Как раз и Саша вернулся из техникума.
За ужином Анна наливала отцу стакан кахетинского вина. Сама в рот не брала и Саше не давала.
- За вас, мои дети, - сказал старик, подняв стакан. - Чтобы счастье не обошло вас, чтобы людьми оставались. Чтобы у тебя, дочка, получилось, как того душа желает…
Он выпил, но стакана поставить не успел…
- Добрый вечер! Приятной трапезы!
Все так и обомлели, повернулись к открытой двери: там стоял Асламбек в черкеске, при кинжале, а в руках новенький карабин.
- Следовало постучаться, а дверь открыта. Я постучался о косяк, но вы не услыхали. Извините!
- Асламбек! - Анна встала во весь свой стройный рост. И больше ни слова.
Саша громко хлопнул себя по колену, а Степан Лукъяныч заторопился.
- Я пришел поблагодарить и попрощаться с вами.
- Попрощаться? Уходишь? На совсем? - Спросила Анна.
- Да. Так все обернулось…
- Как обернулось? А я? Ты меня больше не любишь?
- Не надо говорить такие слова, Анна. Ты же знаешь, что это не так. Я не хочу тут в вашем доме наследить. Вам и так из-за меня натерпеться пришлось.
- Асламбек! Ты говоришь чужие нечестные слова! - она горько засмеялась.
- Саша, пойди во двор, да гляди в оба, а я тоже пойду. Вы, дети, погутарьте, да не ссорьтесь после всего, что было. Не такая вы пара, чтобы о пустяках ссориться.
Степан Лукъяныч их оставил один на один, а сам ушел на кухню. А минут через десять оба, держась за руки, вошли к Степану Лукъяновичу. Заговорил Асламбек:
- Если бы не такой случай, я бы не осмелился с Вами лично заговорить об этом. Я бы сватов-стариков прислал. Поймите. Я прошу у Вас руки Вашей дочери Анны.
- Руку просишь? - Захихикал старик, - а сердце?
- А сердце я ему, папа, сама отдала.
- Вона оно как! Ну так как же мне вас, дети, благословлять. Этот -мусульманин, ты - христианка. Э-эх, как будет - так и будет! Все под Единым Богом живем. А ну подите-ка сюда!
Они опустили головы, как устыдившиеся дети и подошли к старику.
- Господь вас благослови! - Он захватил их головы в охапку и прижал к своей широкой груди. - Любите друг друга до смерти. А там как будет - так и будет.
- Так мы поедем, папа?
- Куды? И ты?
- Повенчаться зовет.
- По-ихнему?
- Да. Я же за него замуж иду.
Призадумался старик казак, а потом махнул рукой.
- Иди, Анна! С Богом! Иди без оглядки!
- Степан Лукъяныч, разрешите и Сашу дня на два в горы забрать. Благословение Ваше и разрешение на венчание передать священнику, отец или брат кто-то же должен быть при этом.
- Ладно, забирайте и Сашу. - Согласился он, - что тут поделаешь, хоть одна душа из родной семьи пусть погуляет на твоей свадьбе. Ну, Анна! У тебя все не так, как у других людей. Жениха выбрала из ингушей, а он вон что учудил: на выпускном балу (геть, ты кунацкая непокорная душа!) чекиста при всем честном народе уложил, в ресторане и глядит исусовыми глазами…
- Так мы, папа, последние Ромео и Джульетта.
- Какой там Ромей! С кем сравнила! Да на что он был способен, как плакаться горькими слезьми под балконом, да по случаю тыкаться железным прутиком. Твой кунак в два счета порешил бы и тех и ентих заодно, коли пришлось. Идите с Богом!
- Папа, мы бы и тебя взяли, но мы пойдем по опасным дорогам в горы, в аул. В Базоркино свадьба не получится: чекисты нагрянут.
- Идите. Только, Асламбек, ты Анну не обижай потом в женах.
- Да Вы что, Степан Лукъяныч! - Обиделся тот.
- Не, не. Не то ты подумал. По жизни ты ее не обидишь - не таковский. А вот, ненароком, разлюбишь - она этого не вынесет.
