- Тут подниматься будем. Лешка, снимай вещмешок и оружие. Поставь на сухое место.
Сам снял с себя все, даже полушубок, полез вверх, цепляясь за выступы скал почти по отвесной стене. Лешка с изумлением увидел, что этот человек, с могучим телом, карабкался вверх с ловкостью зверя и скоро скрылся из глаз. Начала спускаться веревка с камнем-грузилом на конце.
- Достал?
- Да.
- Цепляй вещмешки.
- Тяжело будет.
- Ничего.
За вещмешками пошло вверх оружие.
Конец веревки опять спустился.
- Леша, обвяжись вокруг пояса. Два узла сделай.
- Готов.
- Вперед! Не бойся! Это наши горы. Они крепкие.
- Ну, так с богом! - Лешка полез вверх. Он хватался и за выступы и за кустики. Кустики вырывались с корнями, не выдерживая его тяжести, сыпалась в лицо земля и он повисал, беспомощно дрыгая ногами, но туго натянутая веревка его держала прочно.
Вот оказывается почему Оарцхо обходил кусты.
- Не торопись. Спокойно лезь. Я тебя держу.
Они взобрались на ровную площадку размером в два квадратных метра, но, господи! Какое это благо!
Они отдыхали минут двадцать, пока совсем не успокоилось дыхание.
- Знаешь, Лешка, - Оарцхо ткнул юношу пальцем в грудь, - совсем не думай, что трудно и опасно. Вставай и иди, когда я скажу. Здесь совсем немного такой дороги. Один конец веревки у тебя останется, здесь так надо… такой прием.
Встал и пошел направо, растопырив руки, но Бог его знает на что упирались его ноги, там выступ тропы с полмужской ладони. Шел, всем телом прижимаясь к горе. Лешка зажмурил глаза.
- Лешка, тяни веревку к себе. Еще тяни, еще, хватит. Вот там привяжи вещмешки. Свой конец у себя оставь.
Вещмешки сперва поползли по камням, а потом повисли, резко пошли вверх.
- Оружие давай. Хорошо цепляй!
Ушло и оружие. Лешка остался один на этой площадке, которые была не больше того стола, который стоял в их родном доме, в Ленинградской области в селе Петровка.
- Обвязался?
- Да.
- Иди. Смело иди. Прижимайся к горе, как к маме. Ногами щупай дорогу. Ты не упадешь - я держу. Ты уже идешь?
- Да.
- Здесь недалеко. Еще иди. Хорошо. Открывай глаза.
Лешка открыл: перед ним стоял улыбающийся Оарцхо. Здесь была не площадка, а что-то вроде ямы в камнях.
- Все. Дальше совсем легко.
Вещи разбирать не стали. Оарцхо дальше полез не сам, а приказал Леше. Леша с мотком веревки на плече перекарабкался через два уступа и оказался на плато, освященном ярким солнцем. Все вокруг видно, как на ладони. Стояла тихая безветренная погода. Такая чистая красота кругом!
Тут они основательно расположились на отдых. Лешка проголодался, а ведь завтракал плотно. Поели сыр с чуреком. Очень вкусно!
- Давай сюда Лешка свой бинокль. Посмотрим, что делают наши гости.
Оарцхо перестал есть, стал смотреть в бинокль.
- Овец выгоняют. Увести хотят. Так! Трое военных, остальные гражданские. Во-о-от он! Я так и знал, что он приведет их. Сын Бачи. Ладно. А где же их лошади? Где-то внизу оставили с охраной. Мы туда пойдем, отберем для себя хороших лошадей.
Они стали спускаться к тому месту, где стоит Большой Чурт. Здесь когда-то давным-давно, лет триста назад, горец Бийсарха с братьями сделал засаду против банды похитителей людей. Банду уничтожили, людей освободили, но Бийсарха погиб. Этот чурт посвящен ему. В этом месте врагам разойтись невозможно - очень узко; победитель уходит, побежденные остаются… лежать на земле.
