Только вместо «Клэш» там фигурировали «Грин дэй», а вместо Ареты Франклин – Кайли Миноуг.
Журнал получился не таким умным, изысканным и культурным, как «Лоудид», то есть был именно таким, какими были настоящие мужчины. «Эф-эйч-эм» столкнулся с реальным массовым рынком: сотнями тысяч людей, которые не понимают истинного смысла шутки, но в любом случае повторяют ее. С обложки быстро исчезли все мужчины, вместо них там теперь гордо красовались модели из списка «В» в нижнем белье, страницы заполнились девушками и сексом. Но большинство модных мужских журналов становятся модными благодаря производителям одежды и аксессуаров, именно материалы о моде отличают эти журналы от порнографических. «Эф-эйч-эм» легко справлялся с модными темами, что существенно помогло его продвижению на рынке. Журнал стал очень умным продуктом. Как и «Лоудид», он направлял всю свою гневную бульварную энергию в заголовки, особенно в подписи к рисункам. У «Эф-эйч-эм» появился свой собственный лексикон, основанный на банальной грубости и английском открыточном юморе: на страницах журнала все женщины были «леди», все леди могли иногда выйти из дома без «нижней одежды», поэтому мужчинам не следовало забывать «пивную шляпу». Авторы издания исходили из того, что читатели ничего не понимали в жизни и их нужно в дружеской остроумной манере научить, как прожить ее побыстрей. Со временем «Эф-эйч-эм» стал мужской версией «Вуманс уикли» и предназначался не парню, считавшему себя крутым, а скорее мужчине, который думал о себе как о совершенно заурядном человеке.
Элементы этого журнала пробрались во «Вспышку», которая погибла, не родившись. Глава АПО Ричард Уолш отправился продвигать журналы Пэкера за рубежом, и управление делами компании в Австралии перешло к Колину Моррисону. Бывший одноклассник сына и наследника Керри Пэкера – Джеймса – Ник Хан был главным помощником Уолша. Он остался на своем месте и при Моррисоне, даже несмотря на то что теперь Джеймс управлял семейным бизнесом. Ник выпускал целый ряд журналов, включая «Пикчер» и «Пипл», «Клео» и «Биг хит», «Теле-тьюбис» и «Боб зе бильдер». Он хотел издавать мужской журнал, но не мог получить разрешение на выпуск журнала о моторах.
Брэд работал на Ника, и ему была нужна «Вспышка». В компании Брэд пользовался репутацией качественного пошляка, но он знал о журналах больше, чем кто-либо другой в целом АПО. Он понимал, почему читатели покупали их, умел выбрать фотографию, которая сможет продать обложку, и написать к ней подпись, которая продаст фотографию. Брэд понимал, что мужчинам нравятся обнаженные женщины, но им нравятся еще и машины, крикет, шутки, собаки и электроинструменты, а некоторые любят даже свои выгребные ямы, особенно если строили их сами. Он мог переложить на бумагу страсть всех мужчин к простым радостям этой жизни. Этот дар – удел единиц, среди которых был и Джеймс Браун.
Брэд перерос порнографию, потому что в конце концов она надоедала, была слишком простой и не приносила уважения. Он хотел руководить всеми мужскими журналами АПО, и новое издание стало бы первым его шагом к достижению этой цели. «Вспышка» упростилась до обычного автомобильного журнала и приблизилась к австралийской версии «Лоудид», лучшим редактором которой мог бы стать Ник, а главным редактором – Брэд. Новое направление требовало нового названия. Джек Маркс, помощник Ника по «Вспышке», активно продвигал имя «Джек». Брэд настаивал на «Триста три» (марка австралийского ружья) или «Динго». Другими вариантами были «Револьвер» и гениальный «Мюррей Клэр».
Никто не собирался называть журнал «Ральф» – это было временное рабочее название, которое пристало к изданию, как ошметки блевотины пристают к фаянсу унитаза. Существуют Десять Непреложных Правил Издания Журналов, правило номер пять гласит: «Никогда не называйте журнал медицинскими терминами». По мнению рекламодателей, «Ральф» с таким же успехом мог бы называться «Тошнота» или «Блевотина», мало кто из кинозвезд захотел бы позировать под такой эмблемой.
Тем не менее издание журнала началось в середине 1997 года с рекламной кампании, разработанной Сарджентом Роллинсом. В ролике снималась женщина, одетая в нижнее белье и убиравшая грязную комнату, пока ее приятель сидел, задрав ноги, и смотрел телевизор. К этой сцене был выдуман следующий комментарий: «Что-то здесь не так?… Он не смотрит футбол».
Уверен, что АПО обвинило Сарджента Роллинса в женоненавистничестве, но этот ролик получил награду. Телевизионный комментатор сказал: «Вы устали от политкорректности? Тогда купите номер «Ральфа», потому что его так не хватает в каждом из нас».
