-- Запросто! Он ритмичный. -- Сменив в кресле собакомедведя, Лиза потянулась к трубке.
-- Добрый день, -- пропело ей в ухо ласковое сопрано. -- Слушаю вас со всем возможным вниманием.
-- Здравствуйте! Моргенмильх, шестнадцать-сорок, пожалуйста.
-- Вы не будете так любезны повторить номер? На линии помехи.
-- Моргенмильх, шестнадцать-сорок! Слышно?! Алло!
-- Спасибо! Поняла вас. Соединяю...
-- ...Алло, алло! -- голос абонентки был мечтательным и тягучим. --Цецилия на проводе. С кем имею честь?
-- Здравствуйте, меня зовут... Бетси. Мы только переехали в этот район, и я впервые в магазине "Зайди, не ошибешься". Мне сразу понравилась ваша фотография. Такая располагающая внешность, а имя просто волшебное. Не могу ли я попросить у вас два литра парного молока?
-- Ну конечно, прелесть моя! Чудесный выбор, не пожалеешь. Ты возьмешь с собой утреннюю свежесть, ароматы лугов, тихий звон колокольчика в росистой траве. Уверяю, завтра ты придешь сюда снова -- ко мне за молоком. Я отключаюсь, чтоб приготовить тебе посылочку, Бетси! Ку-ку! До завтра!..
-- Сиди, сиди. Я обслужу. -- Пломбир, заботливо выхватив бидон из Лизиной корзинки, хлопотал возле открытой секции Цецилии. Из запечатанного пакета с надписью "Стерильно" он извлек короткий обрезок шланга веселенькой пестрой расцветки, ловко надел его на блестящий кран, торчащий над нижней полкой, и водрузил на полку -- на единственное пустое место посередине --бидончик престарелых фей. Затем услужливый дояр повернул вентиль, отчего вокруг крана возникло перламутровое сияние, и обернулся к девочке.
-- Готово! Сейчас польется.
"Пока, вроде, все нормально, -- думала Лиза. -- Бидон у тетушек самый обычный, белый, таких здесь, наверное, тысячи. Похоже, удастся вернуться спокойно. Но что потом? С чего начать? Где искать Печенюшкина? Кто подстроил эти козни? Ох, одни вопросы..."
Невеселые ее размышления прервало журчание. Вот оно прекратилось, вентиль повернулся, растаял шланг, и крышка сама накрыла бидон.
-- Возьми с собою утреннюю свежесть! -- пропел собакомедведь. -- Тебе далеко нести? Можно вызвать разносчика с самоходной тележкой. Хочешь? Он довезет.
-- Нет, нет, нет, я сама!.. Люблю ходить пешком. Места новые, красивые, да и недалеко. -- Лиза неопределенно махнула рукой в направлении, противоположном домику фей. -- Ну-ка, поглядим на молочко! -- она подняла крышку. -- О-ой!!
Розовая маслянистая жидкость внутри одуряюще шибала в нос земляникой и еще чем-то, безусловно, парфюмерным.
-- Что такое? -- Пломбир одним прыжком подскочил к бидону. -- Ого! --Он обмакнул в жидкость лапу, тут же облизал ее и немедленно оглушительно чихнул, затем еще раз и еще.
-- Сампунь... -- бормотал незадачливый рекламный агент, утирая лапой пасть, откуда лезли розовые мыльные пузыри. -- Семлянисьный... Фот лассеянная тула! Уфолю!.. Потости, я плополоссю лот!.. -- он исчез за боковой дверью, прихватив бидон.
Раздосадованная Лиза вновь подняла трубку.
-- Моргенмильх, шестнадцать-сорок, пожалуйста!
-- Соединяю! -- голос телефонистки показался обиженным.
Когда трубку сняли, Лиза не стала дожидаться реплики абонента.