По мере приближения стали ступать осторожнее. Сквозь шум реки явственно слышалась русская речь. Оарцхо поднял руку. Они легли меж камней, прижавшись к земле. Оарцхо смотрел сквозь кустик.
- Трое. Двенадцать лошадей. Смелые! Хочешь посмотреть? Шапку сними. Выше куста не поднимай голову.
Действительно, их было трое, сидели у костра. У одного автомат, у двоих винтовки. Лошади стояли в стороне - им задали корм - у каждой на шее торба.
- Можно расстрелять, но шум поднимется, да и с этих гражданских дружинников начинать не хочется. Не по-мужски это. Разоружили и отпустили, а с теми немного поговорим. Ты автомат возьми в руки и стой здесь. Я пошел.
Оарцхо встал во весь рост из засады и стал спускаться, Лешка тоже встал и навел автомат на тех, кто сидел у костра.
Их сразу заметили.
- Эй вы, шакалы! Встать!
Они разом обернулись на окрик.
- Оружие на землю! Руки поднимите! Теперь назад отойдите чуть-чуть. Хорошо! Пистолет-мистолет есть? Нету? Жить хотите?
У тех со страха язык отнялся.
- Значит, не хотите?
- Хотим! Мы гражданские, мы не солдаты…
- Вы не гражданские. Гражданские с оружием не ходят. Вы - грабители, советские бандиты. Давай бег-г-гом до самого Орджоникидзе! Назад не смотрите.
Один тронулся с места, пошел, оглядываясь, потом побежал, остальные за ним.
- А ты не боишься, что они…
- Нет, не боюсь: они умирать не хотят. Собери оружие. Я лошадей выберу.
- Где мы их будем держать?
- Есть место у Хасана. Как-нибудь надо сохранить до весны; других отдадим отряду Хучбарова. Поехали навстречу остальным.
Они проехали с километр вверх, лошадей спрятали, а сами устроили засаду.
- Без моей команды не стреляй. Лишней крови не надо. Бьем сперва военных, энкеведешников, а потом, если окажут сопротивление, остальных. Ты вон за тот камень садись.
- Можно я из карабина?
- Можно.
Сперва показались из-за поворота Пихи и козел, глава стада, потом отара стала с блеянием спускаться в лощину, потом с оружием за плечами показались трое в форме НКВД и пятеро в гражданском. У энкеведешников были автоматы, остальные при новеньких карабинах. Шли они спокойно, не опасаясь засады, спокойная ночь придала им смелости.
Офицер- чекист шел, держа руки на автомате, который висел у него поперек груди, готовый в любую минуту открыть огонь, это был опытный и старый зверь, не лишенный боевой отваги. Черный дубленый полушубок ладно сидел на его плотном теле, глаза зорко смотрели из-под лакированного козырька. Он резко вскинул одну руку, фуражка с него упала, сам повалился лицом вниз. Двое остальных открыли огонь наугад. Гражданские залегли, стали отстреливаться. Второго энкеведешника сразила пуля Лешки, он повалился на бок и страшно кричал:
- Перевяжите мне ногу, я теряю кровь! Перевяжите мне ногу, а то я умру!
Третий военный побежал назад к повороту, но добежать не успел, подпрыгнул, оступился и полетел с обрыва вниз, в пропасть.
- Вы окружены! Сложите оружие, а то перестреляем всех до единого. Прекратите стрельбу!
Наступила тишина, кричал только раненый, и ему было не до сражения.
- Вставайте! Оружие на землю!
- А вы убивать не станете?
- Нет, кто выполнит приказ. Мы и так можем всех вас перестрелять. Быстро!
Один вскочил на ноги и резко отбросил от себя карабин. То же самое повторили еще двое.
- Отойдите в сторону, но не бегите.
Двое продолжали стрелять.
- Старик, если ты еще хоть раз выстрелишь, я убью тебя и того парня, что рядом с тобой. Они тоже поднялись, оставив оружие на земле.
- Отойдите к остальным.
Оарцхо встал из засады, но прежде чем спуститься вниз, сказал другу:
- Сиди на месте, приготовь автомат. Если со мной, что случится, всех убей. Одну очередь дашь поверх, чтобы поняли, что шуток не будет.
