– Ты очень увлекся этой картиной, – сказал, подходя, Локвуд.
– Да. – Джулиан оглянулся на изображение солдата. Он надеялся, что это всего лишь воспоминание о происшествии в Чанди-Чоук, но фон картины был совсем другим. Неужели Эмма еще раз столкнулась с этим человеком? Господи, да он себя до сумасшествия доведет своими вопросами. Но Джулиан не мог обрушить их на нее. Ее лицо в библиотеке… оно не выходило у него из головы. – Рад видеть, что ты передумал насчет спальни.
– Да нет, я все же могу повесить картину там. Этот солдат будет напоминать мне прежние времена.
– Что, прости?
– Я делил комнату с десятком таких, как он, в Ботани-Бей. Даже убил нескольких, когда стали очень наседать.
– Тогда понятно, чем тебя привлекает картина. Какими прекрасными воспоминаниями она будет встречать тебя по утрам!
Локвуд внезапно посерьезнел.
– Забывчивость – опасная вещь, Джул.
Джулиан искоса взглянул на приятеля. Они дружили с юных лет, пьянствовали и проказничали в Итоне, потом – в Королевском колледже в Кембридже. Но после возвращения из штрафной колонии умудренный опытом и пугающе веселый Локвуд стал для него в определенной степени загадкой. У Джулиана порой возникало неприятное ощущение, что, когда Локвуд усмехается и острит, ему на самом деле очень хочется что-нибудь разбить.
– Ты малость ненормальный, – сказал Джулиан. – Ты это знаешь?
– Конечно, знаю. То, что я это сознаю, – признак безумия?
Локвуд усмехнулся. Когда на свадьбе бьют по голове и без объяснений бросают в плавучую тюрьму, для безумия есть причины.
Общество благодаря искусным намекам Локвуда и высказываниям Джулиана поверило, что граф последние несколько лет путешествовал с женой. Но Джулиан знал правду. Возможно, жена Локвуда тоже. Хотя это еще предстояло выяснить, поскольку за прошедшие после возвращения мужа восемь месяцев она не появлялась в свете.
– Картина чуть не сгорела вчера вечером, – продолжал Локвуд. – Какой-то болван оставил горящую лампу в музыкальном салоне. Знаешь, он в другом конце галереи, выходит в сад. Вернее, выходил, теперь его нет. Мы обнаружили огонь, когда уже горел коридор.
– О Господи!
– Странно уже то, что там зажгли лампу. Слуги знают, что я не пользуюсь этой комнатой.
– И никто из них не мог это объяснить?
– Нет.
Джулиан снова посмотрел на картину и подпись на урду: «Город не готов». Под изображением Сапнагара написано: «Мы намерены войти через Кашмир-Гейт». Джулиан жалел, что не рассмотрел подробно другие картины в тот вечер, когда они все были собраны здесь. Но тогда он был не в состоянии мыслить здраво.
– Остальные уже в Академии?
– Да, за исключением тех, которые они не смогли разместить.
– И где они?
– Проданы. Ты не поверишь, как быстро. А что?
– Нет, ничего. Только… подписи на урду. Кажется, там честь военные инструкции.
– Любопытно.
– Да. Если бы только она объяснила это.
Помолчав, Локвуд осторожно поинтересовался:
– Значит, ты встречался тогда с мисс Ашдаун?
– Полагаю, на балу ты это заметил. – Джулиан чувствовал на себе испытующий взгляд Локвуда.
– Она подумывает отправиться в Италию. Не знаешь почему?
Каждый мускул в теле Джулиана напрягся. Значит, Эмма бежит?
– У меня нет объяснения. Тебе придется спросить у самой мисс Мартин.
– Итак, ты познакомился с ней в Индии. Интересно как?
– А мне интересно, как поживает твоя жена. Она у тебя еще есть?
Локвуд поднял брови:
– Выпьешь?
– Конечно.
Когда они подошли к шкафчику со спиртным, Локвуд расхохотался:
– Совсем как в старые времена. Ты по-прежнему хитер, как кот, стоило мне спросить об одной из твоих женщин!
