– Почему ты не поехал за ней?
– Нет необходимости. Она направилась в замок Луков.
– Откуда ты знаешь?
– Годы спарринга.
– Лоринг снова звонил вчера утром. Отец сделал, как ты просил, и сказал ему, что мы не получали от тебя известий несколько дней.
– Что объясняет, почему Данцер так открыто шлялась по Штодту.
Моника пристально посмотрела на него:
– Что у тебя на уме?
– Я прошу разрешения на вторжение в замок Луков. Я хочу проникнуть в заповедник Лоринга.
– Ты знаешь, что сказал бы на это отец.
Да, он знал. Правила клуба строго запрещали членам вторгаться на частную территорию друг друга. После представления детали того, где находится приобретение, никого уже не касаются. Связующим звеном, тем, за счет чего сохранялась секретность их сообщества, было простое знание предметов, которыми владели все девять членов. Правила клуба также запрещали открывать источники, пока приобретающий сам не изъявит желание их открыть. Эта секретность защищала не только члена клуба, но и эквизитора, а также обеспечивала возможность снова без помех использовать собранную информацию. Уважение к частной собственности было ключом их объединения, способом для похожих мужчин с похожими интересами получать похожее удовольствие. Святость их личных владений была нерушимым правилом, нарушение которого любым способом грозило немедленным исключением.
– В чем дело? – спросил он. – Духа не хватает? Разве не ты руководишь?
– Мне надо знать почему, Кристиан.
– Это не простое приобретение. Лоринг уже нарушил правила клуба, приказав Данцер убить меня. Больше чем единожды, я могу добавить. Я хочу знать почему, и я уверен, что ответ в замке у Лоринга.
Он надеялся, что верно оценивает ее. Моника была горда и высокомерна. Она явно обиделась на вчерашнюю выходку отца. Эта злость должна перекрыть ее здравомыслие, и она его не разочаровала.
– Правильно, черт возьми. Я тоже хочу знать, что делают эта сука и старый козел. Отец думает, мы все это придумали, что здесь какое-то недопонимание. Он хотел поговорить с Лорингом, сказать ему правду, но я отговорила его от этого. Я согласна. Делай.
Он увидел жадное выражение в ее глазах. Для нее состязание было афродизиаком.
– Я направляюсь туда сегодня. Предлагаю не вступать с ними больше в контакт, пока я не побываю там и не выберусь оттуда. Я даже согласен взять вину на себя, если меня поймают. Я действую по своей воле, и ты ничего не знала.
Моника усмехнулась:
– Не надо благородства, мой рыцарь. Теперь иди сюда и покажи мне, как сильно ты по мне скучал.
Фриц Панник вошел в обеденный зал «Гарни» и подошел прямо к столику, за которым сидели Пол и Рейчел. Инспектор подсел к ним и рассказал то, что ему удалось узнать.
– Мы проверили отели и узнали, что человек, подходящий под описание Кнолля, был зарегистрирован в «Кристиненхофе», на другой стороне улицы. Женщина, подходящая под описание этой Сюзанны, была зарегистрирована через несколько домов, в «Геблере».
– Вы узнали еще что-нибудь о Кнолле? – спросил Пол.
Панник покачал головой.
– К сожалению, он для нас загадка. У Интерпола нет никаких материалов на него, и без отпечатков пальцев нет никакого способа узнать больше. Мы ничего не знаем о его прошлом и даже о его местожительстве. Упоминание о квартире в Вене, фрау Катлер, было, конечно, ложью. На всякий случай я проверил информацию. Ничего не говорит о том, что Кнолль живет в Австрии.
– Должен же у него быть паспорт, – сказала Рейчел.
– Возможно, их несколько, и все на вымышленные имена. Такой человек, как он, не стал бы регистрировать свое настоящее имя ни в каком государстве.
– А женщина? – спросила Рейчел.
– О ней мы знаем еще меньше. Место преступления в доме Макарова оказалось абсолютно чистым. Он умер от раны в результате выстрела девятимиллиметровой пулей с близкого расстояния. Это предполагает некоторую бездушность и цинизм.
Пол в свою очередь рассказал Паннику то, что узнал о существовании Клуба девяти, богатых искателях утерянных предметов старины, и о теории Грумера относительно Кнолля и той женщины.
– Я никогда не слышал о такой организации, но наведу справки. Имя Лоринга тем не менее мне знакомо. Его литейные заводы производят лучшее в Европе миниатюрное оружие. Он также основной производитель стали. Один из ведущих промышленников в Восточной Европе.
– Мы хотим встретиться с Эрнстом Лорингом, – объявила Рейчел.
Панник повернул голову в ее сторону:
– И какова цель вашего визита?
Она рассказала ему, что поведал Маккой о Рафаиле Долинском и Янтарной комнате.
– Маккой думает, что он знает что-то о панелях, может быть, о моем отце, Макарове и…
– Родителях герра Катлера? – спросил Панник.