Асламбек чуть побледнел, помолчал с минуту и тихо промолвил:
- Между нашими душами до конца будет так, как сегодня. Но я понимаю Ваше беспокойство.
Степан Лукъяныч вышел проводить гостей. Анну усадили в линейку, там сидела девушка-ингушка, которая радушно обняла невесту.
- Хорошая ты, Анна! Я - Совдат, буду твоя дружка.
- Ты тоже, Совдат, красивая! - Вернула комплимент Анна.
Сбоку к линейке была пристегнута верховая лошадь под седлом. Асламбек подвел эту лошадь к Сашке.
- Садись, казак.
- А чья это лошадь?
- Твоя.
- Моя?
- Мой подарок брату невесты. Поехали.
- Ух, ты! - Саша взлетел в седло. - Вот она как, батя, родня кунацкая-то!
- Ну-ну! Порадуйся пока.
Линейка и Саша с одним ингушом поехали в одну сторону, а Асламбек с двумя соплеменниками совсем в другую - такой маневр на всякий случай.
- Конь хороший, а вот это, - он показал на свои гражданские одежды, - не к коню, не идет.
- Будет все, - повернулся с улыбкой спутник, - и чокхи будет, как синее небо, и рубашка и кинжал. Тогда посмотришь какой ты красивый! Ты -Сашка?
- Да.
- Я Албаст, очень родной: Асламбека матери сестры сын. - Он протянул руку, Саша ответил жарким рукопожатием. - Теперь ты тоже наш родной. Очень родной.
Когда подъезжали к Тереку, еще светило солнце, и горы сияли во всей своей красоте. Анна родилась во Владикавказе, но Терек воочию видела первый раз.
Терек воет, дик и злобен
Меж утесистых грамад…
Она была очарована.
Спутники долго совещались у переправы, кричали во все горло, чтобы слова их доходили до ушей друг друга сквозь этот невероятный хаотический шум. Потом линейка направилась наискось против течения.
Албаст и Саша ехали с правой стороны рядом, чтобы на всякий непредвиденный случай прийти на выручку девушкам на линейке. Все обошлось благополучно, но девушек немного подмочило волной шаловливой реки.
Проехали еще с версту, тут начинались ингушские горы. Дальше - тропа. Линейка остановилась. Возница попрощался и повернулся назад, оказывается был городской, его наняли.
Тут из леска выехали Асламбек и его товарищи с запасным конем. Коня у них взял Албаст. Похлопал по бокам, натянул подпругу, но задумался.
- Седло жесткое, мужское. Она намучается, пока мы доедем до своих башен.
Албаст снял черкеску, под ним еще был теплый бешмет. Сложив аккуратно, он накрыл седло этим бешметом и завязал ремешком с двух сторон, чтобы не сползся.
- Теперь чуть лучше. Анна, давай сюда.
- Это конь для меня?
- Тебе, тебе. - Албаст аккуратно подхватил девушку и плавно опустил в седле.
Теперь она поняла, почему Асламбек попросил ее одеть самое свободное, широкое платье. Подружка-ингушка взобралась на круп коня Асламбека.
Ночь наступила мгновенно, а с нею и мрак. Дважды сходили с коней. Сашу и Анну вели за руки мимо каких-то опасных мест. Далеко за полночь они увидели внизу в долине у странных строений яркий огонь. Там сновали тени. Заслышав топот их коней, раздались радостные крики женщин и детей.
- Боага! Боага! *

* * *
- Эй, невеста! Вставай! Хватит спать, солнце высоко поднялось, гости первые приехали.
Анна открыла глаза, но не сразу сообразила, где находится. Она с удивлением посмотрела на каменные стены башни, на полочки с гончарной и медной посудой, вычищенной до блеска, на узенькие оконца-бойницы - на весь этот невиданный доселе интерьер древнего горского жилья.
Совдат захохотала и обняла Анну:
- Ты боишься? Не бойся. Это башня Асламбека, твоего жениха. Любишь.
- Я бы его съела! - Шепнула невеста своей дружке на ушко.
- Вай! Ты - голодная волчица? Эшшахь!
