Обычный вздор, бесполезная информация, ничего или почти ничего для меня нового. Донован Берк, родился на восточном побережье и все такое прочее, родители умерли и тому подобное, женат не был, детей нет, так, управляющий ночным клубом, дальше, до «Эволюция-клуба» работал в Нью-Йорке на…
Оп-ля. Вот это уже интересно.
До «Эволюция-клуба» работал в Нью-Йорке на покойного Раймонда Макбрайда. Похоже, мистер Берк вел дела в клубе Макбрайда «Пангея» в Верхнем Уэст-Сайд, а два года назад поспешно удрал из города, объясняя это «творческими разногласиями» с плейбоем-владельцем. В течение нескольких недель он отыскал способ обосноваться в Студио-сити, явно не тратя слишком много времени на то, чтобы обрести богатство и славу по-лос-анджелесски.
Занятно, спору нет. Полезно? Вряд ли.
А вот действительно пикантная подробность примостилась в самом низу страницы: жена Макбрайда была вовлечена во все ежедневные дела ночного клуба для крутых динов. Жена Макбрайда работала бок о бок с Донованом Берком в «Пангее». С женой Макбрайда возникли у Берка «творческие разногласия», и именно она отослала ему за три тысячи миль чемодан с вещами.
Зовут ее, разумеется, Джудит.
Я звоню Дану и сообщаю, что получил факс.
– Чем-нибудь помог? – спрашивает он.
– Нет, – отзываюсь. – Совершенно ничем. Но все равно, спасибо.
Следующий мой звонок – дорожному агенту «ТруТел», и не проходит трех часов, как я лечу через всю страну ночным рейсом за 499 долларов в оба конца, по направлению к Уолл-стрит. Начнем делиться новостями.
5
Полет ничем не примечателен, тем не менее, когда мы садимся, человечья часть пассажиров хлопает в ладоши, словно ожидала иного завершения вечерних увеселений. Я этого никогда не понимал; сам я рукоплескал на борту самолета один-единственный раз – когда вместо полагающейся мне коробки арахиса получил по ошибке две. Дело прошлое, но лучше бы я тогда не шумел, потому что стюардесса обнаружила, что обсчиталась, и забрала у меня лишнюю порцию.
Тейтельбаум меня убьет и повесит на стену в качестве трофея, если узнает истинную причину этой поездки. Я сообщил ему, что кое-какие следы ведут в Нью-Йорк, попросил корпоративную кредитную карту (с лимитом в пять тысяч долларов, без дураков!), и он принялся тянуть из меня жилы по телефону.
– Ты что-то нарыл? Увяз в этом деле?
– Ну, да. Поэтому и вынужден лететь. В интересах страховой компании.
– И никакой ерунды с твоим покойным партнером?
– Боже упаси. Ничего подобного.
Но если дело связано с Макбрайдом, тогда у меня, разумеется, могут возникнуть вопросы, касающиеся его смерти, а если мне придется задавать вопросы, касающиеся смерти Макбрайда, я могу случайно наткнуться на информацию об одном из частных сыщиков, расследовавших тот случай, то есть моем «покойном партнере» Эрни. Естественно, я не стал все это объяснять Тейтельбауму. Достаточно ему того, что страховая компания раскошелится тем больше, чем основательнее вздуть накладные расходы, а теперь в них входит пребывание во втором по расточительству городе Америки. Остается только надеяться, что в следующий раз кого-нибудь прихлопнут в Лас-Вегасе.
Я предпочел не брать машину напрокат – мудрое решение, если верить остановленному мной таксисту. Ездить по Нью-Йорку – особое искусство, поведал он мне с неопределимым акцентом, и я рассудил, что профану лучше в это дело не соваться. Хоть таксист и человек, но тоже обладает своим запахом, пусть это и не осенний аромат соснового бора в утренней свежести, мягко говоря.