– Не исключено, – сказал Пол.
– Простите меня, но вы не считаете, что этими вопросами следует заняться соответствующим организациям? Риск, кажется, только возрастает.
– Жизнь полна риска, – возразил Пол.
– Риск бывает оправданный, а бывает глупый.
– Мы считаем, что дело того стоит, – сказала Рейчел.
– Чешская полиция с большим трудом идет на сотрудничество, – сообщил Панник. – Полагаю, у Лоринга достаточно контактов в министерстве юстиции, чтобы сделать наведение справок официальным путем как минимум сложным. Хотя Чешская Республика больше не коммунистическая, остатки секретности того режима сохранились. Наш департамент считает, что официальные запросы часто задерживаются дольше того, что мы считаем возможным.
– Вы хотите, чтобы мы были вашими глазами и ушами? – спросила Рейчел.
– Эта мысль приходила мне в голову. Вы частные лица с исключительно личной целью поездки. Если у вас получится добыть для меня что-либо, что могло бы дать повод для официальных действий, было бы замечательно. Чем больше вы узнаете, тем легче будет официальным представителям.
Пол должен был сказать это:
– Я думал, вы скажете, что мы с вами слишком рискуем.
Глаза Панника были холодны.
– Это вы рискуете, герр Катлер.
Сюзанна стояла на балконе своей спальни. Вечернее солнце кровавым апельсином падало за горизонт и мягко согревало кожу. Она чувствовала себя в безопасности в замке Луков. Имение простиралось на мили. Когда-то им владели богемские принцы. В те времена окружающий лес служил охотничьими угодьями, все олени и кабаны предназначались исключительно для правящего класса. Леса когда-то соседствовали с деревнями, где рудокопы, каменщики, плотники и кузнецы жили, работая в замке. Двести лет заняла постройка этих стен, и меньше часа понадобилось союзникам, чтобы разбомбить их в прах. Но семья Лоринга отстроила все заново, последняя реконструкция была не менее грандиозной, чем разрушенный оригинал.
Стоя на своем высоком балконе, она любовалась великолепным видом, наслаждаясь ласковой прохладой легкого ветерка. Деревень уже не было, они были заменены отдельно стоящими домами и коттеджами, в которых жили поколения людей, работавших на Лоринга. Дома всегда предоставлялись для дворецких, садовников, горничных, поваров и шоферов. Их было в общей сложности пятьдесят, семьи пожизненно проживали в поместье, их дети попросту наследовали работу родителей. Лоринги были щедры к своим помощникам. Жизнь вне замка Лукова была достаточно жестока, поэтому легко было понять, почему работники несли службу пожизненно.
Ее отец был одним из этих людей, историк искусств, посвятивший себя работе на Лоринга. Он стал вторым эквизитором Эрнста Лоринга за год до ее рождения. Ее мать внезапно умерла, когда ей было три года. И Лоринг, и ее отец часто говорили о ее матери и всегда в хвалебных тонах. Она явно была прекрасной женщиной. Когда ее отец уезжал на розыски, она выполняла обязанности домашнего учителя при двоих сыновьях Лоринга. Они были значительно старше, и Сюзанна никогда не была близка с ними. А в то время, когда она была подростком, они учились в университете. Юноши не были частыми гостями в замке Луков. Никто из них ничего не знал о клубе или о том, чем занимается их отец. Этот секрет разделяли только она и ее благодетель.
Ее любовь к искусству всегда располагала к ней Лоринга. Его предложение заменить отца последовало на следующий день после его похорон. Она была удивлена и не уверена в себе. Но у Лоринга не было сомнений ни в ее уме, ни в решительности. Его безграничная уверенность постоянно вдохновляла ее. Но теперь, стоя в одиночестве на своем балконе, она поняла, что слишком много рисковала за последние несколько дней. Кристиан Кнолль был тем человеком, которого нужно воспринимать всерьез. Ей удалось дважды выставить его дураком. Никогда прежде охота не обостряла их противостояние до такой степени. Ей было не по себе от этого соперничества, хотя она и понимала его необходимость. Теперь вопрос требовал другого решения. Лорингу необходимо поговорить с Францем Фелльнером и достигнуть какой-нибудь договоренности.
Раздался тихий стук в дверь.
Один из дворецких сообщил, что Лоринг хочет видеть ее у себя в кабинете.
Отлично, ей тоже необходимо с ним поговорить.
Кабинет располагался двумя этажами ниже в северо-западном крыле первого этажа. Сюзанне он всегда напоминал охотничью комнату, поскольку стены были увешаны оленьими рогами, а потолок украшен животными с гербов богемских королей. Огромная картина маслом семнадцатого века занимала одну из стен и удивительно реалистично изображала мушкеты, мешки для дичи, копья для кабанов и рожки.
К ее приходу Лоринг успел удобно устроиться на софе.
