Разведчикам ее, что ли, продать? Коли в Испанию отправляется? Или пусть на меня там посексотничает?..»
Он вызвал адъютанта. Сказал отрывисто:
– Свяжись немедля с Власовым. Завтра буду работать с Семушкиной, пусть подберет квартиру и срочно ее туда доставит, гадюку. Но – деликатно, подчеркни.

РАКИТИН

Учреждение, зловеще именовавшееся прокуратурой, размещалось в небольшом трехэтажном особнячке с приземистыми колоннами у входа и лепными купидончиками с отбитыми носами и поломанными стрелами, что парили на потрескавшемся фронтоне под навесом жестяной крыши. В интерьере особнячка купеческие архитектурные мотивы отсутствовали, заглушённые нововведениями конторской перепланировки: линолеумом, пластиком под дерево и чередой обитых дерматином дверей-кабинетов.
В кабинете под номером двадцать за канцелярским столом светлого дерева сидел, скучая, также человек непримечательной наружности: лет тридцати трех, в очках с толстыми стеклами, усталым лицом; по-мальчишески тонкие запястья вылезали из рукавов пиджака – пошива неиндивидуального.
Следователь.
В одной руке он держал карандаш, другой – разминал сигарету, катая ее по поверхности стола узкой ладонью.
И фамилия следователя была Миловзоров.
– Ракитин я, – представился Ракитин, и кивнул молодой человек, указав на стул:
– Присаживайтесь.
«Садитесь» тут не говорят, – смекнул Александр, – поначалу, по крайней мере… Тактичные!»
Следователь Миловзоров вытащил из стола картонную папку, снял очки, протер их платком, глядя перед собой младенчески беззащитными, близорукими глазами, и далее, водрузив очки обратно, бесцветным тоном произнес:
– Ну-с, откровенность, конечно, дело доброволь
ное, но… рекомендую как основу разговора именно ее. Впрочем, сами решайте. Подпишите… – И подвинул бланк расписки, грозящейуголовной ответственностью за дачу показаний неоткровенных. – Начнем, пожалуй, без экивоков, – продолжил он, деловито расправляя плечи в узком пиджачке. – Итак. Исходя из описанных повреждений вашего автомобиля, а также из характера полученных трамв…
– Не будем… утомлять друг друга, – перебил Ракитин. – Ситуацию вы представляете верно: машину вел я, мы пересели… Пьяным могу себя признать с большой натяжкой, но как факт – да…
– Не работа – синекура, – поделился следователь. Посмотрел в окно. – А как случилось-то?
– Крыса перебегала… Ну я в сторону… задавить хотел, дурак, а рефрижератор в пыли, не освещен… Не увидел его.
– В деле такое наличествует, – кивнул следователь. – В показаниях вашей жены, за ее подписью. Слово в слово. Только на крысу покушалась она. – Помолчал. – Вы… за границу, кажется, собираетесь?
– Отсобирался, – коротко ответил Ракитин.
– А… вам очень надо туда поехать?
– Мне ничего не надо, – сказал Ракитин. – Вы пишите…
– Напишем. Позвольте вопрос: кто поедет вместо вас? Я понимаю, – добавил торопливо, – вы работаете в серьезной организации, информация такого рода…
– Некто… Семушкин, думаю, – перебил следователя Ракитин.
– А он женат?
– Да. А собственно…
– А теперь дам совет. – Следователь повертел сигарету, помял ее вожделенно и отложил. – Вы, вижу, человек порядочный. Хорошо бы, если были еще и более умны… Итак. Пойдите сейчас на службу и, не объясняя подоплеки, напишите заявление. Или заявите устно, как угодно… – Он снова уставился в окно.
– Что… отказываюсь? – спросил Александр по инерции.
– Ну коли вам ничего не надо…
– Понял.
– Можете быть свободны. Надо – вызовем. И второй совет. Визит сюда был для вас малоприятен, а потому… незачем говорить о нем кому-либо. Как считаете?