– Куда вас рулить? – спрашивает он, и мне вдруг кажется, что я вновь общаюсь с Суаресом. Способен кто-нибудь, кроме меня самого, изъясняться на нормальном языке? Но он всего лишь человек – похоже, иностранец, к тому же и говорит на моем родном языке лучше, чем я на его (если только он не из Голландии – мой голландский почти идеален).
– Макбрайд-билдинг, – бросаю я, и он врывается в поток, тут же выжимая не меньше девяноста миль в час, пока через полквартала не бьет по тормозам. Как хорошо, что я не поел перед поездкой. В следующий раз он открывает рот уже на Манхэттене.
– Вам дело в «Макбрайде»? – спрашивает он, в который раз оглядывая меня в зеркале заднего обзора. Я бы предпочел, чтобы он уделял побольше внимания управлению автомобилем.
– У меня есть дело в «Макбрайд-билдинг». Сегодня вечером.
– Большой человек – Макбрайд.
– Большой человек, – запнувшись, повторяю я.
Всякий раз, когда машина тормозит и останавливается, перед глазами у меня проносятся картины последнего пребывания в Нью-Йорке, расплывчатые очертания полицейских участков и свидетелей, недостающих улик и грубых пренебрежительных отказов. И нескончаемые ряды супермаркетов. В Нью-Йорке, если мне не изменяет память, совершенно убойный майоран, а вот их запасы греческого пажитника явно недостаточны.
В любом основательном расследовании не обойтись без соответствующего снаряжения, а я, по причине недавних своих финансовых затруднений, оснащен не лучшим образом. Так что я подумываю, не попросить ли шофера притормозить у ближайшего универмага, чтобы с толком распорядиться кредитной картой «ТруТел» для покупки необходимых вещей, однако сомневаюсь в способности массовой продукции обеспечить мне надлежащую индивидуальность.
На углу Пятьдесят первой и Легсингтон-авеню я останавливаю такси у настоящего нью-йоркского шляпника и покупаю черно-коричневую фетровую шляпу.
На Тридцать девятой я покупаю пальто-тренч. Удачная покупка, если учесть, что сегодня на Манхэттене двадцать восемь градусов.
Сразу за Канал-стрит я приобретаю пачку сигарет без фильтра, не купив при этом ни зажигалки, ни спичек. Сигарета должна висеть на губе, висеть, и только.
Весь теперь расфуфыренный, я вновь требую отвезти меня в «Макбрайд-билдинг», и мы сворачиваем к финансовому сердцу города. Через несколько минут я вижу цель моих передвижений, бесцеремонно пробивающую искусственный горизонт.
«Макбрайд-билдинг», последние десять лет зримый отовсюду символ капитализма высотой в восемьдесят этажей и шириной в целый квартал, топорщится, словно напрягшийся на подиуме культурист. Зеркальные поверхности этого шедевра архитектуры всасывают улицы города и выплевывают их, только уже богаче и живее окрашенными.
Ладно, согласен, на засаленно-кричащий манер все это очень неплохо, хотя я, глядя на такое чудовище, не могу отделаться от мысли о гигантском посеребренном презервативе. Надеюсь, этот предательский образ не станет терзать меня во время встречи с миссис Макбрайд – в том случае, если я смогу добиться этой встречи.
Внутри зеркальная тема продолжается, мои отражения преследуют меня, куда бы я ни направлялся. Я несколько раз мельком оцениваю свой новый облик; пальто как на меня сшито, несмотря на окутавшую город тропическую жару, а шляпа заломлена так лихо, что угрожает свалиться в любую секунду. Вокруг снуют люди и дины, источая всю палитру запахов. Я ловлю обрывки разговоров насчет закупок, слияний и скачек. Изрядную часть вестибюля занимает мощная гранитная стойка приемной; сквозь толчею деловых созданий я замечаю фигурку замотанного секретаря.
