– Привет, Кати.
Кати взяла с места в карьер:
– Угадай, кого я видела? Джеймса! – Она помедлила, ожидая, что Стефани удивится. Но та догадывалась, почему Джеймс мог оказаться в Нижнем Шиппингеме, и не удивилась.
– В лечебнице? – спросила она. – Он говорил, что хочет приехать и подготовить ее к продаже.
Кати отчетливо ахнула.
– Ты знала, что он приедет, и не предупредила? У меня чуть сердечный приступ не случился, когда я его увидела.
– Извини, мне просто в голову не пришло. Он пробудет там всего два дня и наверняка постарается избежать встреч с тобой. И с другими тоже, если на то пошло.
– За какую цену он продает? – спросила Кати. Она подумывала о том, чтобы сменить свой коттеджик на дом, где можно жить, а заодно устроить процедурные комнаты для пациентов, число которых все возрастало. И может быть, нанять помощницу для работы с легкими случаями.
– Понятия не имею, – честно призналась Стефани. – Думаю, он хочет продать поскорее. Ему нужны деньги. – Едва она это произнесла, как тут же раскаялась. Эта информация была чересчур личной, оружие слишком весомое в руках человека, который не погнушается им воспользоваться. – Я хочу только сказать, что все это завязано на нашем доме, из которого я пока никуда переезжать не собираюсь.
– Ну и правильно, – поддержала Кати и спросила участливо, меняя тему: – Как ты справляешься?
– Ты знаешь, прекрасно, – ответила Стефани, не вдаваясь в подробности. – На удивление хорошо. Я полностью от него освободилась.
– Я тоже, – сказала Кати. – Но тебе все-таки тяжелее, ведь у тебя сын.
– С Финном все в порядке, – заверила ее Стефани. – Мы оба в порядке.
Глава 45
День и без того выдался тяжелый. А тут еще Берти Салливан, обожаемый мопс Чарльза Салливана, советника от партии консерваторов в Вестминстере, вдруг стал задыхаться. Он лежал на операционном столе с высунутым языком, а Джеймс лихорадочно пытался сообразить, что делать.
Операция была, в общем, самая заурядная. У Берти образовался нарыв на десне, и зуб пришлось удалить. Эту процедуру Джеймс проделывал за последние годы тысячи раз. И всегда все проходило гладко.
Этим утром, правда, в его мыслях царил сумбур. Тони, агент из фирмы недвижимости, позвонил утром и сказал, что за все прошедшие недели они получили единственное предложение о покупке лечебницы. Цена крайне низкая, но она, по словам Тони, соответствовала реальному состоянию здания, и он советовал Джеймсу принять это предложение, тем более если есть острая нужда в наличных. Предложение, по словам Тони, поступило от мисс Кати Картрайт, очень приятной, преуспевающей женщины, у которой имеется приличная сумма на банковском счете. «Может быть, вы знаете ее, – спросил он, – ведь Нижний Шиппингем совсем небольшое место?» Она очень хорошенькая, добавил Тони, и Джеймс наверняка вспомнит ее, если хоть раз встречал. Он сам даже подумывает о том, чтобы пригласить ее куда-нибудь, после того как она упомянула, что не замужем.
Джеймс никак не прокомментировал эти слова. Сказать «Ну да, так я же одно время жил с ней» означало затеять разговор, который был ему совсем не нужен.
Тони он сказал, что должен обдумать предложение, поразмыслить над ним хотя бы несколько часов. Предложенная цена была такой низкой, что денег на устройство новой жизни никак не хватило бы, однако он мог расплатиться с долгами и внести первый взнос за маленькую квартиру в не самом шикарном районе Лондона. Но такую, куда Финн мог бы приезжать и оставаться ночевать, даже если Джеймсу придется уступить ему свою кровать и спать на диване.
С мотелем на Чак-Фарм следовало распроститься как можно скорее. Чем дольше Джеймс жил там, тем вернее превращался в одного из тех безнадежно одиноких мужчин, которых видишь в комедийных шоу. Он чувствовал себя коммивояжером семидесятых годов, с одним дорожным чемоданчиком, в потрепанном костюме, питающимся «едой навынос», вечно считающим каждое пенни. Пока он так живет, Стефани никогда не вернется к нему. А тут еще Кати… Если он продаст ей здание за бросовую цену, может быть, тогда она решит, что свела с ним счеты. Может быть, это отчасти компенсирует ей то, как он с ней обошелся…
Джеймс прокручивал все это в голове, взвесил за и против и в который раз раскаивался в своих прошлых поступках, и вдруг заметил, что Берти задыхается. Он заглянул ему в пасть и увидел застрявший глубоко в горле кусочек ваты, попавший туда, как видно, в тот момент, когда он подсчитывал процент, который придется заплатить агенту, и вспоминал, какой нотариус в Линкольне обойдется ему подешевле. Аманда, медсестра, как раз отлучилась на минутку, чтобы взглянуть на другого пациента, пока он завершает операцию. Ведь, в конце концов, он набил на ней руку. Джеймс уже хотел позвать ее, но решил, что проще и быстрее сделать все самому, и тогда не придется объяснять, как он умудрился уронить тампон в горло пациенту. Не надо паниковать, надо просто спокойно удалить его. В этот момент Берти закатил глаза. Джеймс, охваченный дурным предчувствием, быстро ввел в горло пинцет. Не успел он подумать о том, чтобы сделать экстренную трахеотомию, как тельце Берти обмякло. Теперь, когда песик потерял сознание, Джеймс легко вынул злосчастный тампон и бросил его на пол. Аманда, когда вернулась в операционную, увидела, как он качает кислород из трубки в легкие собаки, которая буквально пять минут назад была в полном порядке.