Ракитин растерянно моргал, соображая…
– В том числе – друзьям и близким, – с нажимом окончил следователь. – Вашей утрате… сочувствую.
Выйдя из прокуратуры, Ракитин остановился, ощущая неуемную дрожь в ногах.
Приподнял шапку, вытер тыльной стороной ладони пот со лба.
– Ясно, – выдохнул опустошенно.
И отправился домой. Чтобы взять портфель. И пойти на работу. И заявить там… Устно или же письменно. Этого от него ждут. Ясно!
У голубенькой стекляшки гастронома встретил соседа Юру. Тот, пританцовывая на ветру поодаль от входа в ликеро-водочный отдел, напряженно наблюдал за милиционером, даже не столько за милиционером, сколько за человеком в мятой одежде и с мятым лицом, что, отвернувшись с безразличным видом, стоял возле стража порядка, просматривающего его паспорт – тоже мятый.
Увидев Ракитина, Юра призывно замахал рукой. В этот момент милиционер вернул «мятому» документ, с сожалением вернул и, поправив ремень с микрофоном хрипящей рации, побрел восвояси.
– Кореша! – вскричал Юра, обнимая Ракитина и
притягивая за рукав «мятого». – Всех нашел! Все в точке! Да… – вспомнил, озабоченно глядя на Александра хмельными, косящими в разные стороны глазками. – Был? Чего там?
– Проверка, – сказал тот, уклоняясь от объятия. – Формальности… некоторые.
– Ну я ж и говорил! – воодушевленно изрек Юра. – Я ж и… О, кстати. Рыбий Глаз, – хлопнул он «мятого» по плечу, отчего поднялась некоторая пыль, что, впрочем, того не смутило, как и подобное представление. – А это… – указал Юра на Ракитина, – сосед мой Сашка. Замечательный… чувак… большой души! – закончил с чувством. – Военный человек! Радист! Радист ведь, да?
Рыбий Глаз покачал головой, пусто взирая сквозь Александра фарфоровым оком с нарисованной точкой зрачка. Второй его глаз, натуральный, был не более выразителен, чем искусственный, единственно – более мутный.
– Из прокуратуры токо-токо, – с уважением характеризовал Юра Ракитина.
Рыбий Глаз понимающе замычал – дескать, что ж, дело серьезное, хотя, в общем, житейское…
– А я… с библиотек школьных, – докладывал между тем Юра, шмыгая носом. Язык у него ощутимо заплетался. – Еще три района не охвачены… Ну… можем сложиться… кореша… как?
– Полпузыря ты мне должен, – проронил на это Рыбий Глаз с суровой укоризной. – Так что дуплись!
– А я… – Юра оскорбленно надул щеки, – и не забыл! Угощаю! Сегодня… библиотеки… – Расставив ноги, он полез в карман, вытащив несколько смятых купюр.
«Школьные библиотеки» подразумевали следующее: в перерывах между поступлениями на службу и скорыми увольнениями Юра жил вольно, зарабатывая на хлеб и алкоголь тем, что каждое утро, тщательно расчесав патлы и придав лицу возможную благообразность, пускался в хождения по строго им распланированной схеме города – собирать книги для «школьных библиотек», взывая при этом к общественному сознанию граждан. Кое-кто делился излишками, уступая настойчивому завучу, как Юра отрекомендовывался.
Далее книги за бесценок продавались на перекрестках водителям скопившихся в автомобильных пробках машин. Это была так называемая «зимняя» статья доходов. «Летне-весенней» статьей являлись «зеленые насаждения», когда Юра с блокнотом и карандашом обходил другую часть курируемых районов, металлическим голосом требуя у жильцов внести «кто сколько может на озеленение».
