– Весна – лучшее время, чтобы приехать в Альпы. Вы первый раз в Германии?
Она кивнула.
– Вам очень понравятся эти места.
– Вы много путешествуете? – поинтересовалась Рейчел.
– Все время.
– А где вы живете?
– У меня квартира в Вене, но я редко там бываю. Моя работа гоняет меня по всему миру.
Рейчел разглядывала своего загадочного шофера. Его плечи широки и мускулисты, шея крепкая, руки длинные и сильные. Он опять был одет в повседневную одежду. Клетчатая суконная рубашка, джинсы, ботинки и легкий запах сладкого одеколона. Кристиан был первым европейским мужчиной, с которым она по-настоящему общалась за последнее время. Может быть, очарование было именно в этом. Он безусловно возбудил ее интерес.
– В отчете КГБ сказано, что у вас двое детей. А муж есть? – спросил Кнолль.
– Раньше был. Мы в разводе.
– Это довольно широко распространено в Америке.
– Я рассматриваю сто или даже больше таких дел за неделю у себя в суде.
Кнолль покачал головой:
– Просто позор.
– Люди как будто не могут жить вместе.
– Ваш бывший муж адвокат?
– Один из лучших. – Какая-то «вольво» просвистела мимо по левому ряду. – Удивительно. Эта машина, наверное, едет сто миль в час.
– Почти сто двадцать, – сказал Кнолль. – Мы сами едем почти сто.
– Это так не похоже на Атланту.
– Он хороший отец? – продолжал допытываться Кнолль.
– Мой бывший муж? О да. Очень хороший.
– Отец из него получился лучше, чем муж?
Странные вопросы. Но она не возражала против того, чтобы ответить; анонимность незнакомца сглаживала вторжение в ее личную жизнь.
– Я бы не сказала. Пол хороший человек. Любая женщина хотела бы быть с ним.
– Почему же не вы?
– Я не сказала, что не хотела. Я просто сказала, что мы не можем жить вместе.
Кнолль, кажется, почувствовал ее колебания.
– Я не хотел совать нос в чужие дела. Просто меня интересуют другие люди. У меня самого нет постоянного дома и корней, и мне нравится выспрашивать других. Просто любопытство. Ничего более.
– Ничего страшного. Я не обижаюсь. – Несколько мгновений она сидела молча, затем сказала: – Мне надо бы позвонить и сообщить Полу, где я остановилась. Он присматривает за детьми.
– Вы можете связаться с ним сегодня вечером.
– Он вообще недоволен тем, что я поехала. Он и мой отец говорили, что мне надо держаться подальше от всего этого.
– Вы обсуждали поиски Янтарной комнаты с вашим отцом перед его смертью?
– Вовсе нет. Он оставил мне письмо вместе с завещанием.
– Тогда зачем вы здесь?
– Просто я должна это сделать.
– Я понимаю. Янтарная комната – достойная награда для многих. Люди ищут ее с войны.
– Мне так и говорили. Что делает ее такой особенной?
– Трудно сказать. Искусство по-разному воздействует на людей. Но что интересно, Янтарная комната одинаково поражает всех. Я читал отчеты девятнадцатого и начала двадцатого века. Все соглашаются, что она великолепна. Представьте себе: целая комната, покрытая янтарем.
– Звучит удивительно.
– Янтарь очень ценится. Вы много знаете о нем? – спросил Кнолль.
– Почти ничего.
– Это просто ископаемая древесная смола, в возрасте от сорока до пятидесяти миллионов лет. Сок растений, отвердевший за тысячелетия и превратившийся в драгоценный камень. Греки называли его электрон – солнечное вещество – за его цвет и еще потому, что, если его потереть, он производит электрическую энергию. Шопен перебирал янтарные четки, прежде чем сесть за пианино. Он теплый на ощупь и забирает испарину.
– Я этого не знала.
– Римляне верили, что если вы Лев по знаку зодиака, то ношение янтаря принесет вам удачу. А если вы Телец – то неприятности.
– Может, мне стоит приобрести немного янтаря. Я Лев.
Он улыбнулся:
– Если вы верите в такие вещи. Средневековые доктора предписывали янтарные ингаляции для лечения воспаления горла. Его пары во время кипения очень душисты и предположительно обладают лечебным эффектом. Русские называют его морским фимиамом. Они также… Извините, я, наверное, докучаю вам.
– Вовсе нет. Это интересно.
– Пары могут ускорить созревание плодов. Есть арабская легенда об одном шахе, который приказал своему садовнику принести ему свежих груш. Проблема была в том, что был не сезон и фрукты не могли созреть еще в течение месяца. Шах пригрозил обезглавить садовника, если он не достанет спелых груш. Поэтому садовник сорвал несколько незрелых груш и провел ночь, молясь Аллаху и куря янтарный фимиам. На следующий день в ответ на его молитвы груши были розовыми, сладкими и вполне пригодными для еды. – Кнолль пожал плечами. – Правда это или нет, никто не знает. Но янтарные испарения действительно содержат этилен, который стимулирует раннее созревание. Он также может смягчать кожу. Египтяне использовали эти испарения в процессе мумификации.