В 1997 году политкорректность была красной тряпкой для всех журналистов. Именно тогда Паулин Хэнсон запустила программу «Единая нация». После предыдущих выборов и либералы, и националисты ополчились в своих предвыборных компаниях против политкорректности, под которой они понимали необходимость говорить о том, во что сам не веришь, лишь ради того, чтобы не обидеть людей, которые тебе на самом деле не нравятся (раньше это называлось хорошими манерами). От политкорректности выигрывали только меньшинства – аборигены, азиаты или геи, – которых теперь было запрещено критиковать. В проигрыше оставались белые мужчины традиционной сексуальной ориентации, которые теперь лишались возможности выражать словами свои предрассудки. Они больше не могли рубить с плеча и называть негров нигерами, черножопыми или макаками.
Либерал Джон Ховард обесценил свой политический капитал, охарактеризовав всю политическую культуру либералов как политкорректную и уничтожив таким образом все предпосылки к возрождению былого естественного расизма. Скрытым смыслом этого поступка было «Никто не любит аборигенов, нигеров или педиков – так чего притворяться?». Кампания против политкорректности стала основой политической платформы «Единой нации».
Ведущий Ким Теракес сказал, что вся кампания будет проводиться в шутку, что она до смешного абсурдна. Почти так же, как пытаться выбить из австралийцев католический дух. Реклама «Ральфа» должна была стать ироничной. Но иронию необходимо использовать там, где она уместна, например в греческой трагедии, но никак не в рекламе. Хуже всего было то, что после первого ролика никто и понятия не имел, о чем будет журнал.
Предварительная презентация журнала состоялась в Сиднее на выставке ретроавтомобилей, называвшейся «Игрушечный магазин». На последовавшей вскоре мельбурнской презентации выступал Ник. Он повторил речь, которую Либби Гор произнесла на первой презентации. Но то, что из уст грудастой и оживленной женщины прозвучало остроумно, в его исполнении выглядело как установленная по ошибке фонограмма.
Обозреватель «Дэйли телеграф» Миранда Дивайн писала: «Результаты моего собственного опроса дюжины мужчин в возрасте от восемнадцати до сорока пяти лет могут разочаровать «Ральф». Большинство из них считают, что журналу не удалось имитировать стиль британских аналогов и что он оказался чересчур вульгарным и ничуть не остроумным». Эта оценка не могла вызвать серьезных возражений. Должность главного редактора «Ральфа» занимал Брэд Боксалл, работавший до того главным редактором «Пикчер». Первым редактором стал Джеф Седдон, который до того занимал пост его старшего помощника. Приглашенным редактором был Джек Маркс, который тоже побывал старшим помощников редактора в «Пикчер». Первым главным помощником был Скотт, его правой рукой – Симон Батлер-Уайт (оба работали на той же должности в «Пикчер»). Третий помощник из «Пикчер» – Пит Смит – писал про алкоголь. В штат журнала также входили Пол Туи, тогдашний старший помощник редактора «Пикчер», Роджер Кростуэйт, помощник редактора из «Пикчер», и Борис Михайлович, редактор порнографического журнала первой категории «Пикчер премиум». Заместителем арт-директора стал Тони Райе, бывший дизайнер «Пикчер». Помощником дизайнера был Дэнни Бурке, перешедший к нам из журнала «Секстра», ныне покойного отпрыска «Пикчер». Бывший редактор того же издания Тони Ламберт взял в «Ральфе» раздел про Интернет.
Все это были хорошие журналисты – некоторые даже очень. Джек написал две прекрасные книги, а Пол Туи в 2001 году получил премию «Журналист года» за свои статьи о сообществах аборигенов на Северных Территориях. Некоторые из них приходили в «Пикчер» из газет в надежде найти место, где можно было бы поупражнять свое чувство юмора. Но «Ральф» неизбежно должен был унаследовать часть порнографической чувственности своего предшественника. У парней, выпускавших мужские журналы в Великобритании, послужные списки были несколько иными. Они вышли из музыкальной журналистики. Воспоминания о борьбе Антифашистской лиги и поп-звезд с Националистическим фронтом в крови у британских музыкальных журналистов. Их австралийские коллеги по большей части не были вовлечены в уличную политику. Они преодолевали другие препятствия.
