Возможно, спустя некоторое время разительный контраст между их мирами стал слишком большим. Все неимоверно усложнилось, и однажды она окончательно избавила себя от одной из сторон жизненного конфликта.
– Смерть отца и все эти события вернули меня домой. Вся семья мамы и отца была убита на войне. У меня никого нет, кроме Марлы и Брента… и тебя.
Ее пышная грудь с набухшими, жаждущими ласки сосками нежно касалась его лица. Пол смотрел на нее и, как прежде, терял голову от возбуждения.
– Я говорю искренне. Ты моя семья, Пол. Я совершила огромную ошибку три года назад и признаюсь тебе в этом. Я была не права!
Он точно знал, насколько трудно ей было сказать эти слова. Но он хотел понять:
– Почему сейчас?
– Прошлая ночь, когда мы носились по аббатству, висели на этом ужасном балконе, я подумала о доме. Ты приехал сюда, когда понял, что я в опасности, и многим рисковал из-за меня. Мне не надо было все так усложнять. Ты не заслужил этого. Все, о чем ты меня когда-либо просил, – это немного мира, покоя и постоянства. А я все только усложняла!
Пол никак не мог выбросить из головы Кристиана Кнолля. Хотя Рейчел и не призналась, но Пол почувствовал, что Кнолль ее привлекал. И Кнолль оставил ее умирать. Возможно, его поступок послужил напоминанием аналитическому уму Рейчел, что на самом деле все не так, как кажется на первый взгляд. Включая ее бывшего мужа. Какого черта! Он любил ее, хотел вернуть. Время действовать, или он потеряет ее навсегда.
И Пол нежно прикоснулся к ее губам.
Возбужденный видом обнаженной Рейчел, Кнолль наблюдал, как Катлеры обнимались. Во время поездки с ней из Мюнхена в Кельхайм он понял, что она все еще думает о своем бывшем муже.
Очень привлекательная бабенка. Полная грудь, тонкая талия, соблазнительная попка, жаркая промежность. Он хорошо помнит, как вчера в аббатстве увлажнился его палец, когда ее влагалище извергло теплую струю желания. Он унизил ее, причинил ей боль, а она его при этом хотела. Черт разберет этих баб. Так почему бы не исправить ситуацию сегодня вечером? Что это теперь изменит? Фелльнер и Моника мертвы. Он безработный. И никто из членов клуба никогда не наймет его после того, что он собирается сделать.
Стук в дверь спальни привлек его внимание.
Кнолль снова прильнул к глазку.
– Кто там? – спросил Пол.
– Маккой.
Рейчел спрыгнула с колен бывшего мужа и, подхватив одежду, исчезла в ванной. Пол встал и открыл дверь. Вошел Маккой. В зеленых вельветовых штанах и полосатой рубашке он выглядел как бригадир строителей. На ноги он напялил рабочие коричневые ботинки.
– Отлично выглядите, Маккой, – пошутил Пол.
– Мой смокинг в чистке.
Пол захлопнул дверь.
– Что за представление вы устроили с Лорингом?
Маккой посмотрел на него.
– Расслабьтесь, советник. Я не пытался растрясти старого козла.
– А что вы пытались сделать?
– Да, Маккой, к чему был весь этот балаган? – спросила Рейчел, выходя из ванной, уже одетая в жатые джинсы и туго обтягивающий пышную грудь свитер.
Маккой не спеша оглядел ее сверху вниз.
– А вы неплохо приоделись, ваша честь.
– Ближе к делу, – отрезала она.
– Я хотел посмотреть, не расколется ли старик, и он раскололся. Я надавил, чтобы посмотреть, крепок ли он. Разуйте глаза! Если бы Лоринг был ни при чем, он бы сказал: «Ублюдки, убирайтесь отсюда к чертовой матери». И уж меньше всего следовало ожидать, что он пригласит нас переночевать.
– Вы говорили не всерьез? – спросил Пол.
– О'кей, я знаю, что вы оба думаете, что я подонок. Но у меня есть свои моральные принципы. Правда, они относительно расплывчаты в большинстве случаев. И тем не менее они у меня есть. В любом случае, он достаточно заинтересовался, чтобы оставить нас ночевать.
– Вы думаете, он член клуба, о котором говорил Грумер? – спросил Пол.
– Надеюсь, что нет, – изменилась в лице Рейчел. – Это может означать, что Кнолль и та женщина поблизости.
Маккоя это не интересовало.
– Это шанс, которым мы должны воспользоваться. У меня предчувствие. Меня ждет в Германии куча инвесторов. Поэтому мне нужны ответы. Я полагаю, что у этого старого негодяя внизу они есть.
– Как долго вы, ребята, сможете подогревать любопытство инвесторов? – съязвила Рейчел.
– Пару дней. Не больше. Они собираются начать работать с другим туннелем утром, но я велел им не спешить. Лично я считаю, что это пустая трата времени.
– Как нам надо вести себя за ужином? – спросила Рейчел.
– Просто. Есть его еду, пить его вино и качать информацию. Нам надо получить больше, чем отдать. Понятно?
