И для постройки крепости на ее поселье с Наной заключили договор: обид ей не чинить, хозяйство ее не трогать, выплачивать арендную плату в виде продуктов или чего другого, защищать от врагов. Так и было все эти годы — договор блюли свято. А с приходом сюда полусотни Стояна между бабкой и гарнизоном завязалась настоящая дружба: Нана оказалась еще какой полезной! Она не только врачевала раненых, неизвестно как умела распознать приближение врага, обман караванщиков и прочие неприятности и напасти. Если воины поначалу ее побаивались, то теперь стали крепко уважать, а Стоян не стеснялся спрашивать совета.
Как и говорил Яська, четыре раза в год через заставу проходил торговый караван из степичей, и с ним отправлялся по очереди десяток воинов в качестве охраны в дороге. А потом с этим же караваном возвращался, то есть каждый воин из гарнизона ежегодно имел отпуск месяца полтора. А потому почти у всех в Граде была либо семья, либо невеста. Никогда не ездили в столицу только Вереск, Стоян да Рысь, ну и еще деды, конечно, да Нана. Потому как ездить им туда не к кому.
Вереск — сирота, подкидыш, родителей своих не знает вовсе. Жил из милости у одной доброй женщины в лесной деревеньке, как на чал себя осознавать. Жили бедно, но Вереска 'та женщина не обижала, учила ставить силки и капканы на зверя, стрелять из самострела, читать лесные следы, ловить рыбу и находить съедобные корешки и травки. И кто знает, как сложилась бы у Вереска судьба, да набрели на их деревеньку корявни и утащили его приемную мать на свое капище. Было Вереску уже лет десять, от корявней он сумел убежать и долго-долго скитался по лесам один: одичал уж было совсем, обносился напрочь и отощал без хлеба. Да, к счастью, наткнулся на него однажды конный дозор Стояна, такой же, что нас от корявней выручил. Вот с тех пор и живет Вереск на заставе, теперь уже как полноправный дружинник.
У Стояна семья погибла, а как и когда-то Вереску неведомо. Рыся же невеста бросила. Перед самой свадьбой сбежала с заезжим торговцем. Так что я в случае с ним в самую точку попала. С тех пор вот уж года четыре Рысь на женщин и смотреть не хочет. Только с Наной иногда разговаривает. Ну а Нана — она из древ них, уцелевших. Сколько ей лет, поди и сама не знает. Поначалу не общалась с соседями-воинами, это Стоян сумел с ней дружбу завести. Из каких таких древних и от чего уцелевших, Вереск не знал. Надо будет Яську порасспрашивать или к самой Нане подкатиться. Вопросов-то у меня ой как много накопилось!
И еще рассказал мне Вереск, что Рысь — сын рабыни, сбежавшей из каравана степичей. А родом она из поморичей. Как и почему попала в гарем к богатому степичу — скотоводу, не известно. За строптивость продал ее скотовод купцу, ведущему торговлю с полесичами. Тот влюбился в красивую рабыню, обращался с ней ласково, дал определенную степень свободы. А когда вроде бы добился покорности, взял с собой в поездку к полесичам. Вот там, в Граде, она от него и сбежала. Приютили ее и спрятали сердобольные люди, купцу не вы дали. После того как караван ушел, стала жить она, не прячась, на жизнь зарабатывала, стирая белье. А вскоре родила Рыся. Кто был его отцом — скотовод или торговец — никто так и не узнал, и статями, и мастью Рысь пошел в мать, от степичей ничего ему не перепало. А красивую поморянку вскоре сосватал один из княжьих воинов. Рысь же, подросши, тоже пошел в княжью дружину, как и его приемный отец. Потому Вереск и сказал, что оба они здесь такие же чужаки, как и я. Такие вот истории.
Дни тянулись за днями. Нана пропадала где-то по своим делам, приходила поздно. Я от нее пока ничего толком так и не разузнала. Меня по-прежнему опекали Яська с Вереском. После долгих уговоров согласились они познакомиться друг с другом. И оба были страшно довольны таким знакомством. Особенно Яська — скучно же веками сидеть под печкой. Поговорить не с кем, мыши не в счет — глупые. Зато теперь частенько сидели мы втроем за самоваром и вели речи обо всем на свете. Если вдуматься, компания получалась — зашибись! По жалуй, скажи мне кто-то, что я буду гонять чаи в обществе таких экзотических персонажей, я бы его за обкуренного приняла. Честно говоря, я и в своем-то здравии временами очень сильно сомневалась.
Я узнавала все больше нового об этом мире, куда судьба закинула меня ни за что ни про что. К примеру, что в незапамятные времена жили здесь другие племена. Их и называли — древними. Кстати, мраморный туалет — из тех же времен. Нана, спасаясь, кое-что прихватила с собой в эти дебри из своего дворца. Яську — тоже. Что там у них произошло, от чего спасалась Нана — выяснить мне не удалось. Яська и сам ничего не знал толком. Твердил только о каком-то зле, пришедшем в их благословенный мир.