- Это что? - Спросила Анна, показывая пальцем на кудал, ковш и большую круглую медную ванну.
- Купаться! Невеста перед свадьбой должна купаться. - Совдат стащила с Анны одеяло, - время кончилось: все спрашивают невесту.
Через час освеженная и наряженная в национальный костюм, невеста рассматривала себя в зеркале. Она обомлела от восхищения собой.
- Вот что делает одежда с человеком!
- Ты очень красивая. А теперь пять раз…
Они стали спускаться с верхнего этажа вниз по деревянной лестнице. Там собрались все родственницы. Женщины окружили Анну, и все остались весьма довольны, кроме тайных завистниц, которые заметили, что все же «не своя». Их замечания одобрения не имели. Пришла бабушка Асламбека Баги, согнутая годами в три погибели, опираясь на клюку - ей давно уже за сто.
Старушка внимательно рассмотрела невесту, хотя не могла поднять голову выше пояса Анны.
- Оввай! Откуда он такую выискал? А я-то рассердиться хотела. Не могу. Ладно. Хотя в стране галгаев немало красавиц. Она благородна - вижу по глазам - в них нет зудал и лоал. * - Старушка резко повернулась к толпе женщин, - вы наши самые близкие родственницы. Унесите от нашей свадьбы к вашим очагам на кончиках своих языков мед, а не яд. Я хочу ее поцеловать.
- Анна, это мать отца Асламбека. Она хочет тебя поцеловать и хорошее слово сказать. - Передала неотлучная Совдат слова бабушки Баги.
Невеста низко склонилась перед старушкой.
- Да не порвется вовеки узел любви, завязанный между твоим и сердцем Асламбека! - Старушка приложилась к щеке невесты.
Совдат торопливо перевела благословение бабушки, кое-как связывая такие нежные слова.
У Анны брызнули слезы.
- Вай! Вай! - Вскричала бабушка и попыталась сухой рукой утереть эти слезы. - У нее чистое сердце!
Это был вердикт.
В дверь постучались.
- Женщины, разрешите нам войти.
- Старик Саадал, - зашептали женщины, - вы можете войти.
Дверь раскрылась, и через порог башни переступил старик с длинной седой бородой, а за ним еще двое: Арскхи и Саша. Анна на миг обомлела, увидев брата. На нем ладно сидела темно-синяя черкеска с газырями, ремень с бляхами и кинжал. На ногах - мягкие сапоги, на голове - черная барашковая шапка.
А Саша и не сразу узнал Анну.
- Все доброе - этому жилью и тем, кто здесь! - сказал Саадал.
- Да не лишит и тебя Господь своей милости! - ответила за всех бабушка Баги.
- Меня попросили быть свидетелем со стороны невесты. Я задам ей три вопроса, пусть она ответит прямо и честно, чтобы не быть мне ответчиком перед судом Господним.
Арскхи на довольно хорошем русском языке стал объяснять девушке суть дела:
- Анна, этого старика зовут Саадал. Он прославился в горах неподкупной честностью. Поэтому его выбрали в свидетели с твоей стороны. Он вроде посаженного отца на русской свадьбе, но с большими правами. Вот тут и твой брат Саша. Он тебе задает три вопроса, отвечай правду.
- Анна яхаш ецарий ер? Анна, хье дог раьза йолаш йенай хьо маьре, е низаг1а йоалаяьй? *
Арскхи перевел.
- Я вышла по своей воле, - произнесла тихо девушка.
Арскхи передал слова невесты старику, а тот вопросительно глянул на Сашу. Саша утвердительно кивнул головой.
- Получила ли ты, Анна, разрешение отца на этот брак?
- Отец благословил меня, - ответила невеста.
- Я это подтверждаю, - сказал Саша.
- Хорошо. Теперь третий вопрос: ты - христианка. Останешься в своей религии или примешь веру мужа?
Девушка молчала минуты две.
- Я об этом и не думала… А можно я останусь в своей вере!
- Можешь. Я понял. Оставайтесь с миром.
Саадал вышел, а за ним и остальные двое мужчин.