– Мисс Мартин не одна из моих женщин.
– Я это заметил. Это значит, что я могу иметь ее? – Когда Джулиан повернулся нему, Локвуд усмехнулся и поднял руки. – Вот и ответ на один вопрос. Но следом возникают новые.
– Я отвечу тебе таким же образом, – невозмутимо произнес Джулиан.
Они перешли в салон. Джулиан прихватил с буфета графин.
– Ну, Джул, если я не могу иметь ее, почему ты этого не делаешь? Она чудесная девушка и, думаю, ты согласишься, весьма талантливая.
Болван!
– Ее это не интересует. – Джулиан плеснул себе в стакан бренди.
– Не может этого быть. Я видел ее лицо в тот вечер.
Джулиан изучал содержимое стакана, потом опрокинул его одним махом. Он не мог забыть выражение ее лица, когда она говорила о войне…
– И я видел, – хмуро сказал Джулиан. Он больше не вызовет это выражение на ее лице. Он оставит ее в покое, это решено.
– Вот как? И ты не станешь искать ее?
Джулиан устроился на диване, Локвуд налил себе бренди.
– Ты всегда такой быстрый, Локвуд?
– А ты? В тот вечер ты ходил вокруг нее, как кот возле сметаны.
– Да ты поэт.
– Мне нужно высказаться грубее? Ты смотрел на нее так, словно прикидывал, как лучше завалить ее…
– Нет, – спокойно сказал Джулиан, – я смотрел на нее так, будто она восстала из мертвых.
– Понимаю. – Локвуд сел напротив и поставил графин настоявший между ними столик. – Извини. Возможно, я спутал твою реакцию со своим собственным здоровым вожделением. Она действительно очень…
– Довольно! – Джулиан со стуком поставил стакан. – Ты говоришь о леди!
– И мы оба знаем, что это ничего не значит. Большинство леди задерут юбки до ушей прежде, чем ты согнешь палец, чтобы поманить их. Так и скажи, что мы говорим о мисс Мартин.
Джулиан пожал плечами. Локвуд думает, что близок к цели. Что ж, пусть потешится.
Локвуд, закинув ногу на ногу, барабанил пальцами по столу.
– Послушай, Оберн, в последние дни ты сам не свой. Вздоришь с приятелями в клубе. Сбежал от невесты. Я слышал, ты даже разбил глобус Ардемоуров.
– Я послал замену.
– Но это дурной тон. Если будешь продолжать в том же духе, никто в Лондоне не станет принимать тебя.
– Ах, какая потеря.
– Прекрати, Джул. Это совсем на тебя не похоже. Я могу объяснить это только твоей стычкой с мисс Мартин. Похоже, у тебя навязчивая идея…
– Навязчивая идея?
– Совершенно верно. Мания. Если ты хочешь эту женщину, во что бы то ни стало заполучи ее! Но я тебя прошу, прекрати устраивать сцены и постарайся не пугать ее, иначе она действительно сбежит в Италию. Ты действуешь крайне неуклюже. И меня как патрона этой леди ее намерение надолго уехать за границу очень… раздосадовало.
Джулиан медленно вдохнул и быстро выдохнул.
– Я ничего ей не сделал.
– Тогда мне остается предположить, что ты пытался. Потому что…
– Она не принимает меня!
Локвуд подался вперед, положив подбородок на сплетенные руки.
– Ты открыл ей карты и позволил решать самой? Я понимаю ее колебания. Но кроме твоих недостатков, у тебя есть нечто другое.
Джулиан издал короткий смешок:
– Ты не знаешь всей правды. Между нами кое-что есть.
– М-м…
– И по какой-то причине она не хочет это принять. Она решительно настроена остаться одинокой.
Локвуд пожал плечами:
– Тогда не липни к ней. Возможно, ей нужно время. Она придет в хорошее расположение духа и передумает.