Рейчел улыбнулась:
– Да, понятно.
Ужин прошел в дружеской, почти сердечной обстановке. Лоринг увлек своих гостей приятной беседой об искусстве и политике. Пол был очарован обширными познаниями старика. Маккой вел себя примерно, принимая гостеприимство Лоринга как должное, расточая комплименты хозяину по поводу угощения. Пол внимательно следил за всем, отмечая напряженный интерес Рейчел к Маккою. Казалось, она ждала, когда он перейдет черту.
После десерта Лоринг провел для них экскурсию по обширному первому этажу. Коллекция оказалась смесью голландской мебели, французских часов и русских подсвечников. Пол отметил упор на классицизм, реалистично и добросовестно проработанные детали на всех полотнах. Все работы были хорошо сбалансированными композициями, почти рафинированным сочетанием формы и содержания. Мастера безусловно знали свое дело.
Каждая комната имела свое название. Палата Уолдорф. Комната Мольсберг. Зеленая комната. Комната ведьм. Все они были украшены старинной мебелью, в основном оригиналами, объяснил Лоринг, и произведениями искусства. Экспозиция была настолько обширна, что Полу не удалось запомнить хотя бы имена художников. Он пожал плечами и мысленно пожалел, что с ними не было пары искусствоведов. В помещении, которое Лоринг назвал Комнатой предков, старик задержался перед портретом своего отца.
– Мой отец происходит от очень древнего рода. Наследовали в роду Лорингов всегда одни мужчины. Это одна из причин, по которой мы правим этой местностью почти пятьсот лет.
– А что было, когда заправляли коммунисты? – спросила Рейчел.
– Даже тогда, моя дорогая. Моя семья научилась адаптироваться. Не было выбора. Измениться или погибнуть.
– То есть вы работали на коммунистов, – уточнил Маккой.
– А что еще оставалось делать, пан Маккой?
Маккой не ответил и снова обратил свое внимание на портрет Иосифа Лоринга.
– Ваш отец интересовался Янтарной комнатой?
– Очень сильно.
– А он видел оригинал в Ленинграде до войны?
– Вообще-то отец видел комнату до российской революции. Он был большим поклонником янтаря, как, я уверен, вы уже знаете.
– Почему бы нам не отбросить в сторону этот мусор, Лоринг?
Пол съежился от внезапной напряженности в голосе Маккоя. Гениальный ход или снова игры?
– У меня прорублена дыра в горе в ста пятидесяти километрах на запад отсюда. Эта работа обошлась мне и вкладчикам в миллион долларов. Все, что я получил за хлопоты, – три грузовика и пять скелетов. Позвольте мне рассказать вам, что я думаю.
Лоринг сел в одно из кожаных кресел.
– Пожалуйста.
Маккой взял с подноса бокал кларета, который ему предложил дворецкий.
– Долинский рассказал мне историю о поезде, выехавшем из оккупированной Европы примерно первого мая тысяча девятьсот сорок пятого. Янтарная комната предположительно была в этом поезде. Свидетели говорят, что ящики были выгружены в Чехословакии, под Тынец-над-Сазавоу. Оттуда ящики предположительно были отправлены грузовиками на юг. Одна версия говорит о том, что их хранили в подземном бункере, использовавшемся полевым маршалом фон Шернером, командующим немецкой армией. Другая версия говорит, что их отправили на запад, в Германию. По третьей версии – в Польшу, на восток. Какая из них правильная?
– Я тоже слышал такие истории. Но если я правильно помню, русские проводили интенсивные раскопки этого бункера. Там ничего не нашли, так что одна версия исключается. Что касается версии о Польше, я сомневаюсь.
– Почему это? – спросил Маккой, тоже садясь.
Пол остался стоять, Рейчел стояла рядом с ним. Было интересно наблюдать за схваткой этих двух мужчин. Маккой профессионально управился с партнерами и так же хорошо справлялся сейчас, явно интуитивно чувствуя, когда надо давить, а когда тянуть.
– У поляков нет столько ума или ресурсов, чтобы прятать такое сокровище, – сказал Лоринг. – Кто-нибудь обязательно уже нашел бы его.
– Это предрассудок, не более того, – ответил на это Маккой.
– Вовсе нет. Это просто факт. В течение всей истории поляки были не в состоянии надолго организовать себя в объединенную страну. Они ведомые, но не ведущие.
– Так вы говорите, на запад, в Германию?
– Я ничего не говорю, пан Маккой. Только то, что из всех трех вариантов, которые вы предложили, запад представляется наиболее вероятным.
Рейчел удобно устроилась в кресле, прежде чем вступить в разговор.
– Господин Лоринг…
– Пожалуйста, моя дорогая. Зовите меня Эрнст.
– Хорошо… Эрнст. Грумер был убежден, что Кнолль и женщина, убившая Макарова, работали на членов тайного клуба. Он назвал их искателями потерянной старины. Кнолль и та женщина предположительно эквизиторы этой таинственной организации. Они крадут произведения искусства, которые уже были украдены, члены соревнуются друг с другом в том, что можно найти.