Вереск знал еще меньше. Говорил, что древние занимались магией, что осталось их по всем землям считанные единицы. Что есть среди них добрые, как Нана, а есть злые, и с ними лучше не встречаться. А племена полесичей, степичей и поморичей поднялись из дикости, образовали свои государства, наладили промыслы и торговлю и очень долго воевали друг с другом. Потом сумели замириться, но не до конца. Время от времени снова вспыхивают войны. Для того и нужны заставы навроде Стояновой. Для того да еще как защита от корявней и прочей пакости. Что где-то на севере высятся Неприступные горы, и живут там совсем уж дикие горичи. Торговлю они ни с кем не ведут, в горы никого не пускают, а на полесичей, что стали селиться в предгорьях, часто совершают кровавые набеги. И Стоян долгое время служил там на предгорной заставе.
Но мы не только за чаем да разговорами время проводили. Иногда Вереск исчезал на два-три дня. Либо уезжал на разведку с конным разъездом, либо уходил с той же целью один. Я всякий раз волновалась за него, а Яська меня успокаивал и говорил, что прознал бы про беду с Вереском, случись такая. В конце концов он начал меня понемногу учить своему ведовству. И мне, на удивление, легко это давалось. Скоро я уже могла мысленно находить нужного мне человека. Легко угадывать эмоции окружающих.
Причем не только людей, но и нелюдей, и зверей тоже. А еще отводить глаза — качество весьма полезное. Я так увлеклась новой для меня наукой, что пыталась уже самостоятельно заниматься телекинезом и телепортацией, но пока без особых успехов. Нана, когда узнала, посоветовала не гнать лошадей — всему свое время.
Вереск же начал учить меня воинским умениям: стрелять из лука, владеть мечом и копьем, метать боевые ножи. Дядька Скор (местный интендант) выдал мне по приказу Стояна весь воинский припас. Правда, долго искал чего поменьше размером да полегче по весу. А вот кольчуга для меня нашлась сразу. Первая кольчуга Вереска. Ее залатали, начистили — подогнали, короче. Я надела ее один раз. Ребята, да чтобы я этакую тяжесть на себе таскала! Да ни в жизнь! Это в подкольчужной рубахе да в этом железе, да в жаркий день, да еще и руками махать! Вот мазохисты не знают, где им полный кайф! Небось забросили бы сразу свои ремни и плетки.
Воинская наука давалась мне с трудом. Со всем не то, что Яськина. Думаю, Вереск со мной изрядно намучился. А стрелы все равно летели куда угодно, но только не в цель. Ножи упорно не хотели втыкаться. Только копье мне более-менее подчинялось. Но копье — оружие одноразового использования. Большой популярностью, кстати, оно у полесичей и не пользовалось.
Мало-помалу к процессу моего обучения ста ли подключаться другие воины. Всякий наперебой старался объяснить мне, как правильно держать руки, как ставить ноги и т. д. Ничего не скажу о своих непрошеных учителях плохого, они честно старались научить меня. Но от их учения я чувствовала себя полной бездарью. О! Ленка бы тут на девятое бревешко кипятком писала, как в малиннике бы выцветала. А я страшно злилась, и оттого совсем ничегошеньки у меня не получалось. Наконец обозлилась я на всех и все, собрала свою воинскую справу и пошла в лес за тын, впервые одна.
Далеко уходить не рискнула. Вскоре нашла небольшую поляну, притаранила из кустов валежину, установила ее вместо мишени и стала вспоминать все, чему учили меня эти педагоги хреновы. Так держим лук, так натягиваем тетиву, так придерживаем стрелу. Я нашла глазами сучок на валежине и вдруг!… Мне стало ясно, как все надо делать! Я очистила сознание от посторонних мыслей. Сейчас я была стрелой на натянутой тетиве. Я видела цель! Я стремилась к ней! Руки сами сделали то, что должно — не зря же столько времени тренировалась! Я вообразила себя стрелой, рванулась вперед с тетивы и, пропев в воздухе победную песнь, вошла точно в намеченный сучок! Уф!!
Великие Кедры! Это тоже часть вашего дара? И ответ пришел: «Да!» Я расстреляла все стрелы, и все попали точно в цель! Во, Робин Гуд прямо получился. Собрала стрелы и попробовала метать ножи. Точно так же представила, что я нож, и устремилась к цели, которую сама же и наметила. Есть! Я утыкала всю валежину стрелами и ножами, как ежа иголками. Видели бы меня сослуживцы, чем я занимаюсь и как выплясываю от радости, что научилась в цель попадать — быть бы мне в психушке.
А когда я вернулась на заставу, ох, и нагорело мне от Стояна за самовольную отлучку:
— У меня забот хватает и без того, чтобы вытаскивать из переделок глупую девчонку! Леса не знает, топи кругом, корявни шныряют близко, волколаки появились, а она прогуляться захотела!