«Для пользы ваших же органов дыхания», – объяснял он, мусоля карандаш и заставляя для пущей важности в блокноте расписаться: мол, внесено столько-то на посадку лип таким-то сознательным гражданином…
Особенно перспективны в плане сбора средств на насаждения были, по его мнению, новостройки.
– Сейчас тебе нужен стакан, – убеждал Юра Ракитина. – В медицинских целях. А то – стресс, недалеко до кондрашки. Вчера-то нервничал? Ну? Во-от. И я ночь не спал, переживал. Нужна разрядка!
К прилавку магазина, отличавшегося дешевыми ценами, тянулись две очереди: справа – благочинная, состоящая из граждан дисциплинированных, и слева – комплектующаяся из наглецов или же завсегдатаев, получавших товар иногда с конфликтом, но неизменно оперативно.
Ракитин направился в хвост благочинных, Юра же, внимания на очереди не положивший, угрем пролез в амбразуру окошка выдачи зелья, с эффектным стуком выставив из-за пазухи пустую бутылку, отчего все, в том числе и наглецы, на мгновение оторопели.
– Ну-к, Тамар, – молвил он, отпихивая напиравшую публику локтями и на робкие замечания справа, равно как и на матерные слева, не реагируя. – В той бомбе сколько вольт? Шес-снадцать? Идет! Две давай!
– Фу, – морщилась толстая розовощекая продавщица, послушно доставая «бомбы». – Перегаром-то прет…
– Какой перегар?! – возражал Юра гордо. – Свежак! – И под проклятия опомнившихся очередей, через угрюмые лица, выкрики: «Блатной, что ли?!» – передавал бутылки Ракитину, механически их принимавшему.
– Где… врежем-то? – спросил их Рыбий Глаз, поджидавший у входа.
– В гости идем… Ко мне! – провозгласил Юра. – Сыр у меня, огурец… Вилок вот нет, затерялись где-то…
– Вилок? – удивился Рыбий Глаз. – Ну и чего? Мы же… не американцы!
В прокисшей Юриной комнатенке с выцветшими обоями, потолком в мелких кляксах убиенных комаров, кособоким шифоньером с треснувшим зеркалом, койкой, чей матрац был застелен одеяльцем с печатью какого-то учреждения, нашлось полбуханки каменного хлеба, банка консервов, охарактеризованных Юрой как ветчина, сыр – на удивление свежий и три непрозрачных стакана.
Упомянутый огурец не отыскался, хотя Юра перерыл даже шифоньер, но тут уж выручил Ракитин – принес яблоки, маринованные грибы и бокалы, вызвав таким поступком большое к себе уважение у компаньонов.
– Э-э!.. – отставляя бокал, закряхтел Рыбий Глаз, рукавом утирая рот.
– У-у!.. – в тон ему откликнулся Юра, впиваясь в сочное алое яблоко, зашипевшее на губах его водянистым соком. – Я…. в ботаническом саду раз яблоки рвал, – поведал, морщась и причмокивая. – Во – яблоки! Во такие! – развел руки от одной стены до другой. – Экспериментальные, понял? На экспорт. Охраняли… Ну ночью залезешь и рвешь. С забора. Забор высокий… Однажды упал – хорошо, внизу снег… Так по грудь!
Рыбий Глаз качал согласно отвислым носом, поджав губы. Ракитин, ковырнув из жестянки рыхлую, неопределенного цвета смесь, проглотил ее. Зевнул от скуки. Но тут же клацнул челюстью, вытаращенными глазами уставившись на приклеенную к банке этикетку.
– По-моему, моя жизнь подошла к концу, – задумчиво молвил он.
– Это еще почему? – осведомился Рыбий Глаз.
– Срок хранения консервов окончился три года назад!
Шмакин мизинцем влез в банку, густо обмакнув его в сомнительное содержимое, затем с удовольствием палец облизал.
– Вроде нормальная ветчина, – заключил невозмутимо.
