Воины поддержат тебя, династы задрожат при одном упоминании твоего имени! Ты будешь величайшим из всех, кого знала эта часть света. Тебе будет принадлежать огромная власть!
– Власть! – сладко прошептал Ахей. – Что и говорить, он любил власть, как только может любить тот, кто вкусил ее. Одно дело – обладать властью по праву рождения, тогда она обыденна, а обыденное лишено сладости. Другое, когда ты взял что-нибудь с боем. Похищенная красавица – самая желанная из женщин. Снятый с убитого врага доспех достоин посвящения в храм. Захваченная страна люба более прочих. Недаром завоеватели основывают столицы великих держав именно на захваченных землях. Недаром лучшие сыновья рождаются от завоеванных женщин. Недаром лучшие рабы получаются из побежденных врагов. Злобные, коварные, сильные, заставляющие постоянно быть начеку, не позволяющие ни на миг расслабиться, дающие своей тайной ненавистью тебе силу.
– Будь, что будет! Я готов рискнуть. Но ты тоже рискуешь, ты знаешь, чем ты рискуешь.
– Я согласен разделить с тобой твою судьбу, царь! – низко склонил в ответ голову Гарсиерис.
Через несколько дней войско покинуло Сарды. Ахей вел его еще как наместник, но уже в славящейся вином Лаодикее, что во Фригии, он возложил на голову диадему. Солдаты приветствовали этот жест восторженным ревом. Они ликовали, но…
Но лишь до тех пор, пока не стала ясна цель похода. Ахей вел полки в Сирию, оставшуюся без царя и без войска. Он хотел захватить сердце Селевкидской державы и здесь дождаться, кто выйдет победителем из междоусобной войны: Антиох или Молон. А, может, коварный Гермий?
И войско зароптало. Солдаты любили своего полководца, но им вовсе не хотелось посягать на того, кто рождением и богом был поставлен владычествовать над Сирией. Большинство из них были родом из этих мест и с молоком матери впитали почтение к самому царскому имени. Ахей был любим ими, он был достоин называться царем, но он еще не был Александром, достойным свергать царей, поставленных божественной волей.
Сначала солдаты шептались, потом начали собирать сходки. Урезонить их не удавалось, а многие офицеры открыто сочувствовали недовольным. Ахей испугался: не задрожал, не затрясся в ужасе – обеспокоился. За его спиной не было ни преданной знати, ни наследственных владений, даже казна, и та была невелика. Бунт иль поражение ставили крест на его бурной жизни. А Ахей, хоть и был по складу своему авантюристом, ум имел государственного мужа. Он желал не только завоевывать, но и властвовать. Властвовать. Властвовать…
– Напрасно я последовал твоему совету! – упрекнул он Гарсиериса. – Мы проиграли, надо бежать.
Тот усмехнулся, ибо ему уж точно бежать было некуда.
– Ничего не случилось. Верней, ты должен сделать вид, что ничего не случилось!
– И как это сделать? Если я пойду дальше, мои гипасписты взбунтуются, они не хотят враждовать со своими же братьями. Если я поверну, они разуверятся во мне.
– А ты сверни! – посоветовал хитрый изгнанник. – Тут рядом Писидия. Говорят, очень богатая страна.
Писидия, бывшее владение Селевкидов, вот уже много лет не выплачивала царям положенной мзды. Это заслуживало кары. Ахей разорил Писидию, дав войску огромную добычу. Солдаты ликовали и славили своего повелителя. Расправившийся с Мо-лоном Антиох слал гонцов с грозными посланиями.
Что было делать? Идти вперед, в Сирию, куда уже спешили победоносные полки Антиоха? Возвращаться и ждать кары?
Ахей решил возвращаться. До него доходили известия, что Антиох намерен занять себя войной против Птолемея. Лидии ж грозил Аттал, призвавший на помощь галатов.
– Будь, что будет! – решил Ахей, которого отчего-то считали могущественнейшим и жесточайшим из владык того времени. – Будь, что будет…
3.4
Нельзя утверждать, что беда пришла к сагунтийцам внезапно. Тучи сгущались над городом уже не первый год. Основанный выходцами с Закинфа, Сагунт был богатейшим городом Иберии, привлекавшим алчные взоры соседей-турдулов. Но не турдулы, племя воинственное, страшили граждан Сагунта. Куда большие опасения вызывал безмерный аппетит пунов, шаг за шагом прибиравших к своим рукам леса и долы иберских племен. В поисках союзников в борьбе с пунами, сагунтийцы обратились к Риму, который помог Сагунту отстоять свое право на свободу.
Но сейчас у Рима доставало хлопот. На севере Апеннин буянили галлы, в Иллирии вновь подняли голову пираты во главе с неутомимым авантюристом Деметрием из Фар. Рим увлекся борьбой с этими врагами и на какое-то время перестал обращать внимание на события, происходящие на дальнем западе. Ганнибал-пун мгновенно воспользовался моментом.