-- Что вы мне подсунули, -- прошептала она, чуть не плача. -- С ума сошли? Как, по-вашему, я должна этим пользоваться? Прийти и намылить вам шею?
-- Миллиард извинений, о богиня! -- хриплый МУЖСКОЙ голос в трубке быстро-быстро проговаривал слова. -- Вы недовольны моим планом, моими скромными заметками? Да, во главе Совета я наметил Розарио. Но мы же все так решили в прошлый раз! И это только пока! Важно взять власть, сместить неудобных! Едва лишь наша пятерка станет у руля, венец Великого Мага незамедлительно окажется на вашем гордом победоносном челе. Никаких сомнений! Сегодня в девять! У меня, как и договаривались! Лобзаю ваши золотые следы! Жду! Вы придете?
-- Договорились... -- шепнула похолодевшая Лиза и нажала на рычаг отбоя.
На несколько мгновений она, сжавшись, застыла в кресле, затем подняла трубку опять.
-- Простите, это говорят из магазина "Зайди, не ошибешься". Я постоянно забываю номер своего друга. Вы только что соединяли нас. Напомните, ради Бога, если вам не трудно.
-- О, пожалуйста! -- звук в микрофоне словно качался на невидимых волнах, то нарастал, то затухал, едва не исчезая.
-- Моргенмильх, семнадцать-сорок! Это вы извините нас. Колебания магнитного поля -- сегодня на линии досадные помехи! Алло, вы слышите меня?!
-- Да, спасибо, всего доброго... -- Лиза отодвинула аппарат и откинулась в кресле как раз вовремя. В зал торжественно вплывал Пломбир, все с тем же бидоном и потрясающим букетом дымчато-палевых хризантем.
-- Абсолютно случайная неувязка! -- объявил он, избегая однако смотреть Лизе в глаза. -- Одна на миллион! Бидон я лично вымыл ключевой водой. Стерильность гарантирована! Сейчас в нем истинный образец непревзойденного творчества Цецилии. Примите подарок фирмы, -- он ловко пристроил цветы под мышку клиентке. -- Позвольте, я сам отвезу вас домой!
-- Благодарю, -- сухо ответила Лиза, -- но провожать меня не надо. Не скрою, нашей семье предстоит трудный вечер. Обдумать, отведать, отведать, обдумать... Возможно, я зайду к вам еще. До встречи, господин директор!
-- Большой гудбай, Бетси! -- произнес собакомедведь, но в вялом его голосе можно было ощутить и легкий отзвук надежды...
Лучшим садовником Фантазильи всегда был Розарио. Одно за другим наслаивались столетья на хищный шампур времени, сменялись чередой поколения, войны и революции сотрясали планету. Леса истреблялись и насаждались, сгорали и возрождались опять, но менялись лишь детали прически, и никуда не исчезала, на счастье всего живого, зеленая шевелюра Земли.
Розарио, искуснейший парикмахер природы, до недавнего времени казался совершенно довольным жизнью...
Очевидно, стоило прибавлять к его имени числительное, Розарио Двухсот Первый, скажем, или Тысяча Сто Семнадцатый. Вот только никто бы не смог назвать правильный номер -- к началу летописей Фантазильи род Розарио --потомственных садовников -- существовал уже давным-давно.
Непостижимо, как это случалось, но у каждого предыдущего Розарио непременно рождался хотя бы один сын. Если же сыновей было несколько, то талант садовника проявлялся лишь у старшего.
Другие братья становились кузнецами и портными, полководцами и мореплавателями, учеными и художниками -- да кем угодно. Их имена, тоже славные порой, в конце концов растворялись в веках. Но тысячу лет назад, как и теперь, сказать "Главный Садовник Фантазильи" означало сказать "Розарио"...