– Я знаю только ювелирные украшения из янтаря, и еще я видела картинки с насекомыми и листьями внутри.
– Фрэнсис Бэкон назвал их королевскими могилами. Ученые рассматривают янтарь как капсулу времени. Художники думают о нем как о краске. У него более двухсот пятидесяти оттенков. Голубой и зеленый – самые редкие. Красный, желтый, коричневый, черный и золотой – наиболее часто встречающиеся. В Средние века возникали целые гильдии, которые контролировали распространение янтаря. Янтарная комната была изготовлена в восемнадцатом веке, высшее творение человеческих рук.
– Вы так хорошо знакомы с этим предметом.
– Это моя работа.
Машина замедлила ход.
– Наш поворот, – сказал Кнолль, когда они съехали с шоссе по короткому склону, и затормозил внизу. – Отсюда поедем на запад. Мы уже недалеко от Кельхайма. – Он крутанул руль направо и быстро переключил передачи, набирая скорость.
– На кого вы работаете?
– Не могу сказать. Мой наниматель – частное лицо.
– Но очевидно, богатый.
– Почему вы так решили?
– Посылает вас в разные уголки земного шара в поисках предметов искусства. Это хобби не для бедного мужчины.
– Разве я сказал, что мой наниматель – мужчина?
Рейчел усмехнулась:
– Нет, не сказали.
– Хорошая попытка, ваша честь.
Зеленые поля с редко стоящими высокими елями простирались вдоль шоссе. Она открыла окно и стала вдыхать прозрачный воздух.
– Мы поднимаемся, не так ли?
– Альпы начинаются здесь и простираются на юг до Италии. Прежде чем мы доберемся до Кельхайма, станет прохладнее.
Раньше она удивлялась, почему он надел рубашку с длинными рукавами и джинсы. Сама она была одета в шорты цвета хаки и блузку на пуговицах с короткими рукавами. Вдруг Рейчел осознала, что впервые после развода едет куда-либо не с Полом, а с другим мужчиной. Раньше она всегда ездила с детьми, с отцом или подругой.
– Я действительно имел в виду то, что сказал вчера. Мне жаль вашего отца, – проговорил Кнолль.
– Он был очень стар.
– Это ужасное обстоятельство в отношениях с родителями. Однажды мы их теряем.
Его слова прозвучали искренне. Слова, которых она ожидала, безусловно сказанные из вежливости. Но она оценила его внимание.
И находила его все более интригующим.
ГЛАВА XXVIII
Кельхайм, Германия
Суббота, 17 мая, 11.45
Рейчел внимательно разглядывала старика, который открыл дверь. Он был небольшого роста, с узким лицом и лохматыми седыми волосами. Седеющая же щетина покрывала его увядшие подбородок и шею. Его фигура была худощавая, кожа оттенка талька, а лицо сморщенное, как грецкий орех. Старику было по меньшей мере восемьдесят, и ее первая мысль была об отце и о том, как этот человек напоминает его.
– Вы Семен Макаров? Я Рейчел Катлер. Дочь Петра Борисова.
Старик всмотрелся пристальнее:
– Я узнаю его черты в вашем лице. Да и глаза у вас как у него.
Она улыбнулась:
– Он бы гордился этим. Мы можем войти?
– Конечно, – сказал Макаров.
Рейчел и Кнолль вошли в крошечный домик. Одноэтажное здание было построено из старого дерева и покрыто штукатуркой. Дом Макарова был последний из небольшого ряда домиков, отделенных от основной части Кельхайма узкой улочкой.
– Как вы нашли мой дом? – спросил Макаров.
Он говорил по-английски значительно лучше, чем ее отец.
– Мы спросили в городе, где вы живете, – сказала она.
Гостиная была теплая и уютная благодаря огню, потрескивающему в каменном камине. Две лампы горели у дивана, покрытого стеганым одеялом, куда они сели. Макаров устроился в деревянном кресле-качалке напротив них. Запах корицы и кофе витал в воздухе. Макаров предложил им выпить, но они отказались. Она представила Кнолля, потом рассказала Макарову о смерти отца. Старик был застигнут врасплох этими новостями. Он молча сидел некоторое время, слезы наполняли его измученные глаза.
– Он был хорошим человеком. Самым лучшим, – сказал наконец Макаров.
– Я приехала, господин Макаров…
– Семен. Зовите меня Семен.
– Хорошо. Семен. Я приехала из-за писем о Янтарной комнате, которые вы с отцом посылали друг другу. Я прочла их. Папа говорил что-то о тайне, которую вы двое храните, и о том, что вы стары для того, чтобы самим поехать и проверить. Я приехала, чтобы узнать, что я смогу сделать.
– Почему, дитя мое?
– Это было важно для отца.
– Он когда-либо говорил с тобой об этом?
– Он мало рассказывал о войне и о том, чем он занимался потом.
– Возможно, у него была причина молчать.
– Я уверена, что была. Но отца теперь нет.