– Доброе утро, – говорю я, поправляя на плече мой винно-бордовый саквояж. – Я бы хотел договориться о встрече с миссис Макбрайд.
Одним лишь мимолетным смешком секретарша, ведущая прием посетителей в «Макбрайд-билдинг», проявляет себя и более приятной, и куда более пугающей, нежели предыдущий мой цербер – сестра Фицсиммонс.
– Вы хотите видеть Джудит Макбрайд? – произносит она так, что притаившийся за зубами сарказм скребет по эмали, норовя выпрыгнуть наружу.
– И как можно быстрее, – киваю я.
– Так вам назначено?
Она прекрасно знает, что нет. Господи, на плече у меня дорожная сумка!
– Да, да, конечно.
– Ваше имя?
Какого ей черта!
– Меня зовут Донован Берк.
Не дернула ли она бровью? Не навострила ли уши? Или это мой разум вновь затянул старую параноидальную песенку? Мне хочется спросить, знала ли она Эрни, видела ли его здесь, но я прикусываю язык от греха подальше.
Секретарша снимает трубку и набирает добавочный номер.
– Ширли? – говорит она. – Здесь один парень утверждает, что у него назначена встреча с миссис Макбрайд. Нет. Нет, не знаю. Он с чемоданом.
– Это саквояж. Я только что прилетел с побережья, – бормочу я. – Противоположного. – С каждой миллисекундой моя сумка становится все тяжелее.
– Так, так, – кивает трубке секретарша, глаз с меня не спуская, в то время как я борюсь со своим багажом. – Говорит, его зовут Донни Берк.
– Донован Берк. Донован.
– О, простите.
– Я только этим и занимаюсь.
– Донован Берк, – уточняет она для Ширли, а затем мы оба ждем, пока Ширли поищет имя в книге посетителей, причем все мы втроем прекрасно знаем, что его там нет и быть не может. Обнажив полный рот коронок, секретарша одаряет меня тигриной улыбкой, рука ее все ближе и ближе к тревожной кнопке, если под столом есть такая.
– Прошу прощения, сэр, но мы не можем найти вас в списке. – Она кладет трубку на рычаги.
Я изо всех сил таращу глаза, изображая потрясение и изумление. Затем скорбно киваю, будто ожидал и такого поворота событий:
– Джуди, Джуди, Джуди… Джудит и я… у нас… мы повздорили. Но если бы вы попросили Ширли – ведь ее так зовут, Ширли? – передать миссис Макбрайд, что я здесь, то, уверяю вас, она обязательно захочет меня видеть. Мы друг друга тысячу лет знаем.
Очередная фальшивая улыбка, очередной насмерть пронизывающий взгляд. Она неохотно тянется к трубке:
– Ширли, это снова я…
Я хожу взад-вперед, ожидая в уголке, пока Ширли и секретарша в приемной вдоволь наболтаются. На этот раз, всего несколько минут спустя – секунд! секунд! – ко мне с нежданным почтением обращается секретарша и сообщает, что миссис Макбрайд примет меня сейчас, извините за беспокойство, в своем кабинете на семьдесят восьмом этаже.
Скоростной лифт. Это я люблю. Хорошо, что у меня нет евстахиевых труб.
На сорок шестом этаже два дина в облачении здоровенных охранников – черные костюмы, наушники с микрофонами и так далее – входят в лифт и застывают у меня по бокам. Они излучают физическую силу, и я не удивлюсь, если каждый припас немного песку, чтобы швырнуть мне в лицо. Я с трудом сдерживаю порыв поразмять мускулы.
– Доброе утро, ребята, – говорю я, слегка касаясь шляпы. Движение это приятно щекочет меня где-то в архетипической глубине сыщицкого подсознания, и я решаю как можно чаще касаться шляпы.
Они не откликаются.
– Отлично выглядите в этих костюмах. Хороший выбор, куда ни глянь.