Команда «Ральфа» никак не могла понять, какой журнал был нужен издателям. Они склонялись к идее австралийского «Лоудид» с примесью «Эф-эйч-эм», но журнал получался гораздо грубей. Первый выпуск содержал слова «ублюдок», «сволочь», «хрен», «писька», «минет» и «долбаный». Коммерчески провальная история под названием «Отправляя черную посылку» сопровождалась фотографией стриптизерши, готовящейся пукнуть на горящий факел. На одной странице можно было прочесть «хватали добро из его задницы… шоколадный глаз… насрал в штаны… отвалил… хроническое, неизлечимое пуканье… разговоры о дерьме и моче… продукты жизнедеятельности человека… обычная берлога… выбросить пьянь на улицу… стричь капусту… олений навоз… пить коровью мочу… моча маленьких девочек… выделительный… запердеться до смерти… золотой дождь… какашки… самостоятельно опорожнять кишечник и подтираться… «лизать мое дерьмо» (цитата из Джеймса Джойса)… копрография, педерастия и дефекация… кожные отметки… кошачье дерьмо».
Два года спустя рекламодатели все еще ссылались на эту статью как на причину, по которой они не могут купить рекламное место в нашем журнале.
Когда мне удавалось освободиться от овладевавшей мною истерической одержимости, я вновь становился спокойным человеком, каким был всегда. Меня ничего не беспокоило. Я жил в замкнутом мирке книг, пабов, спортивных залов и спальни, редко читал газеты и не смотрел телевизор. Ди сказала однажды: «Ты такой расслабленный, что почти мертвый».
Луиза Роуд была прекрасна и действовала на меня успокаивающе, но я встречался с Клэр, которая также была прекрасна и тоже действовала на меня успокаивающе. Ей было двадцать два, раньше она занималась в школе журналистов, я был ее учителем, и она умела ездить верхом. Она выросла вдалеке от Сиднея, среди фруктовых садов и фермеров. У ее отца было семь ангаров. Все мужчины в ее жизни говорили тихо, разбирались в механике и ориентировались в окружавшем их пространстве, для них не составляло труда починить сломанную вещь или припарковать машину задним ходом. Клэр никогда не видела человека, который не умел бы водить машину, и никогда не ела тайской пищи. Я предоставил ей возможность получить редкое, экзотическое удовольствие отвезти мужчину на машине в восточный ресторан.
Меня одолевали мысли о Новом Марке, лоснящемся городском парне, который мог застегнуть рубашку, не пропустив и двух пуговиц, или пойти выпить и проснуться у себя дома, а не где-нибудь в Уэльсе. Новый Марк не мог водить машину, потому что был всецело поглощен литературой девятнадцатого века. Пытаясь достичь внутреннего душевного спокойствия и похудеть, я стал вегетарианцем. Но так как я не люблю овощи, то продержался всего шесть недель. Я прочитал «Мадам Бовари», после чего посчитал свою трансформацию свершившейся.
Я бросил курить еще на Мальдивах. Последняя сигарета погасла 3 октября 1996 года, и я считал дни, прошедшие с того момента, еще пять лет (считал неправильно, потому что был уверен, что бросил курить 30 октября, но паспорт утверждает, что я ошибался). Я не мог не курить на похоронах отца или во время разрыва с Джо. Расставшись с Ди, я стал курить в постели. Я тянулся за новой пачкой каждое утро, как только открывал глаза. Мне нравилось начинать день с этой встряски для всех своих органов. Вторую сигарету я выкуривал за чашкой чая. третью – после душа и четвертую, когда выходил из дома на работу.
Курение напоминало мне обо всем. Оно было дружеской рукой, лежавшей на моем плече, улыбкой в холодную зиму; вкусом школьниц в летнюю пору, но я больше не хотел этого. Во время утренних пробежек сигаретный дым сдавливал мои легкие. Когда я ездил на транспорте для некурящих, его отсутствие заставляло бешено колотиться мое сердце. Когда я бил грушу, он давал мне сдачи.
Я всерьез собрался забыть о курении, но было грустно терять эту ниточку, связывающую с прошлым.
Я не ходил по пабам вместе с Клэр. Тусовка «Австралийского финансового обозрения» распалась, «Сент-Эльмо» закрыли. В Бичгруве были симпатичные бары при гостиницах, но я там никого не знал.
Новый Марк был потомком Марка Старого. Я пытался вернуться к тому, кем был в детстве, когда мог не напиваться и при этом чувствовать себя вполне комфортно, когда мог потратить целый вечер на праздное шатание по парку и, возвращаясь домой, думать, что мне больше никогда и ничего не захочется, никогда не захочется отсюда уезжать или что-то менять в своей жизни. Я искал спокойствия, которое бывает у каждого, пока с ним что-нибудь не случится.
Клэр переехала в Слурри-хилз и жила на чердаке – на самом настоящем чердаке, в комнате под самой крышей, где мама хранит твою старую железную дорогу, а отец прячет подшивки «Плейбоя». В ее спальне нельзя было даже встать в полный рост, поэтому большую часть времени мы проводили в Бирч-груве. Мы часто ходили в рестораны, которые, как мне казалось, стал бы посещать Новый Марк – классические итальянские рестораны с накрахмаленными белыми скатертями и дрожащими язычками свечей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43