Джулиан размышлял над этим вариантом. Помолчав, Локвуд заговорил снова:
– Главное, как я сказал, не спугни ее. Еще выпьешь? – Он потянулся наполнить свой стакан.
– Да. И у меня к тебе ответное предложение.
– Слушаю, затаив дыхание.
– Если ты так хорошо разбираешься в женском вопросе, то почему бы тебе не применить свою мудрость к собственной ситуации?
Локвуд отпил глоток.
– Ты не меняешься.
Джулиан рассмеялся.
Эмма все утро распаковывала ящики, доставленные из Девона. Это было отвратительное занятие, под стать ее настроению.
– Мисс Мартин, вы погубите свои руки, – ужаснулась Бекуорт, горничная, которая прислуживала Эмме. – Позвольте прислать лакея.
Ворчание служанки напомнило Эмме мать, которая всегда беспокоилась о руках дочери, потрескавшихся от скипидара.
– Я сама справлюсь, – отрезала Эмма.
Губы Бекуорт задрожали от обиды, она вышла. Наверняка насплетничает Дельфине.
Нагрубила, виновато подумала Эмма. А ведь Бекуорт права: когда все, наконец, было распаковано, часы уже пробили полдень, а руки Эммы кровоточили. Но это еще не самое скверное. Она замерла, присев и закрыв глаза, чтобы отдышаться, а когда открыла их, то словно оказалась в кольце призраков: герои ее картин, раскрыв рты в безмолвном крике, протягивали руки, умоляя о помощи.
Это были картины, которые Эмма не осмелилась послать Дельфине. Те, вида которых кузина не вынесет. Но Академия просила их представить. И Локвуд настоял.
Эмма не могла дождаться, когда избавится от них.
Да еще Джулиан ухмыляется ей с портрета. Она забыла предупредить, чтобы его оставили в Джемсон–Парке. Поднявшись, Эмма потащила портрет к платяному шкафу. Тяжелое дело живопись. Нужно было учиться играть на флейте. Ее носить легко.
В дверь постучали.
– К вам гость, мэм.
Эмма взяла у лакея карточку. Леди Эдон. Что происходит?
– Я сейчас спущусь.
Когда Эмма вошла в маленькую гостиную, баронесса поднялась ей навстречу, а затем снова устроилась на диване, шелестя кружевом и шелком.
– Я понимаю, что официально мы не знакомы, – начала она, сжав перед собой руки и смерив Эмму взглядом. – Но я пришла к выводу, что у нас есть причина познакомиться.
Удивительно, но вблизи леди Эдон была еще более красивой. А вот ее резкие французские духи оставляли желать лучшего. Эмма чихнула.
– Вам нездоровится, дорогая? – Леди Эдон протянула ей носовой платок. – Хотите, я позвоню, чтобы вам что-нибудь принесли?
Эмма с вежливой улыбкой взяла платок, а что касается второго предложения, более подобающего хозяйке, нежели гостье, то его она пропустила мимо ушей.
– Очень мило с вашей стороны навестить меня. Если вам что-то нужно, леди Эдон, спрашивайте не смущаясь.
У баронессы дрогнули ресницы, она заметила колкость.
– Да, хорошо. Надеюсь, визит будет короткий. Думаю, у нас мало общего, а к концу разговора его и вовсе не останется.
– Вы прямолинейны, – сказала Эмма. Леди Эдон рассмеялась:
– Да! Это так. И позвольте мне быть еще более прямолинейной, мисс Мартин… Дело в том, что я знаю, кто вы.
– В самом деле? – Эмма откинулась на спинку кресла. У нее было преимущество перед баронессой. Работая она не надевала корсет. И сейчас ее поза гораздо ярче выражала безразличие. – И кто же я?
– Ну что ж, если вам это интересно, то я знаю, что вы были с Джулианом в Индии.
Значит, он сказал ей? Гнев заставил Эмму снова выпрямиться.
– И что из этого?