Итак, нынешний Розарио, как и все его пращуры, еще несколько месяцев назад считал себя почти счастливым. Лишь один едва заметный червячок подтачивал его душу. Садовник, занимаясь любимым искусством, постоянно ловил себя на зависти к природе, создающей зачастую еще более прекрасные композиции, чем он сам. Умница Розарио, прекрасно понимая, что Господа Бога ему не превзойти, тем не менее втайне страдал и все реже оставался доволен делом собственных рук.
Когда в Фантазилье был создан Отбеливатель Зависти, Розарио не кинулся туда одним из первых, словно предчувствовал дальнейшую судьбу. Долгое время он прикидывал, взвешивал и только год спустя решился... Хитроумное волшебное устройство утомило садовника до одури: просвечивало, обмеривало, задавало сотни неожиданных, нелепых, казалось бы, вопросов, просвечивало опять...
Приговор машины ошеломил Розарио. " Талант близок к абсолютному. Призвание -- устроитель государственных переворотов".
Главный садовник не воспользовался летающей беседкой, отказался от навязчивых услуг говорящей кареты, не сдержавшись, впервые в жизни плюнул в сердцах на развязный, нагло стелющийся под спину ковер-самолет. Домой он приплелся за полночь, со стертыми ногами и, не замечая боли, рухнул на кровать, продолжая думать.
Дело в том, что Отбеливатель Зависти не ошибался НИКОГДА, так уж устроили его лучшие маги во главе с Федей и Печенюшкиным.
Выходов из ситуации просматривалось несколько. Первый -- обратиться в Совет Магов, затем к врачам, все забыть, получить в придачу стойкую неприязнь к Отбеливателю и вернуться к прежней, вполне счастливой жизни. Но какой позор! И нет полной гарантии, что тайна, известная столь многим, не выплывет вновь на свет.
Второй выход -- броситься с вершины баобаба в знаменитый водопад Холодрыга, ответив ударом о камни на жизненный удар. Этот вариант манил больше, чем первый, но, тем не менее, отпадал. Розарио-младший, единственный сын садовника, был еще слишком юн и не успел получить от отца все секреты фамильного мастерства.
Выход третий -- загнать ужасный секрет в глубину сознания и жить дальше, надеясь, что любимый труд излечит от тягостных раздумий. Его и выбрал Розарио, отгоняя мысли о последнем, четвертом, выходе.
Утром он вернулся к хлопотным обязанностям, еще не подозревая, что стал другим за эту ночь... Мелькали дни, текли недели, месяцы шествовали неспешной походкой. Подстригая кусты, разбивая цветники, меняя обустройство парков, Розарио постоянно строил в голове модели нового общественного обустройства.
Он как бы играл сам с собой, решая незаметно, для собственного удовольствия, сложнейшую затейливую головоломку. Вначале она походила на беспорядочную кучу мелких деталей: винтиков, пружин, пластиночек, колесиков, превращаясь с каждым днем -- все ближе и ближе -- в огромный хитрый механизм. И вот, когда несколько последних крохотных пружинок уже готовы были стать на нужные места, во сне Розарио впервые появилась дама в черном.
Маэстро Мизерабль вовсе не помышлял об Отбеливателе Зависти. Поэт, прозаик, драматург, критик, он работал много и плодотворно. Творческие мучения были ему чужды. Рука с лебединым пером никогда не замирала подолгу над чистым листом бумаги.
Все созданное Мизерабль немедленно издавал. Книги его выходили на прекрасной бумаге, в добротных переплетах, порой даже с талантливыми иллюстрациями. Одна беда -- публике они не нравились.
Но несколько читателей (тоже литераторов) у бедняги все-таки имелось. Изредка, устав от создания шедевров, они изучали написанное друг другом, договариваясь о каждом таком случае заранее. Потом коллеги собирались вместе, и каждый долго хвалил приятелей, ругал удачливых соперников и делился планами: как привести фантазильцев к пониманию истинных ценностей.
Ветвями махала рябина,
Упрямо спорила с дождем.
Ей вторила соседняя калина,
Восхищаясь вспухнувшим ручьем.
