнувшись в ее фартук, заплакала.
— Это невозможно... Их убивать надо, подонков, что травят детей,— сжав кулаки, бормотал Элио.— Все это деньги!.. Им мало... все мало... Надо наживаться еще й на этом. Будь, они прокляты, подлые! Будь прокляты!
Джованни стоял бледный, с трясущимися руками. Вот оно — то, что не давало покоя с тех самых пор, как позвал его с собой Агостино. Не позволял себе думать о Корине, Марко, о площади Навоны, а оно все было в нем с той самой минуты, когда увидел возле стен их, обреченных, укрытых тряпьем.
— Элио, замолчи! Элио, не время! — Стелла подошла к мужу, пытаясь его успокоить.
— Тебе всегда — не время!
— После демонстрации месяц отлеживался. Супруги, перешли к своей обычной манере, разговора, но их остановил художник.
— Ну, идите, дети,— сказал Антонио и, обращаясь к Джованни, добавил: — Уведи ее, потом вас позовут... Я сейчас тоже спущусь...
— И мы пойдем, займемся делами...— Элио недоговорил, чем они. с художником намерены заняться. Но и так было понятно, какого рода хлопоты им предстоит.
Джованни увел плачущую Лауру. Он был растерян, потрясен, не знал, что сказать, что делать. Одно было ясно: работать с Агостино он не сможет. Все доводы, которыми пытался себя оправдать, казались теперь бессмысленными. За счет чужих жизней... Теперь, когда он все увидел... Не сможет. Нет, не сможет. Лаура, если когда-нибудь узнает, не простит! Как бы он ни старался— узнает...
А дальше? Что делать дальше? Назад дороги нет. А впереди... Начинать жизнь с любимой женщиной, обманывая ее, жить с ней, будучи и по закону, и по-человечески— преступником? Ложиться с ней в постель, слушать ее нежные слова, ее признания и знать: не тебе они адресованы, а тому, прежнему Джованни? Его она любит, ему отдает свое сердце, но не тебе.
Он ласково гладил ее волосы и не знал, как ее успокоить. И что сказать...
А если сказать всю правду?! Нет, сейчас, именно в этот день невозможно. Невозможно, когда наверху лежит Корина... А как объяснить Лауре отказ от работы? Ей и синьору Антонио?!
Надо бежать. Уйти от всего этого. Т е будут его преследовать. Но он укроется где-нибудь. В горах укроется, никто не найдет. Никто не узнает, куда он скрылся...
Но пришли же они сюда. Пришли, узнав его адрес. Наверное, соседи там, дома, сказали им о Лауре. А может, ничего не подозревая, родители объяснили, где его можно найти, если он в Риме. И еще... Агостино. Нет, Агостино исключается, он — друг. Он не предаст. Совсем просто было бы ему промолчать.
Одно ясно: сегодня ничего и ни о чем не говорить, и так слишком страшным было возвращение из мэрии. Завтра будет день... Вдруг ночью придет какое-то совершенно неожиданное решение.
Нет, ничего другого не остается, как признаться во всем синьору Антонио. Все, все рассказать. Он мудрый старик и прожил нелегкую жизнь. Бывает так: не ждешь ниоткуда помощи и вдруг...
Вошел Антонио, и молодые поднялись ему навстречу.
— Давайте хоть я вас поздравлю, бедные мои дети...— сказал он, целуя внучку и Джованни.— Будьте счастливы. Пусть это будет последнее горе, которое вас коснулось.
Лаура бросилась старику на шею, и глаза ее снова наполнились слезами.
— Что поделаешь, девочка,— мягко произнес Антонио.— Теперь уже ей ничем не поможешь. Вы разыскали Корину. Мать успела с ней попрощаться и своим присутствием облегчила последние страшные минуты. Хоронить ее будут завтра утром... Да...— Помолчав, Антонио добавил: — Пойди умойся, Лаура. Я думаю, нам надо пойти пообедать. Корина бы на тебя за это не обиделась.