– Подойди сюда, дитя мое, – сказал он по-чешски.
Она села рядом с ним.
– Я долго размышлял над тем, что ты рассказала. Похоже, ты права и нужно что-то предпринять. Пещера в Штодте, скорее всего, именно то самое место. Я думал, ее никогда не найдут, но, увы, нашли.
– Откуда такая уверенность?
– У меня ее нет. Но исходя из тех немногих вещей, что рассказал мне отец перед смертью, место подходит по описанию. Грузовики, тела, замурованный вход.
– Этот след снова холоден, – внесла она ясность.
– Правда, моя дорогая?
Ее аналитический ум взял верх.
– Грумер, Борисов и Макаров мертвы. Катлеры – любители. Даже то, что Рейчел Катлер выжила в шахте, не имеет значения. Она не знает ничего, кроме того, что было в письмах ее отца, а это не много. Мимолетные упоминания легко можно не брать в расчет.
– Ты сказала, ее муж был в Штодте, в отеле и с группой Маккоя.
– И опять нет следа, который привел бы сюда. Любители не добьются ничего, как и раньше.
– Фелльнер, Моника и Кристиан не любители. Боюсь, мы слишком возбудили их любопытство.
Она знала о беседах Лоринга с Фелльнером в последние несколько дней. В них Фелльнер, очевидно, лгал, утверждая в том числе, что не знает о местонахождении Кристиана.
– Я согласна. Эти трое что-то явно затевают. Но вы можете уладить вопрос с паном Фелльнером с глазу на глаз.
Лоринг встал с кушетки.
– Это так сложно, draha. И мне осталось так мало лет…
– Я не стану слушать такие разговоры, – быстро перебила его Сюзанна. – Вы в добром здравии. У вас еще много плодотворных лет впереди.
– Мне семьдесят семь. Будь реалисткой.
Мысль о том, что он умрет, уже давно преследовала Сюзанну. Ее мать умерла, когда она была еще слишком мала, чтобы почувствовать потерю. Боль, когда умер ее отец, была все еще ощутима, воспоминания живы. Потеря другого отца будет еще более тяжелой.
– Мои сыновья хорошие люди. Они хорошо ведут бизнес семьи. И когда я умру, все это будет принадлежать им. Это их по праву рождения.
Лоринг повернулся к ней.
– Деньги призрачны. Всегда испытываешь определенное волнение, приумножая их. Но потом они сами начинают умножаться, если их грамотно инвестировать и правильно ими управлять. Не много умения нужно, чтобы увековечить миллионы в твердой валюте. Доходы моей семьи тому доказательство. Основная масса нашего состояния была сделана двести лет назад и просто передавалась по наследству.
– Ваш отец и вы сами сделали неоценимый вклад в благосостояние вашей семьи осторожным и грамотным управлением капиталами во время двух мировых войн.
– Политика часто вмешивается в жизнь, но всегда есть убежища, где можно в безопасности переждать политические катаклизмы. Для нас это была Америка.
Лоринг снова подошел и сел на край кушетки. От него, как и от всей комнаты, исходил запах горького табака.
– Искусство тем не менее, draha, понятие менее стабильное. Наше отношение к произведениям искусства меняется с течением времени. Шедевром, созданным пятьсот лет назад, сейчас могут быть недовольны. Тем не менее, – продолжал старик, – удивительно, как некоторые формы искусства могут жить и живут тысячелетия. Вот, моя дорогая, что так волнует меня. Ты понимаешь это волнение. Ты разделяешь его. Своим отношением к произведениям искусства ты принесла в мою жизнь много радости. И хоть моя кровь и не течет в твоих жилах, мой дух там определенно присутствует. Нет сомнения в том, что ты моя дочь по духу.
Она всегда это чувствовала. Жена Лоринга умерла почти двадцать лет назад. Ничего внезапного или неожиданного.
Болезненная и мучительная схватка с раком была проиграна. Его сыновья уехали десятилетия назад. У него было мало удовольствий, кроме искусства, возделывания сада и резьбы по дереву. Но его усталые суставы и ослабшие мускулы строго ограничивали такую активность. Хоть он и был миллиардером, проживающим в замке-крепости и обладающим именем, известным по всей Европе, Сюзанна была во многих смыслах единственным, что было у этого старика.
– Я всегда думала о себе как о вашей дочери.
– Когда я умру, я хочу, чтобы тебе достался замок Луков.
Она ничего не сказала.
– Я также завещаю тебе сто пятьдесят миллионов евро на содержание имения вместе со всей моей коллекцией, публичной и частной. Конечно, только ты и я знаем содержание частной коллекции. Я также оставил инструкции, чтобы к тебе перешло мое членство в клубе. Оно мое, и я могу поступать с ним как захочу. Я хочу, чтобы ты заняла мое место.
Его слова были слишком тяжелы для нее. Она попыталась возражать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50