Надо заметить, род Баркидов давно воспринимал Иберию своей вотчиной. Конечно, Карфаген был богаче, но торговлей, Иберия же изобиловала природно. Местные племена плавили на соломе золото, захватывая иберские селения, карфагеняне с восторгом находили там кормушки для скота, выплавленные… из серебра. Прибрежные воды изобиловали рыбой: скумбрией и тунцом, леса – медом, воском и смолой. Карфаген был прибежищем многих знатных родов, спорящих за влияние в городе, Иберия ж – свободна от свар властолюбивых аристократов и ненасытных купчин.
Гамилькар задумал превратить Иберию в личное королевство, лишь номинально зависимое от Карфагена. Он покорял племена и основывал города своим, именем. Он повелел поклоняться Мелькарту, чья могила находилась в Гадесе, в то время как прочие пуны отдавали первенство Тиннит. Карфаген освящал серебро профилем волнокудрой богини, Гамилькар приказал чеканить лик Мелькарта – покровителя сильных мужей: путешественников и воинов.
Также воспринимал иберские земли и Гасдрубал, повелевший возвести в Карфагене столь грандиозный дворец, что даже непосвященному становилось ясно: это резиденция правителя, а не разжиревшего торгаша. И любая претензия оспорить их власть в Иберии воспринималась Баркидами как личное оскорбление. Потому-то Ганнибал не мог допустить процветания дерзкого греческого города, претендовавшего быть независимым и союзным враждебному Риму.
– Сагунт должен исчезнуть! – решил Ганнибал.
Сначала он разжег смуту в самом городе, подбив нескольких видных граждан выступить за союз с пунами.
– Ганнибал велик! Он могущественнее, он благороднее римлян! Хотим иметь другом Ганнибала! – кричали они.
Отцы города воспротивились этим намерениям, ибо не желали верить пунам, чье коварство известно всему миру. Споры переросли в кровавые столкновения, конец которым положила казнь ганнибаловых клевретов.
Едва сагунтийцы избавились от одной напасти, как пришла другая. В земли Сагунта вторглись турдулы – дикари, подкупленные Ганнибалом. Нападение было отражено, и тогда Пун представил все так, будто бы это сагунтийцы напали на беззащитных соседей. Запахло большой войной. Отцы города в панике отправили гонцов в Рим. Римляне, наконец, соизволили обратить внимание на то, что происходит в Иберии, и тоже отправили – послов к Ганнибалу. Ганнибал вежливо принял гостей, пообещав, что войны с греками не будет. Едва же послы отбыли восвояси, пунийская армия ринулась на Сагунт.
Окрыленный успехами в сражениях с иберскими племенами, Ганнибал рассчитывал захватить город с налета, однако греки оказались настороже. Ворота были накрепко заперты, на стенах стояли воины.
– Раз не желают впустить меня по доброй воле, войдем со злом! – решил Ганнибал. – Я не хочу кровопролития, но этот город – словно бельмо на глазу! Пора взять острый нож и срезать бельмо!
На могучем черном скакуне Пун лично объехал позиции, выбрал место для приступа и приказал установить здесь тараны.
Но сагунтийцы и сейчас не спасовали. Место штурма заняли отборные воины, среди них – меткие стрелки. Вскоре трупы пунов испятнали землю под стенами. Когда же осажденные подтащили тараны, сагунтийцы высыпали за стену и устроили здесь побоище. Ганнибаловы наемники, не ожидавшие подобной прыти от горожан, попятились, бросив на произвол судьбы стенобитные орудия. Ганнибал с Махарбалом бросились на выручку, и оба получили по ране: Махарбал схлопотал стрелу в руку, а Ганнибалу какой-то ибер рассек дротиком бедро.
Рана оказалась болезненна, и Пун на время оставил дела. Его воины неторопливо копошились вдали от стен, сооружая осадные башни, а сагунтийцы крепили стены да слали посланцев в Рим, взывая о помощи. Но сенат медлил с ответом, размышляя. Когда же он принял решение вмешаться, Ганнибал выздоровел.
– Мы погорячились! – заявил он приунывшим соратникам. – Теперь будем действовать осмотрительней.
Он отдал приказ штурмовать город сразу в нескольких местах. Загрохотали тараны – стены поддались. Ганнибал послал в Сагунт парламентеров.
– Лучше сдаться! – предложили те. – Ганнибал, сын Барки, милосерден.
Сагунтиицы, все еще рассчитывавшие на помощь римлян, отказались. Тогда карфагеняне предприняли штурм одной из брешей. Тысячи сверкающих доспехами воинов покрыли пространство перед городом. Горожане вышли за стену и в жарком бою одолели врагов. Первыми побежали ненадежные наемники-иберы, за ними – африканцы. Ликующие сагунтийцы сожгли тараны и с победными криками вернулись в город.
Именно в этот, столь неудачный для пунов день, к лагерю Ганнибала прибыли римские послы. Ганнибал отказался принять их.