Трах в голове -- раскаты грома!
Блеснула молния, шутя,
И распласталась в поле где-то...
Не полюбил ли я тебя?!
Перечитав заключительные строчки, Мизерабль вспотел от восхищения и остро позавидовал сам себе. Поэма "Вымах мги", бесспорно, возглавит список его работ. А какова сила последнего созвучия: "шутя -- тебя"! Любой удачливый ремесленник срифмовал бы "любя -- тебя", но это же плоско! Это лежит на поверхности. Вообще, кумиры толпы легковесны. Он же, Мизерабль, --истинный добытчик литературной пушнины, бережный старатель на золотых приисках словесности. Но время лжепророков уходит. Глупое, счастливое, ничего не зная, оно бежит, приплясывая, к волчьей яме с острыми кольями внутри, замаскированной желтыми фальшивыми цветами. Падение, крик, удар!.. И все... Остались считанные дни, только бы дождаться.
В нормальной жизни, во всем, так или иначе не связанном с литературой, Мизерабль был не глупее других. Вот только жаль, что нервный сочинитель даже самые обыденные вещи умудрялся пропускать через призму своей поэтической фантазии. Простой убегающий гриб в лесу или жареный петух, вылупляющийся из обеденного стола, непременно вдохновляли поэта на создание нескольких метров корявых образов. Сам себя Мизерабль с недавнего времени стал уподоблять ослепительному бриллианту, парящему над толпой слепцов. И вот теперь неземной красоты рука готова убрать повязки, приросшие к глазам обитателей Фантазильи... Да, судьба поэта волшебно изменилась с тех пор, как в его снах впервые появилась дама в черном.
Самый страшный миг в своей жизни Сморчков-Заморочкин отчетливо помнил вот уже двести двадцать лет. Крепостной из Шипиловки, небольшой подмосковной деревеньки, последние два года в ту пору он состоял в услужении у барина.
Михаил Анатольевич Шипилов-Трудный, блестящий лейтенант флота, вышел в отставку после знаменитого Чесменского сражения. Военный талант, мужество, отчаянная, граничащая с безрассудством храбрость -- все предвещало ему завидную, стремительную карьеру. Чудом спасшись с взорванного линкора, раненый, Шипилов не оставил поля боя. Перейдя на брандер, молодой офицер, вместе с однокашником, лейтенантом Ильиным, сумел в дерзкой вылазке поджечь вражеский корабль. Вспыхнувший пожар охватил другие турецкие суда, вся неприятельская эскадра запылала. Победа была полной. Русский флот завоевал безраздельное господство в Эгейском море.
Чины, ордена, богатства -- милости императрицы щедро осыпали победителей. Всех... кроме Михаила. Контр-адмирал Грейг, невеста которого была неравнодушна к красавцу лейтенанту, из зависти оклеветал удачливого соперника...
Выписавшись из госпиталя, Шипилов подал в отставку, поставив крест на военной карьере.
Пощечина адмиралу, отказавшемуся стреляться, стала единственным его утешением. Любовь обворожительной барышни -- увы -- оказалась недолговечной. Добровольный изгнанник в расцвете лет, сил и талантов засел в своей Шипиловке и там, чтобы не спиться от тоски, вскоре поставил выписанный из Голландии лесопильный завод.
Энергия и деловая хватка стосковавшегося по активной деятельности отставника совершили необычайное, поставив на уши сонную деревушку с населением в семьдесят восемь душ. Дело, словно на дрожжах, разрасталось. Появились обширные заказы для флота. В Шипиловку на заработки потянулись окрестные мужики, отпущенные хозяевами на оброк. Шипилов-Трудный в считанные месяцы баснословно разбогател, приобретя вместе с деньгами легкие признаки классического русского самодурства...
Князь Пимен Пименович Сморчков-Заморочкин в княжеское достоинство некогда возвел себя сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52