- Прямо сейчас?
- Да.
Оарцхо с винтовкой наперевес стал спускаться по откосу, а короткая автоматная очередь лишила остатки духа охотников за чужим добром.
- Мы же стоим… и все…
- Не стреляйте! - прикрикнул на свой «отряд» Оарцхо. - Они же сложили оружие.
- Да! Да! Мы сложили… Нас заставили…
- Никто вас не заставлял, не врите. Вы - добровольцы. Но…
Оарцхо подошел к корчащемуся на земле энкеведешнику, навел на него винтовку.
- Жить хочешь?
- Ты оставишь меня в живых?
- Я продам тебе твою жизнь за одно слово.
- Какое?
- Кто расстрелял стариков и больных в Волчьем Рву?
- Это не мы. Это истребительный отряд имени Черноглаза, командует старший лейтенант Черныш, сорок бойцов, все обстрелянные чекисты. Теперь добьешь?
- Нет. Договор - дело твердое. - Оарцхо махнул разоруженным рукой. - Забирайте его и айда. Сперва туго перевяжите ногу, а то вся кровь из него вытечет.
Оружие он оттащил подальше. Тут он заметил Пихи, который стоял, прижавшись спиной к горе, рот широко открыт, глаза осоловелые от страха.
- Иди сюда, - приказал ему по-ингушски Оарцхо. - Ты в штаны не наложил?
- Н-нет.
- Тогда снимай.
- Что снимать?
- Штаны.
- Зачем?
- А зачем они тебе?
- Я же, Оарцхо, ингуш, мужчина, родственником тебе прихожусь.
- Ты не ингуш, тем более не мужчина. Мужчина-ингуш врагов на своих не поведет. О родстве и говорить смешно. Снимай!
- Не позорь меня! - взмолился тот.
- Ты сам себя опозорил. Снимай! А то я тебе мужские «патроны» отстрелю. И зачем только их тебе Бог повесил?
Пихи сел на камень, снял чувяки, стал стягивать штаны из грубого шерстяного сукна.
- За родство кальсоны оставляю. Теперь возьмешь раненного на спину и понесешь. Бачи салам-моаршал передай. Чувяки не забудь одеть.
Нога энкеведешника была простреляна ниже колена, брючным ремнем перетянули выше колена.
- Давай идите!
- О, как больно! - застонал раненый, когда его взвалили Пихи на спину.
- Ничего - орден дадут, пенсию получишь. Водку выпьешь - хвастаться будешь, как смело воевал с ингушскими бандитами в горах Кавказа. Давай! Давай! Пошли!
Старший попросил:
- Дайте лошадь для раненого, одну.
- Вот вам лошадь, - Оарцхо указал на Пихи, - пусть тащит до самого города. Другой лошади не дам. Я вам жизнь дал - хватит.
Когда они скрылись из вида, Лешка сошел вниз. Он смятенным взглядом смотрел на убитого энкеведешника и пятна крови на снегу. Юноша побледнел, чувствовалось, что ему нехорошо.
- Первый раз так бывает у всех нормальных людей. Война - это кровь. Волчий Ров видел? Сперва так, потом люди привыкают к войне: бояться надоедает, кровь видеть не страшно.
- Ты это не первый раз, Оарцхо?
- Нет. В январе сорок второго года я участвовал в рейде в тылу немцев в Малгобекской стороне. Мы там десант уничтожали…

Хучбаров Ахмад

Встреча была назначена в Грушевой Роще недалеко от села Яндаре, а для экхов * пустили слух, что совещание главарей отрядов произойдет в Бартабос, туда энкеведешники направили четыре истребительных отряда, около трехсот человек и взвод энкеведешников.
Здесь на поляне полукругом сидело человек сорок. Абреки, что помоложе, заняли наблюдательные посты, чтобы ненароком враг не выследил их. Отряд Хучбарова Ахмада появился, словно вырос из-под земли.
Тамада сошел с коня и приветствовал собравшихся.