– Какая ветчина! – вскричал Ракитин. – Посмотри на маркировку! Это – кукуруза, сволочь! – И срочно пошел отплевываться в ванную, услышав за спиной укоризненную реплику Рыбьего Глаза:
– Капризный у тебя сосед…
– Интеллигенция!
Выйдя из ванной, Ракитин был вновь завлечен Юрой в комнату, убеждаемый выпить сто граммов «для дезинформации пищепереварительного трактата».
– И не упрашивай! – решительно замотал головой Александр. – Надо идти. Все, спасибо за дивное угощение.
– Как?! – изумился Рыбий Глаз. – Куда идти? Водка осталась! И вообще… поговорить…
– Работа. – Раки тин постучал пальцем по циферблату наручных часов. И с облегчением покинул компанию.
В отделе его встретило настороженное молчание. Оживленный разговор, который вели до его появления сотрудники, сидевшие за столами, оборвался, как остановленная магнитофонная лента.
Судя по тому, как все спрятали глаза и стыдливо забормотали приветствия, разговор шел именно о нем, Ра-китине.
Саркастически фыркнув, Александр обозрел склоненные головы притихших сослуживцев, испытывая холодящую горло злобу. Затем, не снимая пальто, рванул на себя дверь кабинета начальника, тут же обжегшись о его ледяной взгляд.
Начальник располагался в кожаном, с высокой спинкой кресле за столом с массивной, красного дерева столешницей, где лежали, по обыкновению, лишь авторучка и чистый лист бумаги.
Этот пустой полированный стол, неприязненный взгляд шефа, его вальяжная поза, розовенький цвет гладко выбритого лица, накрахмаленный воротничок рубашки, пухлые короткие пальцы вызвали в Ракитине прямо-таки ненависть.
– Ну вот что, – начал он грубо. – Я из прокуратуры. Вы в курсе, видимо. Хотя какое там «видимо»! В курсе! – И, катая желваки по скулам, заявил: – От командировки в Испанию отказываюсь. Посему… можете поставить о том в известность заинтересованных лиц. Они останутся довольны, надеюсь.
– Во-первых, надо стучать, – прозвучало в ответ. – Когда входите.
– Извините, – с издевочкой процедил Ракитин. – Дверь обита. Боялся, не услышите сквозь вату.
– Та-ак-с. – Шеф привстал, опираясь кончиками пальцев о край стола. – Я… готов понять ваше горе, хотя личная ваша вина в нем…
– Вина? – перебил Ракитин. – Какое вам-то до нее дело, до вины этой? Вам главное – себя от всего застраховать…
– Я не могу, – отчеканил шеф, – посылать на ответственный пост за рубеж лицо, сомнительное в своем… юридическом статусе…
– Вот как! – отозвался Ракитин с усмешкой. – Ничего так формулировочка, отдаю должное. Знаете… А можно лист бумаги?
– Пожалуйста.
Александр придвинул к себе бумагу, взял со стола авторучку и размашисто написал рапорт об увольнении.
– Полагаю, не откажете в положительной резолюции?
Поседелые кустики бровей удивленно дернулись вверх, розовый лоб пошел морщинами, но глаза шефа остались безучастными.
– Как будет угодно. – Начальник поправил узел галстука, расстегнул пиджак и пожал плечами, которые ему сделал портной. После взял авторучку за кончик, брезгливо сомкнул губы и вывел в верхнем углу листа некую спираль, означавшую подпись. Заметил: – Но учтите, не я вам предлагал…
– Лишних разговоров опасаетесь? – Ракитин улыбнулся. – Или склоки? Нет, тут просто. Ушел, и все. Проживу!
– Куда же подадитесь? – спросил собеседник без любопытства.
– Работы в стране много.
– Вольным художником, значит… – В глазах шефа появился насмешливый блеск. – Заманчиво. Проблема – деньги. Но, слышал, свобода дороже их… Что же, дерзайте. Однако советую вам на новом месте службы подобным Образом себя не вести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45