И снова никакой реакции. Их феромоны – темный, тяжелый запах забродившего овса с пивными дрожжами – уже окутали весь лифт, захватив заложником мой собственный восхитительный аромат.
– Если б меня спросили, – продолжаю я, повернувшись к тому бегемоту, что слева, – а я, позвольте вас заверить, в этом разбираюсь, я бы сказал, что вы…э-э… Аллозавр, а этот вот шалунишка – Камптозавр. Прав я или не прав?
– Угомонись. – Мягко, но убедительно. Я тут же подчиняюсь.
Самое подходящее слово, чтобы описать офис Джудит Макбрайд, занимающий весь семьдесят восьмой этаж, это «шикарно». Слово дня, тут не поспоришь. Шикарные ковры, шикарные драпировки, шикарный вид на Гудзон и далекий Статен-Айленд из окон во всю стену. Доведись мне оказаться в здешнем сортире, не сомневаюсь, и там обнаружил бы, что воду они тоже умудрились сделать шикарной, уж не знаю как, с помощью сахарозаменителя.
– Миленькая берлога, – делюсь я со своими чрезмерно мускулистыми приятелями. – На самом деле, во многом в точности как моя контора… тоже квадратная.
Их это не позабавило. Я не удивлен.
– Мистер Берк? – Это Ширли, пресловутая Ширли зовет меня из-за двойных дверей. – Миссис Макбрайд ждет.
Стража занимает места по обе стороны двери, а я, натянув шляпу на глаза, вступаю во внутреннее святилище. Задача состоит в том, чтобы, сдержанно начав, медленно довести разговор до густой кофейной пены и, возможно, присыпать сверху парой-тройкой вопросов об Эрни. Здесь парит полумрак, вертикальные жалюзи отбрасывают на ковер решетчатые тени. К счастью, зеркальная тема здесь не повторяется, так что я, наконец, могу распрощаться с беспорядочными мыслями о гондонном доме, гондонном доме, гондонном доме… Взамен все стены тут заняты всевозможной живописью, скульптурой и прочей ерундой, так что понимай я хоть что-нибудь в изобразительном искусстве, наверно, поразился бы богатству коллекции миссис Макбрайд. Может, тут и Пикассо есть, может, несколько Модильяни, но лично меня больше всего впечатлил бар в дальнем углу.
– В моем-то офисе бара нет, – говорю я, ни к кому конкретно не обращаясь. За мной тихо затворяются двери.
– Донован? – от письменного стола отделяется тень и застывает за спинкой стула. – Это действительно ты? – В голосе ее слышится показной аристократический надрыв, присущий тем, кто желает произвести впечатление родившегося в роскоши, а не завоевавшего свой нынешний высокий статус.
– Доброе утро, миссис Макбрайд.
– Господи… Донован, ты… ты прекрасно выглядишь. – Она так и стоит, будто замороженная.
– Похоже, ты удивлена.
– Конечно удивлена. Я слышала о пожаре и… – Теперь миссис Макбрайд дергается, простирает руки и делает шаг вперед, будто хочет обнять меня, спасите, только этого мне не хватало.
Мы обнимаемся, и меня охватывает чувство вины. Я застываю. Она отступает и охватывает меня цепким взглядом.
– Ты сменил обличье.
– В некотором смысле.
– Черный рынок?
– Все, о чем неизвестно Совету… – бормочу я с деланным безразличием.
– Старое мне больше нравилось. В этом ты слишком… слишком похож на Богарта.
Я не могу скрыть улыбки. Богарт! Великолепно! Не совсем то, чего я добивался, но достаточно близко. Но теперь она пятится и так глядит на меня исподтишка, что чувствую: пора выпускать кота из мешка.
Аккуратно, нежно – я признаюсь во всем:
– Миссис Макбрайд, я вовсе не собирался вас беспокоить… я не Донован Берк. – Я готовлюсь к надвигающейся буре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40