– Высокородному сыну Гамилькара сейчас не до этого, – сообщил послам вездесущий Карталон. – Он обедает.
Послы – Публий Валерий Флакк и Квинт Бэбий Тамфил – переглянулись.
– А после обеда?
– После обеда высокородный будет спать! – ответил, Карталон, почесав прыщ, некстати выскочивший на кончике носа.
– А когда проснется? – настаивали послы.
– Наступит время завтрака.
Тамфил побагровел, более выдержанный Флакк, сжав в кулак всю свою волю, продолжал оскорбительный разговор.
– А после завтрака?
– После завтрака высокородный будет командовать войсками, штурмующими стены. Как видите, он занят! Круглый день занят! Кроме того, хочу сообщить вам, как друг, что высокородному трудно гарантировать вашу безопасность. В здешних лесах бродят шайки иберов.
– А если…
– Как я понимаю, твой господин не желает разговаривать с нами?! – бесцеремонно перебил товарища разъяренный Тамфил.
– Очень верно понимаешь, друг мой! – с ехидной улыбкой подтвердил Карталон. Отведенная ему роль была по душе карфагенянину.
Послы несолоно хлебавши отправились в Рим, а Ганнибал стал готовиться к новому штурму. После двух неудач он отбросил прежнее легкомыслие. Сагунт оказался неожиданно крепким орешком, не поддавшись ни наскоку, ни штурму. Тут нужно было придумать нечто такое, от чего задрожали б поджилки даже у самоуверенных греков. Ганнибал думал недолго.
– Более прочих я уважаю Александра и Пирра, но сейчас мне нужна помощь Полиоркета, который лучше других умел штурмовать города.
Силен, эллин, служивший Ганнибалу пером и словом, раскрыл ларь с книгами. Даже в Риме было известно, что Ганнибал сведущ не только в воинском ремесле, но и в изящной словесности. Он знал все языки той части света, где распространяли свое влияние карфагеняне – языков десять, не меньше. В том числе и язык эллинов, причем добротный литературный, а не грубое койне, был ведом наследнику Гамилькара. Он сносно цитировал Гомера и Геродота. В походной библиотечке Ганнибала имелось немало греческих книг, в том числе и та, что описывала подвиги Деметрия, царя Сирии и Македонии, прославившегося искусством штурмовать города. Книга – длинный, истрепанный по краям свиток папируса – расписывала невероятные подвиги Деметрия, были там и рисунки изобретенных тем механизмов. По ним Ганнибал приказал соорудить громадную башню в пять этажей. На пятый, самый верхний ярус взобрались воины, а ниже поставили баллисты и стрелометы. В назначенный день тысяча воинов и двести самых крепких лошадей впряглись в похрустывающие канаты. Башня медленно, шаг за шагом, приблизилась к стенам, и установленные на ней орудия начали погибельную работу. Они смели со стены всех защитников, а затем вперед двинулись воины-африканцы, которые разобрали наскоро залатанную брешь и ворвались в город.
Предвидя такой итог, осажденные успели возвести за проломом резервную стену, что мало смутило Ганнибала.
– Теперь их песенка спета!
На захваченную стену втащили батареи метательных орудий, принявшиеся засыпать врагов стрелами и камнями. Его воины постепенно, словно прорывающая плотину вода, просачивались в город, захватывая дома и спешно возводимые сагунтийцами стены.
Сагунт не спасло даже начавшееся восстание варваров-оретанов. Разбитые и покоренные Гамилькаром, разбитые и покоренные Гасдрубалом, разбитые и покоренные Ганнибалом, варвары восстали вновь. Ганнибал разозлился не на шутку.
– Больше я не буду милосердным!
Назначив Махарбала командовать штурмом, он тайно покинул лагерь с несколькими полками воинов. Оретаны, уверенные, что Ганнибал по-прежнему торчит под Сагунтом, были пренеприятно изумлены, когда ни них, не готовых к битве, обрушились нумидийские конники. Казнив главарей мятежа и взявши заложников, Ганнибал поспешно возвратился. Все было сделано так быстро, что сагунтийцы даже не заметили отсутствие предводителя карфагенян.
Город агонизировал. У защитников подходили к концу последние припасы, на исходе были и физические силы. Горожане жрали крыс и все больше падали духом. Влиятельный сагунтиец Алкон на свой страх и риск решил попробовать договориться с Ганнибалом. Под покровом ночи он выбрался из города и был приведен в неприятельский лагерь. Ганнибал принял беглеца.
– Готовы говорить о мире? – спросил он, не предлагая Алкону присесть. – Это хорошо. Но почему вы не говорили об этом раньше? Где ты был со своим словом о мире, когда мое войско подходило к городу? Где ты был, когда сагунтийское копье пронзило мне ногу?!
Ганнибал грозно уставился на заробевшего горожанина. Крупное лицо пуна искажала сердитая гримаса, выпуклые глаза метали молнии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62