– Подходящее для меня занятие.
– Понаблюдай, как они будут спариваться.
Он увидел ее изумленные глаза. Уголок его рта дрогнул. Да Джулиан смеется над ней! Это удержало Эмму от удивленного возгласа.
– Ну уж нет, – отрезала она.
– Тогда, полагаю, ты не захочешь, чтоб и за тобой наблюдали.
Вот теперь она действительно задохнулась от шока.
– Поверить не могу, что Локвуд продал мои картины такому человеку!
– Да, я с ним это собираюсь обсудить.
Тон Джулиана озадачил ее.
– Думаю, Локвуду этот разговор не доставит удовольствия.
Джулиан промолчал.
– Тебе не стоит с ним разговаривать, я сама это сделаю, если увижу необходимость. Тебя это не касается, Джулиан. Ты не имеешь никакого права защищать меня.
– А может, твой недостаток вовсе не наблюдательность, а нечто другое? Похоже, у тебя особый дар причинять боль своим поклонникам, Эмма. Что скажешь? Нет? Похоже, некоторым это даже нравится. По-моему, было бы очень интересно, если бы на сегодня мы поменялись ролями.
– Нет, – покачала головой Эмма, – Изображать подобное явно выше моих способностей.
Джулиан не сводил с нее пристального взгляда.
– Не надо себя недооценивать, дорогая.
Сердце Эммы вдруг торопливо застучало, ей стало трудно дышать.
– Тогда чего ты хочешь? Мне нужно играть холодную и неприступную?
По его лицу медленно растекалась улыбка, странная и словно заключающая в себе угрозу. Джулиан вдруг показался ей хищником. Незнакомцем. В памяти Эммы не было этого человека.
– Холодную? Нет, это совершенно не годится. Ты что, забыла о своих намерениях?
Он пытается испугать ее. Эмма не знала, как она поняла это, но подсознательная уверенность и решимость не покинули ее.
– Что за чепуха!
– Показать? – Джулиан наклонился вперед. Его рука скользнула под вуаль и легла ей на затылок. – Ты сама себя не знаешь, – сказал он очень мягко. И большим пальцем чуть надавил на горло, только для того, чтобы она почувствовала силу его руки. Эмма резко вздохнула. – Все дело в прикосновении, – пробормотал он. – Ты чувству ешь это? Идея игры в том, чтобы проверить себя на со противление, испытать себя. Здесь очень тонкая грань. Если ты попросишь ослабить нажим, – его рука соскользнула с ее шеи, – то ничего не почувствуешь.
– Это было бы гораздо предпочтительнее.
Джулиан откинулся на спинку сиденья.
– Для некоторых целей – да. Но не для нашей. Не забывай о ней.
– Я ее прекрасно осознаю и хочу тебе напомнить, что не просила тебя ни о чем. Ты сам предложил помощь!
– И ты приняла предложение. Но какое это имеет отношение к тому, что мы обсуждаем?
Эмма снова опустила вуаль. Он не должен видеть, как она вспыхнула!
– Ты выводишь меня из себя. Я покончила с этими играми.
– Нет, это просто боязнь столкнуться с живыми объектами, ты ведь больше общалась с картинами. Но если ты задаешь вопрос, то должна знать, что я могу на него и ответить.
– Это моя ошибка.
– Да, – сказал, помолчав, Джулиан. – Это твоя ошибка.
Прошло несколько минут, Эмма разглядывала мелькающие за окном мокрые улицы. Вода бурлила в канавах, каретные фонари бросали блики на мокрые булыжники. Как странно находиться здесь с ним. Всего лишь месяц назад это показалось бы ей абсурдной фантазией. Тогда она и предположить не могла, что это может произойти. Что будет так больно и все же – Эмма глубоко вздохнула – доставит такое сладостно-горькое удовольствие. Она с таким волнением ждала появления Джулиана сегодня вечером! И опасалась, что необходимость вернуть письма не единственная тому причина.