- Ассалам алейкум, братья! Да не дрогнет ваше сердце в бою!
- Ва алейкум салам, Ахмад! Удачи тебе в святой борьбе с чужеземцами!
Юноша- аккинец Пейзула отвел лошадь старшего в сторону и привязал к дереву. Пейзула был преданный замах Ахмада. Юноша не просто любил его, он его обожал, как кумира, как национального героя, каковым на самом деле Ахмад и был. Тамада же в свою очередь лелеял юношу и оберегал от пуль и других бед.
- Братья, пятнадцать лет я нахожусь в бегах, эти пятнадцать лет я, по мере моих сил, сражаюсь с нашими врагами. У меня есть опыт, как вести эту войну. Я пригласил вас, чтобы поделиться своими знаниями, и мы должны кое о чем договориться, согласоваться. Враги нас называют бандитами. Почему? Потому что собака умеет только лаять. И еще потому, что Господь не позволяет этим грязным керастанам говорить правду. Они хорошо говорят о трусах, предателях и доносчиках.
Мы - Ингушская Народная армия. Нас оставили здесь защищать Родину. Твердо усвойте это и запишите в своем сердце. Мне могут возразить: а что здесь защищать, если весь наш народ изгнан? Есть что защищать. Здесь остались могилы наших предков. Первым долгом мы должны их защищать. Костям наших матерей и отцов нужен покой. Обеспечим им этот покой ценою собственных жизней. В горах остались храмы, башни и склепы, построенные нашими предками много веков назад, святые места. Вчера истребительный отряд взорвал одну башню Гаркхоев. Мы их наказали, убили шесть человек, но башни уже нет. Тысяча лет она стояла, а теперь не стоит. Кто виноват? Я, Хучбаров Ахмад виноват, и вы галгайские конахи виноваты. Спрос с нас: или вы взяли оружие в руки, чтобы защищать свои души?
Наш народ изгнан отсюда со своей Богом данной земли. Но когда-нибудь он вернется. Это предсказали святые устазы. Он спросит с нас, с воинов Народной Армии. Он скажет: почему вы позволили чужакам разрушить башни, склепы, храмы и другие древние святыни отцов? Где могилы моего отца и матери? Где могилы моих братьев и сестер? Что мы им ответим, если не сможем защитить? Конечно, если бы хватило сил, нам следовало взять под защиту каждый камень, каждое дерево, каждый куст, каждую травинку. Что поделаешь, на это нас не хватит. Так возьмем под защиту самое дорогое, самое святое. Покараем смертью того, кто покушается на наши святыни. Считайте, что вы воины народа, оставленные при отступлении, для защиты самого дорогого - Чести народа. Вот, что я хотел вам сказать. И все же несмотря ни на что, мы обязаны соблюдать Законы Семи Запретов. Эти законы установили отцы-воины, а мы их потомки. Разве пристало нам уподобляться грязным дикарям, которые не щадят ни детей, ни женщин, ни немощных стариков, ни больных? Если мы примем их законы, то какая между ими и нами разница?
Дальше Ахмад говорил о строжайшей дисциплине, которая необходима для успешного ведения войны с чужеземцами.
- Не сбивайтесь в большие отряды, им легче будет с нами расправиться: пять, шесть, семь человек, самый большой - десять. Выбирайте тамаду - самого опытного, честного, отважного. Подчиняйтесь ему, как отцу. В наши земли заселяют осетин, грузин, русских и дагестанцев. Эти люди должны знать, что живут здесь временно. Объясняйте им это словом, а если слово не доходит до их ушей, тогда объясняйте силой. Если даже наш народ сто лет проведет в изгнании, и то не забудет Родину и не оставит ее никому. Придет час, и мы потребуем у захватчиков освободить плененную Родину. В тот день они смеяться не будут.
Встречу завершили чтением мовлата в честь грядущего возвращения народа в Отчизну.
Ахмад отозвал Оарцхо в сторонку, чтобы поговорить наедине.
- Кто это с тобой? Из какого тайпа?
- Тайп большой, - усмехнулся Оарцхо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37