В первый раз Старик выразил свое желание. Но, конечно, оставаться сейчас дома было невозможно — для молодых это все же был особый день.
— Я достану тебе парадный костюм,— сказала Лаура, украдкой вытерев глаза.
— Это сделает Джованни, а ты приведи себя в порядок.
Лаура послушно кивнула и вышла.
Джованни решил, что лучше всего им отправиться в «Камбуз». Во-первых, цены там сносные, а сейчас надо поаккуратней обращаться с каждой лирой, и, главное, Агостино отвлечет их. Ничто не омрачает его веселого настроения. И все будет в какой-то мере по-семейному. Потом, перед самым уходом, сказать другу о своем отъезде. А уезжать нужно веем вместе завтра же, после похорон Корины.
Предложение насчет «Камбуза» было одобрено.
— Кстати, ты, Тони, познакомишься с Агостино...— Лаура сделала небольшую паузу и торжественно досказала: — Мой муж будет его партнером по работе.
Антонио с улыбкой покачал головой — мой муж! Все не верилось, что его маленькая Лаура уже произнесла эти совсем «взрослые» слова. Если б Филиппе сейчас увидел свою дочь! Неужто и сына уже нет?! Его друзья в Канталупо, быть может, что-то слышали о нем. Антонио давно бы встретился с друзьями Филиппо, но ему известны лишь их партизанские клички. Как разыщешь этих людей?!
К морю они добрались на метро и автобусом..
Агостино с радостью встретил нежданных гостей. Вот хитрецы — не сказали, какое им предстояло важное событие! Сами же виноваты остались без подарка, и обед он бы велел приготовить самым изысканный. Да, да, пусть синьор Антонио знает: и этом заурядном кабачке готовят такие блюда, каких на всем побережье не сыщешь.
Обед прошел оживленно, насколько это было возможно при том настроении, в котором находились и Антонио, и молодые.
Агостино со смехом рассказал, что гости с яхты еще вчера пожелали осмотреть его подводные владения. И уж, конечно, понабрали сувениров.
— И твоя маркиза ныряла с аквалангом? — лукаво поинтересовалась Лаура.
Агостино покачал головой. Ее кавалер — синьор Родольфо — не пожелал окунуть свои старые кости даже в теплые воды бухты, и его дама осталась вместе с ним на берегу. Но, вообще-то, интерес у него, Агостино, к ней пропал: невелика честь стать соперником старца.
Джованни с улыбкой кивнул, понимая, что соперничество здесь ни при чем. Вероятно, сейчас Агостино и с ним связан деловыми отношениями, которые не смеет нарушить.
Наклонившись к деду, Лаура вполголоса пояснила, кто такой Родольфо.
— Понятно, понятно,— задумчиво произнес старик, уже во всех подробностях знавший о визите к богачу, которым оказался его давний знакомый.— Вот уж не думал, что та проклятая война помогла братьям столь быстро разбогатеть.— Антонио сказал это лишь затем,
чтоб поддержать разговор, который не раз уже прерывался: совсем отвлечь Лауру от смерти Корины было невозможно.
— Вероятно, не только и не столько война,— заметил Джованни с тем же намерением: не дать разговору угаснуть.
Но Антонио сухо произнес:
— Это их дело... Каждый делает свой бизнес. Джованни искоса посмотрел на друга. Его догадка относительно каких-то деловых связей с синьором Ро-дольфо подтвердилась. Очевидно, это касается его занятий помимо ныряния с аквалангом.
С преувеличенным оживлением Агостино принялся подкладывать салат в тарелки гостей, чтобы сгладить воцарившееся неловкое молчание. Даже предложил спеть новую песню, которая вчера звучала с яхты.
— А слова? Неужели ты, Агостино, их запомнил? — удивилась Лаура.
— Только первый куплет. Второй подсказал один из моих экскурсантов,— Агостино взял гитару, медленно, сосредоточенно начал подбирать мелодию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23