– Что случилось? – Она бросилась к нему на помощь. Джеймс скрепя сердце отвернулся от Берти.
– Ничего не понимаю, еще минуту назад все было нормально.
Он не мог заставить себя признаться. Только не теперь, когда на него обрушилось столько всего сразу. У него и раньше по разным причинам погибали пациенты, но никогда этого не случалось из-за его халатности. Да, все совершают ошибки, но он никак не мог примириться с тем, что опростоволосился во время одной из простейших операций – и все оттого, что позволил себе задуматься о личной жизни, которую испортил собственными руками. Чарльза Салливана едва ли утешит то, что, когда его любимая собака умирала, он, Джеймс, размышлял, где лучше подыскать жилье – в Швейцарском дворе или в Куинс-Парк. Лучше ему не знать подробностей. Лучше намекнуть, что у Бертика оказалось больное сердце или слабые бронхи. И хорошо, что Аманда сможет подтвердить, как отчаянно он пытался спасти жизнь собаке, и даже не догадывается, что он сам же и виновен в ее смерти.
Чарльз Салливан, услышав плохую весть, был убит горем, но признателен за усилия, предпринятые ради спасения жизни его любимца. Он отказался от вскрытия, как обычно поступают все владельцы животных, и попросил разрешения забрать тело Берти, чтобы похоронить его в парке. Когда он приехал, его глаза были красными от слез. Он крепко, по-мужски обнял Джеймса и еще раз поблагодарил его. Джеймс, который чувствовал себя последним дерьмом, сам расплакался, бормоча слова соболезнования.
Рано или поздно подобное случается с каждым ветеринаром – смерть на операционном столе из-за роковой ошибки, Джеймс это знал. Он был раздавлен чувством вины. Он представил, что чувствовал бы Финн, случись подобное с Себастьяном, и старался не думать о десятилетней дочке Чарльза, которая приходила с отцом, когда Берти привезли на операцию. Когда в пятнадцать минут седьмого Джеймс добрался до Белсайз-авеню, поскольку заранее договорился, что посидит с Финном, он чувствовал себя глубоко несчастным.
– Привет, старик, – сказал он, когда дверь ему открыл Финн, лицо которого радостно вспыхнуло от перспективы провести вечер с папой.
Стефани на кухне разговаривала по телефону с Наташей. Она собиралась этим вечером навести порядок в шкафах, рассортировать вещи, разложить их на три кучки – одну упаковать в чемодан для благотворительных нужд, во вторую отобрать вещи, которые не носились в течение года, а в третью те, что нужно убрать подальше.
Майкл сегодня работал – фотографировал актеров, игравших в какой-то нашумевшей премьере. Пока Джеймс станет занимать Финна, она сможет заняться своими делами – эта роскошь была ей в последнее время доступна крайне редко. А поздороваться с мужем было просто данью вежливости.
– Как дела? – спросила она, сразу отметив, что у него неважный вид, но в действительности не особо желая услышать что-либо другое, кроме «хорошо».
– Если честно, то дерьмово.
Стефани показала глазами на Финна.
– Прости, – сказал Джеймс. – Я хотел сказать, что не слишком хорошо. У меня был тяжелый день.
Теперь ей не осталось иного выбора, как сесть с ним и выслушать в подробностях, что стряслось. Когда стало ясно, что от его рассказа у Финна могут начаться кошмары, она отослала его причесать Дэвида, чтобы папа полюбовался, как хорошо он о нем заботится. Финн вздохнул, смекнув, что пропустит нечто интересное.
– Не хочу, – протянул он капризно.
– Вот что, – вмешался Джеймс. – Почисти-ка ему хорошенько клетку, а потом мы вместе его выкупаем.
– Класс! – крикнул Финн и побежал в сад.
– Разве морских свинок купают? – скептически спросила Стефани.
– Вообще-то нет, но один раз ему это не повредит. Когда Финн ушел, Джеймс выложил Стефани все – и о драке с Ричардом, и о предложении Кати купить лечебницу, и о финансовых заботах, и о своей роли в безвременной гибели Берти. Стефани подавила желание сказать: «Ты сам навлек на себя все это». И поняла вдруг, что на самом деле жалеет его.