Прикосновение к ее юбке вывело Эмму из задумчивости.
– У моей матери было платье такого же цвета, – сказал Джулиан. Эмма взглянула вниз: ее накидка распахнулась у коленей. – Именно этого же оттенка красного.
Эмма не могла припомнить, чтобы ой когда-либо упоминал о родителях. Да и ни к чему ей знать о них. И все же слова вырвались сами собой:
– Ты хорошо ее помнишь?
– Не очень. Я был маленьким, когда она умерла. И пяти лет не исполнилось.
Эмма нахмурилась, вспоминая, что знала о его детстве.
– И тогда ты переехал жить к деду?
Казалось, это предположение удивило Джулиана.
– Разве я тебе никогда не рассказывал?
От этого вопроса у нее заныло в груди.
– Не обращай внимания. Это праздное любопытство.
– Нет, почему же. Я готов ответить. Не могу поверить, что ты ничего об этом не слышала, если не от меня, так от кого-нибудь еще. Об этом в Лондоне много говорили.
– И твоя любовница должна знать эту историю?
– Да. Скорее всего.
– Тогда, наверное, тебе стоит мне ее рассказать. После короткой паузы Джулиан тихо рассмеялся:
– Ну и хитра ты, Эмма!
– Я слушаю, – сообщила она, отвернувшись к окну.
– Хорошо. – Джулиан помолчал. – Как ты знаешь, мой отец умер, когда я был очень мал. В то время мой дедушка еще не решил, кому передавать титул. Сомневался, имеет ли силу брак моих родителей и тому подобное. Поэтому он и оставил меня с моей матерью. Без всяких планов приблизить.
– И тебя отправили к родным матери.
– Не сразу. Моя бабушка по линии матери вышла за муж за английского солдата, и семья отвернулась от нее. Но после смерти мужа бабушка вернулась в местную общину. Ее сын, мой дядя, женился на индианке. Бабушка жила с ними. Но дядя не любил напоминаний, что в его жилах течет и английская кровь, поэтому родня не признала ни мою мать, ни ее английского мужа. Бабушка даже не знала, когда умерла моя мать.
– И тебя забрали британцы?
– Все не так просто. Не забывай, ведь предполагалось, что титул получит Линдли. Так что я был пресловутым скелетом в шкафу и для английской, и для индийской роди.
Эмма подняла вуаль, чтобы увидеть его лицо.
– И как ты поступил?
Джулиан небрежно повел плечом:
– Я справился с ситуацией.
– Справился? Ты хочешь сказать…
– Какое-то время я был уличным ребенком. Прекрасное время, черт побери. Никаких уроков, никаких правил, лишь озорство и свобода.
Эмма уставилась на него. Жизнь на улицах Дели! Она видела, как там жили дети: худые, в драной одежде, они с надеждой в глазах вертелись около жаровен, их жизнь зависела от доброты прохожих.
– Твоя бабушка, – пошептала она. – Она одержала верх над своим сыном. Она нашла тебя и приняла?
– В конечном счете, да. Когда до нее дошли слухи об уличном ребенке с зелеными глазами Синклера, у нее появились подозрения. Как ты сама понимаешь, это не самый распространенный цвет глаз у сирот в Дели. – Джулиан усмехнулся, вспоминая. – Она разыскала меня и вытащила с улицы. Я совсем этому не радовался, но мой дядя… ну, в общем, он принял меры, чтобы я повиновался ей, и, думаю, постепенно тоже примирился со мной. Все мы довольно хорошо притерлись друг к другу и неплохо уживались, пока не появился дедушка. – Джулиан скривил рот. – К тому времени я уже не слишком стремился уехать.
Эмма откашлялась.
– Он хорошо с тобой обращался?
– Я был его наследником.
Это ничего не прояснило, но теперь Джулиан отвернулся к окну, и она не стала добиваться ответа.