– Звучит интригующе. Но я могу уверить вас, что не являюсь членом похожей на эту или вообще какой бы то ни было организации. Как вы видите, мой дом полон произведений искусства. Я известный коллекционер и открыто выставляю свои сокровища.
– А янтарь? Мы видели не так чтобы много, – сказал Маккой.
– У меня есть несколько красивых вещиц. Хотите взглянуть?
– Да, черт возьми.
Лоринг повел их из Комнаты предков по длинному закрученному коридору в глубину замка. Комната, в которую они наконец зашли, была маленьким помещением без окон. Лоринг щелкнул выключателем, спрятанным в камне, и яркий свет залил деревянные витрины, окаймлявшие стены. Пол прошел вдоль витрин с богемским стеклом и золотым литьем Маира. Каждый образец был старше трехсот лет и в отличном состоянии. Две витрины были полностью заполнены янтарем. Среди образцов были шкатулка, шахматная доска с фигурами, двухэтажный комодик, табакерка, тазик для бритья, подставка для мыла и кисточка для взбивания пены.
– Большинство восемнадцатого века, – сказал Лоринг. – Все из мастерских Царского Села. Двое мастеров, которые создали эту красоту, работали над панелями Янтарной комнаты.
– Это лучшее из того, что я когда-либо видел, – сказал Пол.
– Я очень горд этой коллекцией. Каждый экземпляр стоил мне состояния. Но, увы, у меня нет Янтарной комнаты, чтобы их дополнить, как бы мне того ни хотелось.
– Почему я вам не верю? – спросил Маккой.
– Откровенно говоря, пан Маккой, это не важно, верите вы мне или нет. Более важней вопрос о том, как вы собираетесь доказать свое утверждение. Вы приходите в мой дом и кидаете дикие обвинения – угрожаете мне открыть их прессе, не имея достаточных оснований для вашего заявления, кроме сфабрикованных фотографий букв на песке и бессвязной речи корыстного академика.
– Я не помню, чтобы говорил о том, что Грумер был академиком, – сказал Маккой.
– Нет, не говорили. Но я знаком с герром доктором. Он имел репутацию, которую я бы счел незавидной.
Пол заметил перемену в тоне Лоринга. Мягкости, снисходительности как ни бывало. Слова звучали медленно, твердо, взвешенно. Терпение этого человека было явно на исходе.
На Маккоя, казалось, это не произвело впечатления.
– Я думаю, пан Лоринг, что человек с вашим опытом и воспитанием мог бы справиться с таким колючим типом, как я.
Лоринг улыбнулся:
– Я нахожу вашу откровенность забавной. Со мной нечасто так разговаривают.
– Вы думали над моим дневным предложением?
– На самом деле да. Миллион долларов США решили бы проблему с вашими инвестициями?
– Три миллиона было бы лучше.
– Тогда, я полагаю, мы остановимся на двух, больше не торгуясь?
– Да.
Лоринг хихикнул:
– Пан Маккой, вы мне по душе.
ГЛАВА LV
Замок Луков, Чешская Республика
Пятница, 23 мая, 2.15
Пол ворочался в постели. Он не мог заснуть с тех пор, как они с Рейчел поднялись в свою комнату незадолго до полуночи. Рейчел спала рядом с ним в огромной кровати. Она не храпела, но дышала тяжело, как обычно. Он думал о Лоринге и Маккое. Старик легко расстался с двумя миллионами долларов. Может, Маккой прав? Лоринг прятал что-то, что должна была защитить сделка в два миллиона долларов? Но что? Неужели Янтарную комнату?
Он представил нацистов, сдирающих панели со стен дворца, затем везущих их на грузовиках через Советский Союз, только чтобы потом снова их разобрать и увезти на грузовиках в глубь Германии четыре года спустя. В каком состоянии они были? Возможно, они к тому времени имели лишь ценность сырья, которое можно было бы использовать в других произведениях искусства? Что там писал Борисов в своих статьях? Панели состояли из ста тысяч кусков янтаря. Конечно, это чего-то стоило на мировом рынке. Может, в этом было дело. Лоринг нашел янтарь и продал его, заработав достаточно, чтобы два миллиона долларов были удачной сделкой за молчание.
Он встал с постели и подкрался к своим рубашке и брюкам, наброшенным на кресло, и тихонько натянул их. Ботинки надевать не стал – босые ноги будут производить меньше шума. Сон не шел, и он очень хотел исследовать выставочные комнаты первого этажа. Обилие произведений искусства, которое они видели ранее, подавляло, и это затрудняло их восприятие. Он надеялся, что Лоринг не будет возражать против небольшого частного осмотра.
Он бросил взгляд на Рейчел. Она свернулась калачиком под одеялом, на ее обнаженное тело была накинута только одна из его байковых рубашек. Они занимались любовью два часа назад впервые за почти четыре года. Он все еще чувствовал напряженность между ними, его тело было истощено от всплеска эмоций, которые он считал больше невозможными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50