Макаров сидел молча и как будто созерцал огонь. Тени мелькали на его очень старом лице. Она взглянула на Кнолля, который пристально наблюдал за хозяином. Она была вынуждена сказать о письмах и увидела досаду на его лице. Неудивительно, поскольку она намеренно утаила информацию. Рейчел подумала, что потом он наверняка станет ее расспрашивать.
– Наверное, пришло время, – мягко сказал Макаров. – Я все думал, когда же оно настанет. Возможно, сейчас.
Позади нее Кнолль глубоко вздохнул. Мурашки побежали по ее спине. Возможно ли, что этот старик знает, где находится Янтарная комната?
– Эрих Кох, он был таким чудовищем, – прошептал Макаров.
Она не поняла:
– Кох?
– Гауляйтер, – подсказал Кнолль. – Один из провинциальных губернаторов Гитлера. Кох правил Пруссией и Украиной. Его работой было выжимать каждую тонну зерна, каждую унцию стали и каждого раба, каких он только мог выжать из оккупированных территорий.
Старик вздохнул.
– Я думаю, мы должны быть ему признательны за жестокость. Ему удалось переделать сорок миллионов украинцев, приветствовавших захватчиков как освободителей от Сталина, в пылающих гневом партизан, которые ненавидели немцев. Да, это уже достижение.
Кнолль ничего не сказал.
Макаров продолжал:
– Кох вел игры с русскими и с немцами после войны, спекулируя Янтарной комнатой, чтобы остаться в живых. Мы с Петром наблюдали за его игрой.
– Я не понимаю, – сказала Рейчел.
Кнолль пояснил:
– Кох был схвачен в Польше после войны и приговорен к смерти как военный преступник. Советский Союз тем не менее систематически откладывал его казнь. Кох утверждал, что знает, где находится Янтарная комната. Это Кох приказал вывезти ее из Ленинграда и перевезти в Кенигсберг в тысяча девятьсот сорок первом году. Он также приказал эвакуировать ее на запад в тысяча девятьсот сорок пятом. Кох спекулировал тем, что якобы знает, где она, чтобы остаться в живых, объясняя это тем, что русские убьют его сразу, как только он откроет ее местонахождение.
Теперь она начала припоминать кое-что из того, что она читала в статьях, которые хранил отец.
– Он в результате все-таки добился, что ему пообещали оставить его в живых, так ведь?
– В середине тысяча девятьсот шестидесятых, – подтвердил Макаров. – Но этот шут заявил, что не помнит точного места. Кенигсберг тогда был переименован в Калининград и был частью Советского Союза. Город разбомбили до основания во время войны, и русские сначала снесли все бульдозерами, а потом отстроили заново. От бывшего города ничего не осталось. Кох же во всем обвинял русских. Сказал, что они уничтожили его отметки, что это их вина, что он теперь не может найти это место.
– Кох изначально ничего не знал, не так ли? – спросил Кнолль.
– Ничего. Обычный пройдоха, пытавшийся спасти свою жизнь.
– Тогда скажите нам, нашли ли вы Янтарную комнату?
Макаров кивнул.
– Вы видели ее? – резко спросил Кнолль.
– Нет. Но она была там.
– Почему вы держали это в тайне?
– Сталин был злом. Реинкарнацией самого дьявола. Он украл русские богатства, чтобы построить Дворец Советов.
– Что? – переспросила Рейчел.
– Огромный небоскреб в Москве, – сказал Макаров. – И он хотел поместить на его вершину огромную статую Ленина. Можете представить всю чудовищность проекта? Петр, я и все другие собирали произведения искусства для музея всемирного искусства, который должен был стать частью этого дворца. Это должен был быть подарок от Сталина всему миру. Никакой разницы с тем, что Гитлер планировал в Австрии. Громадный музей краденых ценностей. Слава богу, Сталин тоже так и не построил свой монумент. Это было безумие. И никто не мог остановить этого подонка. Только смерть это сделала. – Старик покачал головой. – Полное, абсолютное сумасшествие. Петр и я стремились делать свою работу и не говорить никому о том, что именно мы нашли в горах. Лучше оставить ее погребенной в горах, чем позволить ей служить Сатане.
– Как вы нашли Янтарную комнату? – поинтересовалась Рейчел.
– Случайно. Петр наткнулся на железнодорожного рабочего, который направил нас в пещеры. Они были в российском секторе, который стал Восточной Германией. Советы даже название украли, хотя с этой кражей я согласен. Ужасные вещи начинают происходить каждый раз, когда объединяется Германия. Вы не согласны, герр Кнолль?
– Я не рассуждаю о политике, товарищ Макаров. Кроме того, я австриец, а не немец.
– Странно. Мне казалось, я уловил баварскую гнусавость в вашем акценте.
– У вас хорошие уши для человека вашего возраста.
Макаров повернулся к ней:
– Это было прозвище вашего отца – Ухо. Уши. Так его звали в Маутхаузене. Он был единственный в бараках, кто говорил по-немецки.
– Я не знала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50