– Наверное, тебе было ужасно трудно, когда ты сюда приехал. Ведь ты знал только Индию.
– Трудно? – Похоже, это предположение заставило его задуматься. Он немного помолчал, потом, заговорил снова: – Пожалуй, да. Вновь учить английский было утомительно. Я смутно помню то время. Думаю, я был слишком сбит с толку, чтобы размышлять, нравится мне это или нет. А когда в голове прояснилось, было уже ни к чему задаваться этим вопросом. Дети прекрасно осваиваются и приспосабливаются. – Карета остановилась. – Мы приехали.
Джулиан взял Эмму за руку, чуть выше перчатки. Его манеры были небрежны, будто это не он только что рассказывал душераздирающую историю своего детства.
– Я сама, – сказала Эмма и потянулась к дверце.
– Подожди. – Он удержал ее. – Ты сказала, что готова на это. Если передумала, то закончим нашу затею здесь. Иначе, если, оказавшись внутри, ты превратишься в чувствительную барышню, это сослужит нам плохую службу.
Эмма какое-то мгновение смотрела на его руку. Длинные изящные пальцы. С такими руками ему надо было стать художником.
Должно быть, это какая-то уловка, с внезапным отчаянием подумала Эмма. Любовницу такая история растрогала бы. Но в какой-то момент все начинают чувствовать одинаково. И зарождающиеся эмоции, волнение в крови, искушение сказать слова, которых лучше не говорить, все это притупляется, превращается в ничто. Любовнику даже на руку отсутствие у подруги душевных порывов. Он не ставит цель узнать ее душу. Его интересуют лишь удовольствия, которые могут доставить ее тело. Так в чем же уловка?
Эмма взяла Джулиана за руку. Как взяла бы за руку любого другого мужчину. И рука любого другого напряглась бы также, вливая тепло, которое, казалось, скользило вниз живота, омывало спину и колени. Пройдет немного времени, и новизна ощущений исчезнет.
– Нет, – сказала она, – я не буду кисейной барышней.
Джулиан назвал у двери свое имя, и их впустили без всяких церемоний. В холле было тихо.
– Никакой музыки? – спросила Эмма.
– Нет, – ответил Джулиан. – Еще один пролет.
Поднявшись по лестнице, они наткнулись на женщину, взгромоздившуюся на стол. Ее нагота была прикрыта лишь виноградными лозами. Поглядывая на лицо Джулиана, Эмма старалась подражать ему. Он выглядел в высшей степени бесстрастным, так что она тоже постаралась изобразить равнодушие. Молодой человек, сидевший на диване возле стола, лениво отщипывал с лозы виноградины и разговаривал с красивой блондинкой в атласном платье фиолетового цвета с глубоким вырезом. Раскусив очередную виноградину, он запустил руку в корсаж блондинки и, подняв ее грудь, провел надкушенной ягодой по соску.
– Тебе надо было напудриться, – негромко сказал Джулиан. – Твой румянец привлечет внимание.
– Если меня назовут самозванкой только потому, что я краснею…
– Нет, я имел в виду, что это возбудит интерес, который нам вовсе ни к чему.
– Тогда я буду смотреть в пол.
– Да, так лучше.
Однако сдержанность давалась Эмме непросто. Они шли через гостиную, где на буфете были выставлены вина и кушанья. Гости то подходили к карточным столам, то опускались на шелковые подушки. Обстановка была непринужденной. Несколько мужчин кивнули Джулиану, с любопытством поглядывая на скрытую вуалью Эмму.
– Здесь нет никаких слуг?
– Нет, – ответил Джулиан. – Если не считать охраны.
Когда они выходили из комнаты, Эмма оглянулась и увидела то, чего не заметила раньше: два скромно одетых молодых человека сидели у двери. У каждого из них был пистолет.
– Зачем ему нужна охрана?