Стоян, будь его воля, пожалуй, отшлепал бы меня. Я представила, как бы это выглядело, особенно, узнай он, что этой «девчонке» лет-то, пожалуй, поболе, чем ему самому, и совершенно неприлично фыркнула. Ну и чтобы уж окончательно выглядеть полудурком, чмокнула Стояна в щеку и убежала. Кажется, сделала я это зря.
На следующее утро я поразила всех воинов своей меткостью. Учителя мои добровольные страшно гордились, и каждое мое попадание бурно приветствовали. И только два человека, похоже, никак не отреагировали — это Рысь и Стоян. Блин! У меня даже настроение испортилось. Ну Рысь — это понятно, для него мое присутствие здесь, что быку красная тряпка, женоненавистник хренов. А Стоян-то что? Не ужели моя идиотская выходка так его обидела? Вот и буду теперь думать, как с ним помириться. Заняться мне больше нечем.
А заняться как раз было чем. Пришла мне в голову одна идея. Ну ее же сразу и проверить надо! Вот я и улизнула опять за тын. Правда, теперь уже в тыл — на берег озера. Насобирала веток, сложила кучкой, уселась рядом. Снова, как и на поляне, прогнала все мысли из головы и стала представлять огонь. Я просто видела, как яркие язычки пламени плясали на ветках, как чернели и съеживались эти тонкие веточки. Как вспыхивали ярче огненные лепестки и тянулись вслед налетевшему ветерку, как взлетали искры… И ветки вспыхнули! Разом занялись все прутики, яркие всполохи огня неистово заплясали, сразу потянуло от костерка теп лом. Вот это тепло и убедило меня окончательно в реальности происходящего. Костерок весело потрескивал, а я от радости вытанцовывала вокруг него что-то среднее между цыганочкой и ламбадой. Хорошо, никто не видел. Ох, частенько я что-то стала вести себя несколько странно для нормального человека.
Через пару дней ко мне подошел старший конюх — хромой и мрачноватый Молчун. Имя как нельзя более подходило хозяину, наверное, вместе с ним и родилось. У Молчуна, пожалуй, лишнее слово за рубль не выпросишь. В каких-то боях ему изувечили ногу, ходил он с трудом и к ратному труду, понятно, был уже негож. Зато лошадей любил самозабвенно, и любовь эта была абсолютно взаимной. Похоже, что он общался с ними на ментальном уровне, если такое возможно, На конюшне ему помогали еще два деда, вышедших в отставку, но не захотевших покинуть заставу. А может, им просто некуда было больше податься. Лошадей У них было явно многовато для троих пенсионеров, и ухаживать за животными им помогал весь гарнизон.
Молчун привел небольшую каурую кобылку. Вообще у полесичей на заставе все лошади не крупные. Наверное, чтобы удобнее было в густом лесу ездить. Лошадка была под седлом. Молчун прокашлялся и сказал:
— Вот. Стоян велел. Учись. Смирная она.
После такой содержательной речи Молчун удалился с чувством исполненного долга, оставляя меня наедине с лошадью. Кобылка стояла, совершенно равнодушная ко мне и ко всему белому свету. Почесала я репу, повздыхала и начала учиться. Ну если Стоян хотел наказать меня за самовольство, то ему это более чем удалось. Может считать себя отомщенным.
Эта долбаная лошадь меня вообще в грош не ставила. Да ей было глубоко наплевать, что я на ней сижу и пытаюсь стронуть ее с места. Ни на какие мои действия эта скотина не реагировала. С превеликим трудом мне удалось заставить ее сделать несколько шагов, но в этот момент ей понравился пучок травы, выросший чуть в стороне от направления движения. Клянусь, она на эти чахлые травинки и не посмотрела бы, если бы я на ней не сидела! Я тянула повод в нужную мне сторону, но чем сильнее я это делала, тем решительнее она шагала в другом направлении. Башку набок — и шагает к этой распроклятой траве. Ну ладно бы съела ее и пошла, куда надо. Она и пошла, куда надо ей, абсолютно игнорируя мою волю.
В конце-концов я слезла с седла и повела ее в нужную сторону в поводу. Эта помесь осла с козлом пошла неторопливо, но покорно. Боясь ее останавливать, я на ходу вскочила в седло — благодарение Великим Кедрам за возвращенные молодость и ловкость. И тут же покорность кобылки исчезла без следа. Ее что-то жутко заинтересовало под ногами. Она остановилась и заинтересованно уставилась на абсолютно пустой клочок земли под своими копытами. Как я ни пыталась сдвинуть ее с места, ничего не получалось! Пришлось мне снова слезать с седла и тянуть ее за повод вперед. Такие маневры повторялись у нас через каждые пять минут. О-о-о! Боже милостивый, дай мне беспредельного терпения! Я билась с этой извергиней с хвостом часа два.
Весь наличный состав гарнизона высыпал посмотреть на бесплатное представление! Ну, еще бы! Где они еще такое развлекалово увидят? Мне же не было дела ни до чего — я воевала с этой «самой смирной и спокойной» кобыл кой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28