– Послушайте, мисс Мартин. Извините, но это происходит постоянно. Девушки вечно теряют голову из-за Оберна, и мы просто стараемся это игнорировать. Однако вы раздосадовали его больше обычного, так что я заехала предупредить вас. Видите ли, он пытается вести себя благородно, но если вы будете его чересчур дразнить… – Леди Эдон подалась вперед и округлила глаза. – Он может и укусить.
– В самом деле? – подняла брови Эмма. – Что укусить, миледи? Я не пекла пирогов для его светлости.
– Очень смешно, мисс. Думаете, вы та единственная, кто спасет его светлость от его темного прошлого? Я тысячу раз это видела: молодые мисс под руководством своих напористых мамаш пытаются увлечь сбившегося с пути герцога на правильную стезю. Но Джулиан не ребенок, и вы, как и остальные, быстро поймете, что он добровольно выбрал свой путь.
– И что же это за путь? Позвольте поинтересоваться: мы говорим об одном и том же человеке? Ваш выглядит очень уж непривлекательно.
– В чувстве юмора вам не откажешь, но вряд ли Оберну придет в голову полакомиться вами, маленькая старая дева. – Пунцовые губы леди Эдон сложились в презри тельную улыбку. – Вас пирожным не назовешь, моя дорогая. Так, пресное печенье, попробовал и тут же с легкостью забыл.
– Вот как?! – Эмма пожалела, что у нее нет веера. Она бы его раскрыла и стала демонстративно обмахиваться. – Какой яркий образ. Позвольте спросить: вы имеете привычку наносить визиты каждой из этой тысячи наивных женщин или я особый случай?
– Едва ли, – уверенно сказала леди Эдон. – Но вы настойчивее других…
– Замечательно, похоже, я…
– …и я не вижу, чтобы Джулиан беспокоился на ваш счет.
Как мог Джулиан сблизиться с такой ужасной женщиной!
– Простите, но вы несколько напряжены. Вы, должно быть, не привыкли, чтобы Джулиан отрывался от вашей юбки.
– Следовало бы говорить о нем с уважением к его положению, – прошипела леди Эдон. – Вам никто не давал права называть его по имени!
– Неужели? – улыбнулась Эмма.
На щеках гостьи выступил слабый румянец.
– Спасибо, что напомнили мне о манерах, – продолжала Эмма. – Могу я ответить любезностью на любезность? Визиты раньше трех часов дня крайне неприличны. Это оскорбление для хозяйки, если не сказать больше.
Леди Эдон медленно поднялась с врожденной грацией, которая так восхитила Эмму в доме Локвуда. Каким обманчивым оказалось первое впечатление!
– Вы считаете себя очень умной, но я вам вот что скажу: вы никогда не сможете с ним совладать. Ваши чары глупенькой провинциалки не удержат его. Вы не умеете скрывать свои чувства. У вас душа нараспашку, и при каждом неожиданном повороте судьбы она будет болеть и кровоточить. Неверность Джулиана убьет вас.
Эмма тоже встала:
– Я начинаю сомневаться, знаете ли вы его, леди Эдон. Он не производит впечатления неверного человека.
Леди Эдон закатила глаза.
– Значит, вашему сердцу угрожает не Оберн, а какой-то другой энергичный мужчина. Вам стоило бы уйти в монастырь, если вы не хотите остаться с разбитым сердцем. – Поправив шаль, она стремительно вышла, едва не задев Дельфину.
– Что… – повернулась вслед баронессе кузина. – В чем дело?
– Понятия не имею, – ответила Эмма. – Мне следовало бы прекратить это в самом начале.
– Она обвиняла тебя в разладе с Оберном?
– В разладе? – У Эммы внутри все сжалось. – Что ты имеешь в виду?
– Разве я тебе не рассказывала? – Дельфина, заметив изумление кузины, покачала головой. – Говорят, он порвал с леди Эдон. Почти сразу после помолвки. Очень странно. Похоже, он в крайнем замешательстве, кузина. Ты знаешь, что его изгнали из клуба за нападение на Маркуса? Они очень стараются замять дело, поскольку не могут отдать его под суд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35