– Здесь однажды произошло убийство. Это привлекло внимание. Колтхерст этого не любит.
Они свернули в длинный коридор. Светильники на стенах были украшены настоящим тростником в затейливых металлических скобках, похожих на извивающиеся черные языки, внизу стояли медные урны. Факелы вспыхивали, делая коридор подобием ада. В воздухе витал специфический запах, порочный, сладкий, вызывающий головокружение.
– Интересная картина, – сказала Эмма.
– Не стоит злоупотреблять этим словом.
Они шли по ковровой дорожке мимо массивных дубовых дверей, из-за которых доносились разнообразные звуки: стоны, смех, бренчание фортепьяно… вопль боли? Эмма не могла разобрать. Вслед за приглушенным стоном раздался пронзительный крик. Она быстро взглянула на Джулиана. Его рука напряглась, на скулах заходили желваки.
– Моруик сказал, что видел картину в кабинете, – едва слышно проговорил он. – Нам сюда.
– Тебе здесь явно неуютно.
Он сдержал вздох.
– Я очень давно здесь не был. Это не всегда так…
– Отвратительно?
– Знай я это, не привел бы тебя сюда.
– Все будет в порядке, – мягко сказала Эмма и тронула его за локоть. Ее левая ладонь уже лежала на его руке, так что он оказался в кольце ее рук. – Мы легко справимся. Ты меня вытащил из куда более страшных мест.
При этих словах Джулиан повернулся к ней. В колеблющемся свете его лицо казалось мозаикой из золота и тени, глаза блестели. Они сами были светом, и пол чуть покачнулся у Эммы под ногами.
Что она делает?
Эмма убрала руку. Джулиан ей поможет. И на этом все кончится. Они даже не друзья. Она не считала, что может быть ему другом.
– Тебе нехорошо?
Эмма сообразила, что остановилась. Она шагнула в нишу. Вмятины на ковре свидетельствовали о том, что отсюда недавно убрали скамейку.
– Просто немного… голова кружится.
– Возможно, это от запаха опиума. – Отведя вуаль, Джулиан вгляделся в ее лицо. – Всегда можно определить по глазам.
– Да, – кивнула Эмма. – Я знаю.
– Ты?
Он коснулся ее подбородка, но не сделал никакого движения, чтобы поднять ее лицо. И Эмма сделала это сама, просто чтобы избежать контакта с ним. От его прикосновения словно солнечный лучик заскользил по коже и головокружение усилилось.
– Я выбросила настойку опия. Разве я тебе не говорила?
– Нет, – мягко сказал он.
Она задавалась вопросом, что Джулиан увидел в ее лице. Почему он так помрачнел?
– У меня большие зрачки?
– Совершенно нормальные. – Джулиан провел тыльной стороной ладони по ее щеке, потом коснулся волос, чтобы вытащить шпильку. Эмма, запротестовав, потянулась остановить его. Он покачал головой. – Ты должна соответствовать образу.
Да, это правильно. Она должна выглядеть соответствующе. Эмма замерла. Он вытаскивал шпильки так аккуратно, но каждое его движение болью отзывалось в ее душе. Узел постепенно рассыпался: сначала один локон, потом другой… волосы волной упали на спину. В коридоре! Где любой может ее увидеть! Раньше надо было думать. Эмма, прислонившись к стене, смотрела на Джулиана.
– Отросли, – сказал он.
– Потребовалось много времени. У них на этот счет собственное мнение.
– А ты чего ожидала? – чуть улыбнулся он. – В конце концов, это ведь твои волосы, они все в хозяйку.
С сильным скрипом распахнулась одна из дверей. Кто-то быстро шел по коридору. Эмма потянулась к вуали, Джулиан наклонился вперед.
– На всякий случай, – сказал он едва слышно. Эмма почувствовала, как его волосы задели ее ухо, как губы коснулись шеи.
Нет!
Джулиан чуть сжал зубами ее плоть, посасывая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35