К тому времени, когда Майкл заехал за ней, она послала Джеймсу несколько сообщений. Но он, как видно, выключил телефон – возможно, как раз затем, чтобы она не смогла ему дозвониться и попросить завезти Финна к Арону или к Эдне. Домашний телефон не отвечал, и это могло означать, что по пути домой они зашли в парк. Тогда она позвонила Эдне. Бессовестно, конечно, лишать ее уже предоставленного свободного дня, но она подумала, что, если вразумительно объяснит ситуацию и пообещает дать выходной в другой день, Эдна поймет ее. Но, к сожалению, Эдна, видимо, ожидала подобного звонка и потому находилась вне зоны досягаемости.
И теперь Стефани предстояло решить – сказать ли Майклу о том, что планы изменились, и разочаровать Финна или закусить удила и представить любовника сыну, а заодно и бывшему мужу.
Она откровенно рассказала Майклу, что произошло, и он принял решение за нее. Они взрослые люди, Стефани и Джеймс расстались, так что плохого, если все соберутся в одной комнате?
Когда такси свернуло на Белсайз-авеню, Стефани испытала приступ дурноты. Она и вообразить не могла, как воспримет Джеймс то, что она появится дома рука об руку с мужчиной. Во всяком случае, едва ли он отнесется к этому беспечно. Конечно, неплохо продемонстрировать ему, что она продолжает жить в свое удовольствие и что способна увлечь такого преуспевающего и привлекательного мужчину, – но больше всего она хотела, чтобы встреча не имела отрицательных последствий для Финна.
Не успела она повернуть ключ в замке, как дверь отворилась. На пороге стоял Джеймс – он широко улыбался и протягивал руку Майклу. Значит, Финн предупредил его, с облегчением вздохнула Стефани.
– Вы, по-видимому, Майкл? – сказал Джеймс, несколько раз энергично встряхивая ему руку, словно качал насос. – Рад знакомству. Привет, Стеф, ты получила мое послание?
– Да, – выдавила она, запинаясь. – Я пыталась до тебя дозвониться.
Джеймс посторонился, пропуская их в дом. Судя по всему, уходить он пока не собирался.
– Финн на кухне, – обратился он к Майклу. – Он очень хочет с вами познакомиться.
– Правда? – переспросил Майкл, следуя за Джеймсом в глубину дома.
Нет, Джеймс неподражаем! Он ведет себя так, словно по-прежнему тут хозяин. Майкл бросил на Стефани вопросительный взгляд через плечо, а она скорчила гримасу, означавшую: «Ну а что я могу сделать?»
Финн ждал, сидя за кухонным столом. Джеймс указал на него рукой, словно сын был здесь главным экспонатом:
– Финн, это Майкл. Майкл, это Финн.
– Привет, Финн, – сказал Майкл и неловко протянул руку.
Финн, который еще ни разу не здоровался за руку, подозрительно взглянул на Майкла, поднял руку в воздух и застыл. Его лицо выглядело так, будто его отскребли скребком. Должно быть, Джеймс постарался, подумала Стефани.
– Пожми Майклу руку, – сказал Джеймс, и Финн безжизненно вложил ладонь в ладонь Майкла. Он перед этим ел бутерброд с паштетом, и Стефани увидела, как после рукопожатия Майкл незаметно (как ему казалось) вытер руку о свои армейские штаны. Помня, что Майкл не слишком опытен в общении с детьми, она от души посочувствовала ему, когда он предпринял попытку завязать с ее сыном разговор «на равных».
Было бы куда проще, если бы Джеймс сейчас убрался и оставил их одних, но она прекрасно его знала – он собирался им все испортить. Останется сидеть здесь же на кухне, целиком завладеет вниманием сына, станет отпускать в адрес Майкла шпильки и всем своим видом демонстрировать, какой он великолепный и благополучный, хотя в последнее время это было под большим вопросом. Она понятия не имела, как у него сейчас обстоят дела с деньгами. Она отметила для себя, что следует обсудить с ним финансовое положение. Она просто не могла сейчас оставаться наедине с ним, а при Финне едва ли получится поговорить откровенно. Но все равно Джеймс уж точно не упустит случая пустить пыль в глаза – такой уж он человек. Если поводом окажется не работа, то это будет его мастерство при игре в гольф или умение дурачить двух женщин…
Ход ее мысли прервался, потому что в этот момент Джеймс вдруг поднялся из-за стола, где сидел напротив Финна и Майкла.
– Ну, – сказал он весело, – я, пожалуй, оставлю вас, чтобы вы могли поближе познакомиться.
Он протянул Майклу руку и еще раз энергично покачал ее вверх-вниз. Словно на встрече масонов, подумала вдруг Стефани и едва не прыснула. Им бы еще резиновые перчатки и метелочки из перьев. Или не метелки, а переднички?