* * *
- Ну, батя, нагулялся я на целый год! - Саша разнуздал коня и привязал его к забору.
- Ты пропадал целых восемь дней. Все в горах.
- Пять дней в горах, а потом поехали в Базоркино, чтобы невесту всему племени Эльбускиевых показать, они там живут, а свадьбу играли в горах ради безопасности, подалее от чекистов.
- А ты и вырядился, что твой кунак.
- Одежда? Это подарок от дружка моего Албаста, родственник нам приходится тоже. А гуляли, батя, от души!
- Ну, рассказывай, как там Аннушка? Освоилась.
- Аннушка, батя? - Он вскинул руки, а глаза засияли от восторга. - Ву-у-у! Вся горела, как солнце! На голове шапочка, золотом шитая. На груди вот такие вот штучки! Пояс широкий, серебренный. Ее поставили, чтобы все могли посмотреть. А рядом та девушка, что сюда приезжала. Там у них такой порядок: старики и богомольные люди - своя компания, а молодежь повеселее - отдельно. Пьют не все, но и те, что пьют, не перепиваются, а чтобы навеселе быть. А во дворе танцы. «Невесту! Невесту! - кричат, - поглядим мол, что у нее за стать. Давай невесту в круг».
«Ну, - думаю, - пропала ты сеструха». Выводят Анну. С нею деверь должен станцевать. Что ж! пошел по кругу, подходит к снохе, кланяется, приглашает. Как пошла Аннушка, что твоя лебедь, да так ладно и красиво. Мужчины аж повскакивали. Один выхватил из-за пояса кремневку, пальнул в воздухе. И пошла пальба. «Х1айт! - кричат, - молодец нускал!*». Батя, а я тоже танцевал!
- Да ну?
- Ей Богу! Это на второй день было. А я понаблюдал, как они руки и тело держат и что ногами выделывают. Главное, чтобы под музыку. А музыка - ноги сами ходят. Когда я танцевал, все встали - почет оказывали.
- Так, так! А венчали как? - Допытывался старик.
Саша рассказал весь простой обряд венчания по-ингушски.
- Значить христианкой оставили, дозволили?
- Да, батя. - Мулла ихний сказал Анне: коли надумаешь сама перейти в нашу веру - скажешь, потому что хорошо, когда муж и жена одной веры.
- А я-то думал…
- Батя, тебе подарки передали, - отец с сыном вошли в дом. Саша держал сумку из кошмы. - Это все тебе, как отцу невесты по обычаю ихнему. Вот черкеска с серебряными газырями. Вот бешмет - это вместо рубахи надевается. Папаха, пояс и кинжал…
Степан Лукъяныч нахмурил брови и взял со стола пояс с кинжалом. Дагестанская работа. Сплошь чистое серебро. Старик потянул до середины кинжал, сталь блеснула ледяным холодом, синеватые прожилки заиграли радужными лучами.
- Булат! - Восхищенно проговорил казак, - да ты знаешь ли хоть цены ему?
- А что? - удивился Саша.
- Это - булат! Теперь его не делают. Казаки раньше почитали булат лучше дамасской. Этому одному клинку цена нескольких коней, а ты взял и привез, как вроде вещь простая.
- Нет, батя. Хоть ты и отец мне, но неправ ты!
- А что так, сынок?
- Разве ты простой родственник. По обычаю кавказскому ты самый уважаемый родственник. А потому подарки - дорогие.
- И все-то он знает! За восемь днев…
- Тебя в гости приглашали.
- Куды? В горы-то?
- В Базоркино. Поедешь?
- Я поеду! Думаешь не поеду? Я им покажу, что вольные казаки не хуже их, кунаков, умеют почет воздать кому полагается. - Он с шумом задвинул кинжал в ножны и стал собирать свои подарки. -Я ничего не пожалею.
Через полтора месяца Анну привезли к отцу. Пошел слух, что абрек Асламбек вывез из Кабарды красавицу-княжну невиданной красоты и женился на ней. Гепеушники организовали охоту на «княжну», потому что по решению руководства Кремля весь род княжеский подлежал физическому истреблению, даже грудных малюток расстреливали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37