– На твоем месте я согласилась бы на сумму, которую предлагают за лечебницу. Если у тебя серьезные проблемы с деньгами, мы могли бы обсудить вопрос о продаже дома, чтобы купить для нас с Финном что-то поменьше.
Она поняла, что говорит искренне. Ей не хотелось больше наказывать Джеймса. Но он неожиданно запротестовал:
– Это исключено! Я вовсе не потому рассказал… то есть ты не должна думать, что я добиваюсь жалости. Вы с Финном ни в чем не виноваты. Меня ничто не заставит лишить вас дома. Мне просто нужно снова встать на ноги, и только. Ты права – начать надо с продажи лечебницы. А потом я найду себе здесь еще какую-нибудь работу, связанную с моей основной. Я сказал агенту, что принимаю предложение…
Стефани поняла, что он до сих пор стыдится произносить при ней имя Кати. Словно ей не все равно.
– Ты ведь не против, если я продам… именно ей? – спросил он тревожно.
– Ну, разумеется, нет, что за глупости. Я даже думаю, что это правильно. Ты ведь ей кое-чем обязан, Джеймс!
Стефани втайне надеялась, что Кати удовлетворится этим «возмещением ущерба», урвет у Джеймса несколько тысяч фунтов и успокоится. И совсем не винила ее. Вполне понятно, отчего Кати так жаждала крови.
Джеймс положил ладонь ей на локоть, и Стефани напряженно замерла. Нет, надо сдержаться, нельзя сейчас отталкивать его.
– Спасибо, Стеф, за твою доброту, за все. Я и правда не достоин… не был достоин тебя.
Стефани заставила себя похлопать его по руке, и он торопливо убрал руку, словно спохватившись, что сделал нечто неуместное.
– Все в порядке, – сказала она. – Я хочу, чтобы у тебя поскорее все наладилось. Ради Финна. Чтобы мы оба могли продолжать жить дальше.
Господи, хоть бы он перестал смотреть на нее глазами больной собаки, тоскливыми и полными надежды! Она поднялась и отошла, чтобы их разделило некоторое расстояние, и тут, к счастью, в комнату вбежал Финн с Дэвидом в руках. Джеймс, надо отдать ему должное, быстро справился с жалостью к себе и вошел в роль веселого отца.
– Первое, что ты должен помнить, – свинок купают только один раз в год!
Стефани засмеялась – она поняла: Джеймс надеется, что спустя год Финн успеет напрочь забыть о купании морских свинок.
Она предоставила им заняться этим, надеясь, что процедура не окажется слишком травматичной для Дэвида. Во всяком случае, Джеймс об этом позаботится, потому что, как бы он сейчас ни казнил себя, он все равно хороший отец и хороший ветеринар. Вот только муж никудышный.
Глава 46
Кати никак не ожидала, что Джеймс примет ее предложение о покупке лечебницы так быстро. Она думала, что он станет добиваться более высокой цены или вообще категорически откажет, чтобы не смущать себя необходимостью иметь с ней дело. Ей не терпелось поскорее позвонить Стефани и сообщить ей эту новость.
– Замечательно, – одобрила Стефани. – Браво!
Но голос у нее был не такой радостный, как рассчитывала Кати. И она, кажется, догадывалась почему.
– Господи, Стефани, надеюсь, ты не думаешь, что я хочу поживиться и за твой счет тоже! Вот черт, я даже не подумала об этом. Хочешь, я заберу свое предложение назад? Я так и сделаю, если ты скажешь. – Кати всерьез расстроилась. Ей и в голову не пришло, что, сбивая цену Джеймсу, она бьет также по Стефани, пока они не утрясли условия развода. Она ни за что не хотела, чтобы Стефани как-то пострадала.
– Не в этом дело, – сказала Стефани. – Я просто подумала вдруг… даже не знаю, как сказать… Сейчас мне стало его немного жалко.
Кати не смогла удержаться и перебила Стефани, прежде чем та успела высказать свою мысль:
– Стало жалко? После всего, что он сделал? Ну и ну!
Тогда Стефани рассказала ей, каким несчастным выглядел Джеймс, когда она видела его последний раз, и что он до сих пор живет в мотеле, и поделилась печальной историей гибели собаки, которая показалась Кати при всей ее любви к собакам в чем-то даже забавной. Вполне банальный случай, и ведь не человек же умер от рака или руки убийцы. Просто Джеймсу стало жаль себя, потому что приходится ложиться в постель (даже в две постели), которую (которые) он сам себе постелил. Стефани упомянула, что собачка принадлежала советнику тори, и Кати со смехом предположила, что это, наверное, самый страшный кошмар для Джеймса – возможность конфликта с таким столпом общества. Но Стефани возразила, что он, кажется, больше не интересуется подобными вещами, просто расстроился, что допустил такую ужасную ошибку, а Чарльз Салливан вообще считает, что Берти умер по естественной причине.
– Боже мой, – сказала Кати. – Если бы кто-то сделал такое со Стенли, я бы озверела.
Едва лишь рассказав Кати про собаку, Стефани поняла, что не должна была этого делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40