– Рад был познакомиться, Майкл, – снова сказал Джеймс. – Надеюсь, мы еще увидимся. Финн, веди себя хорошо. Стеф, до встречи. Не провожайте меня.
И он ушел. Вот так просто.
– А ты говорила, он тяжелый человек, – сказал ей Майкл потом, когда Финн уже спал, а они сидели в гостиной на диване и пили вино.
– Он и есть такой. Не знаю, что сейчас на него нашло.
В целом визит вполне удался. Майкл, не большой любитель животных, сумел выглядеть заинтересованным, наблюдая, как Финн пересаживает Дэвида на ночь из вольера в домик. Они даже нашли общий интерес – футбол, хотя рассуждения Майкла о том, что «Лидс юнайтед» нуждается в новом нападающем, оказались для Финна сложноваты, и он стал позевывать. Финн, явно воодушевленный примером отца, вел себя вежливо, не болтал попусту или с полным ртом. Он дисциплинированно пошел спать в половине девятого, сказав на прощание «Рад был познакомиться», точь-в-точь как отец. Стефани уютно прижалась к Майклу. Для знакомства любовника с сыном в присутствии бывшего мужа вечер этот прошел на удивление хорошо.
Глава 43
Есть что-то очистительное во взмахах кувалды, что-то глубоко мужское, думал Джеймс, чувствуя, что каждое мгновение у него может остановиться сердце. Стены пристройки оказались гораздо более прочными, чем ему представлялось. Ему крупно не повезло, что в свое время он воспользовался услугами единственного местного строителя, который считал, что строить нужно на века. Кувалда оставляла в стене едва заметные вмятины, а вспотел он уже за четверых.
Джеймс приехал в Нижний Шиппингем вчера поздним вечером и провел ночь на полу в квартирке над лечебницей. Дом Стефани (как он думал теперь о нем) Джеймс покинул в состоянии душевного смятения. Ему становилось плохо оттого, что Майкл оказался таким классическим «славным парнем», причем явным модником (тогда как Джеймс никогда не интересовался модой, а если бы даже и заинтересовался, то сразу же утонул бы в ее течениях). Это качество, несомненно, представляется Стефани с ее любовью к моде весьма привлекательным. Да еще его профессия – впечатляющая, современная. Джеймс с трудом представлял, как сможет конкурировать с таким соперником, ни в чем на него не похожим. Когда он узнал, что жена его увлеклась другим мужчиной, сначала тешил себя надеждой, что тот окажется толстяком, или коротышкой, или тем и другим одновременно. И работает, может статься, бухгалтером или кем-то в этом духе, и у него дурно пахнет изо рта. Последний вариант еще не исключался, поскольку вплотную к Майклу он не подходил. Хотя по виду его, конечно, не скажешь, что у него есть подобные проблемы. Сильнее всего его подавляло то, что Майкл человек творческий. Артистическая натура. В себе Джеймс не находил ничего артистического.
Но он гордился, что справился с собой, – на Стеф это явно произвело впечатление. Она, был он уверен, признательна ему за то, что он повел себя достойно. Во всяком случае, отметила, что он изменился. Все его инстинкты приказывали ему не уходить, не оставлять этих двоих вместе – это будет выглядеть явной капитуляцией с его стороны. Но здравый ум, который он ценил в себе, настоял на этом зрелом шаге. Если он когда-нибудь сумеет вернуть Стефани, какой бы эта перспектива ни казалась невообразимо далекой, – он мягко даст понять, что Майкл ей не подходил. Оставалась, конечно, доля риска, что Стефани как раз сочтет Майкла вполне подходящим, но приходилось идти на этот риск. Когда Джеймс захлопнул за собой входную дверь и подавил желание провести ночь в кустах, подсматривая за ними в окно, он испытал небывалую гордость. Все, что ему теперь оставалось, – это держаться молодцом и надеяться, что однажды Стефани захочет пустить его назад. Все остальное не в его власти.
Окрыленный этим чувством, Джеймс решил, не откладывая, взять быка за рога и утрясти свои проблемы. Он сел на прямой поезд до Линкольна. По дороге вспомнил о Джеке Ширли, чьего котенка, можно сказать, вернул с того света после его падения с дерева. Джек буквально собрал котенка по частям и бросился в лечебницу. Когда котенок поправился, Джек со слезами признался, что, будучи бедным студентом, не может оплатить лечение, и предложил как-то отработать долг Джеймсу, который был очень тронут привязанностью юноши к питомцу и отклонил предложение. Переполняемый благодарностью, Джек настоял, чтобы Джеймс записал его телефон на случай, если вдруг когда-нибудь понадобится его помощь. Джеймс номер записал, но практически тут же забыл об этом. И теперь Джек был счастлив помочь и даже обещал привлечь своего двоюродного брата Сина, и Джеймс, с которого в строительной фирме запросили две тысячи фунтов за снос пристройки, возликовал.
Джеймс придумал следующее. Он рассчитал, что на снос пристройки и выравнивание основной стены уйдет два дня. Разумеется, если дни эти будут начинаться в семь утра, а заканчиваться в десять вечера. Он запасся консервированным рисом и банками с диетической колой, чтобы по мере возможности не показываться на улицах Нижнего Шиппингема. Утром третьего дня он отправится в Лондон, а лечебница будет выставлена на продажу местной конторой недвижимости. Когда здание будет продано, он купит на вырученные деньги однокомнатную квартиру в Лондоне, поближе к Финну и своей работе, и заново начнет медленное восхождение вверх.
С помощью Джека и Сина он легко отсоединил провода и коммуникации. Они были славные ребята, работящие, занятные, и слишком увлекались девочками, мотоциклами и пивом, чтобы заинтересоваться деревенской сплетней о грехопадении Джеймса. Их разговоры крутились вокруг ночных пирушек и неизвестных ему рок-групп, которые валят с ног вернее, чем укус гадюки или водка. Слушая их болтовню, он вспомнил свои студенческие годы, беззаботные и полные перспектив. Ему хотелось посоветовать им не терять время без пользы, действовать с умом, ценить то, что есть, но он понимал – молодые люди сочтут его скучным, отсталым стариком и пропустят его слова мимо ушей. Такие вещи постигаются только на собственном опыте. Чужие ошибки мало чему учат. Чтобы научиться, надо ошибаться самому.
К ленчу они успели снести одну из стен почти полностью, и Джеймс послал ребят подкрепиться в паб, а сам вскипятил чайник, чтобы запарить свой китайский рис. Он оглядел крошечную кухоньку, смежную с приемной. Как странно сейчас думать, что он провел тут много лет. Он любил свою практику, как раньше ему казалось, за статус, который она ему обеспечивала, ведь он благодаря ей считается одним из признанных столпов общества. Но теперь ему подумалось, что самое большое удовольствие ему доставляло быть королем в своем скромном королевстве, нравилось чувство свободы, которое приходит, когда работаешь на себя самого, и дух товарищества в маленькой, тщательно подобранной команде. Только Салли тут была исключением. Да, впрочем, Саймон и Малкольм тоже в конце концов оказались не бог весть кем. Радостно было думать, что однажды он начнет все снова, уже не спеша и как следует. Он решил считать происшедшее с ним испытанием. Перезагрузкой.
Он отколол еще несколько кусков стены и бросил их в общую кучу, потом сел и стал дожидаться возвращения парней. Они пришли минут через тридцать пять, и Син принес с собой большую кружку пива для Джеймса. К семи пятнадцати этого же вечера пристройка лежала в руинах, они погрузили обломки в фургон отца Джека, все втроем забрались в него и отвезли на свалку в нескольких милях дальше по дороге. Джеймс был совершенно выжат. Для физической работы он явно устарел.
Джек отвез его назад в лечебницу, и там Джеймс с ними простился, нехотя отказавшись от приглашения присоединиться к ним в «Лисе и гончих». От нечего делать – здесь не было ни телевизора, ни радио, ни даже банки пива – он поднялся в квартиру, лег на импровизированную кровать и мгновенно заснул.
На следующее утро Джеймс проснулся в шесть часов, с болью во всех мышцах, но полный боевого настроя. Оставался час до приезда ребят, и он отважился предпринять пробежку по окрестностям деревни, подальше от домов своих знакомых, хотя едва ли кто мог быть на ногах в такую рань, кроме фермеров. Потом принял холодный душ – забыл заранее включить водонагреватель, – осушил банку диетического пепси и принялся ждать.
Джек и Син появились ровно в семь, зевая, потягиваясь и обмениваясь впечатлениями о прошедшей ночи, о семи выпитых пинтах, о малолетней дочке полицейского. На этот раз все было кончено к пяти тридцати. Кроме следов фундамента, ничто больше не напоминало о пристройке. Почти ничего. Хорошая была пристройка, подумал Джеймс, как оказалось, наверняка выдержала бы прямой огонь артиллерии. Он снова заснул едва коснувшись головой места, где полагалось находиться подушке, которой у него не было. И снова проснулся в шесть, пробежался, принял душ и сел дожидаться прихода агента.
Примерно в двадцать минут девятого кто-то громко постучал в дверь, и Джеймс, приятно удивленный энтузиазмом агента, который счел доказательством того, что на его собственность все же есть спрос, пошел открыть. На крыльце стоял Ричард. Выражение его лица привело Джеймса в замешательство. По нему определенно нельзя было сказать, что Ричард по-соседски заглянул на чашку чая. Насколько он помнил, Ричард не особенно дружил с Кати, а как-то выпив, они славно поговорили по душам о невозможности моногамии. Джеймс не мог вообразить, что именно Ричард сурово осудит его из-за Кати. Он решил, что просто не умеет читать по лицам, и заставил себя приветливо улыбнуться:
– Привет, старик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40