Лицо портил шрам, что тянулся наискось от виска до подбородка и скрывался в аккурат ной светлой бородке, круто тронутой проседью. В своем мире я, пожалуй, на него внимание обратила бы. Хотя я не Ленка, на мужиков без разбора не западаю. Но было в нем нечто: какая-то спокойная сила и уверенность, без самодовольства и самолюбования. Как раз без того, что меня всегда в мужиках бесило. Рядом с ним сразу становилось спокойно и надежно. Хорошо быть другом такого человека — не предаст. Скорее умрет. И данное им слово как гранит. Между прочим, редкое качество в моих современниках, качество, которое я лично ценю выше всего. Короче, Стоян был из редкой теперь породы настоящих муж чин, это сразу чувствовалось. И я к нему мо ментально прониклась симпатией.
Мало-помалу завязался разговор. Собственно, ради чего и затеяно было это чаепитие. Я понимала, что от этого разговора крепко зависело мое будущее, потому рассказывала о своих похождениях подробно, не упуская даже незначительных вроде деталей. Слушали они меня внимательно, иногда задавали вопросы, что-то уточняли. Потом стали расспрашивать о моем мире. Стоян огорошил меня таким вопросом:
— Ты из рабов?
— С чего ты взял? У нас вообще рабство законом запрещено.
— У нас только рабыням остригают волосы.
— Ну-у… У нас носят, что хотят, и волосы стригут, как хотят. Тут уж кому что нравится, хоть наголо стригись. Однако лысая женишка — такой ужастик!
Стоян ухмыльнулся, наверное, представил себе этот ужастик.
— А кем ты была в своем мире?
— Экономистом. — Сказала и растерялась: как объяснить им, что это за работа? Я же не знаю их строя и состояния экономики. Судя по вооружению — это жуткая древность, но если вспомнить мраморный туалет…
Неожиданно Стоян кивнул головой с уважением:
— Достойная должность.
Тут уж я варежку вовремя захлопнула — мама дорогая, да что ж это за мир такой?!
Мы еще немного поговорили о том о сем. Я только о личной жизни не особенно распространялась. В конце концов — это только мое, и отношения к сему миру не имеет. Ну не хотелось мне свой истинный возраст называть.
Может же женщина позволить себе столь не винное кокетство!
Наконец Стоян повернулся к Нане:
— Ну, что скажешь, мудрая?
— Все было правдой. И ничего не скрыто. Вопрос в том, много ли ей ведомо? — Нана покачала головой. — А нам и того меньше…
Это что же — Нана как детектор лжи, что ли? Ну дела!…
— Корявни, случалось, подходили к самым селениям, но чтобы бучило у самых стен, да еще и на торной дороге… Такого не было прежде.
— Великие Кедры говорили, что при переносе из другого мира рвется ткань мироздания и множится зло в обоих мирах. Может быть, бучило на дороге — это следствие моего переноса? — вмешалась я в разговор.
Нана одобрительно кивнула:
— Да. Наверное, так и было. Чтобы совершить такой перенос, силы нужны великие. И причина должна быть серьезная, чтобы на такое решиться. Я не знаю, кто мог это сделать и зачем… Вот это и есть самое худое.
— Кедры сказали, что я должна была послу жить силам зла, но они вмешались, и потому я оказалась у них в лесу.
— Дурного человека Кедры не пустили бы в самое сердце Заповедного леса. Значит, тебе отведена особая роль. Что-нибудь об этом они говорили?
— Нет. Они сказали, что рисунок моей судьбы им неясен. И я должна сама его создать. Еще, что я не чуждая вашему миру. И наделили меня тремя дарами: силой, мудростью, а третий дар я еще не осознала. (Блин! Проговорилась все-таки о возрасте! Хотя они вроде не заметили).
— Великие дары — великая честь! — Нана и Стоян во все глаза смотрели на меня. — Значит, великое зло приходит в мир. Кедры ничего бы просто так не сделали. Ох, беда-беда.
Стоян и Нана переглянулись. Видно, их связывала давняя и прочная дружба. Мне показа лось, что они мысленно говорят друг с другом. Но мне-то по-прежнему ничего не ясно и не понятно. Блин! Да что же это из меня борца со злом лепят! А меня кто-нибудь спросил? Хотя не они это дело затеяли. Их, пожалуй, больше бы устроило, если бы я тут вовек не появлялась. А уж меня-то как это устроило бы! Нет, доберусь до этого гада, что мне приключение это организовал, — я ему не только ноги из задницы повыдергаю, я ему… Оказывается, я и не заметила, что последнее произнесла вслух. Нана и Стоян воззрились на меня со смесью удивления и… удовлетворения. Похоже, мое законное возмущение они приняли за клятву или что-то навроде того. Причем содержание этой клятвы их, мягко говоря, слегка удивило. Особенно Стояна. Да-а, за базаром-то следить надо.
— Боюсь, это что-то из древнего зла проистекает. Но сейчас оно бессильно, такие переносы забирают силы без остатка. А коли перенос закончился неудачей, то у нас есть время. А вот сколько — не знаю.
— Нана, ты из древних, ты что-то знаешь об этом. Расскажи, — потребовал Стоян.
Бабка вздохнула:
— Не всякое знание приносит пользу. Не спрашивай меня, командир, пока я сама во всем этом не разобралась. Когда будет нужно, расскажу.
Не думаю, что Стояну такой ответ понравился, но спорить он не стал.
— Ну а мне-то что делать? Кедры сказали, что вернуть домой меня не могут. Что же мне теперь делать, а?
— Кедры тебя сюда послали, значит, судьбы наши связаны, — вздохнула Нана. — Живи здесь, сил набирайся, учись. Время пока есть, пока еще есть…
Если вкратце, на том и порешили.
Стоян вскоре распрощался и ушел по своим делам. Я было пристала к Нане с расспросами, но она впала в задумчивость и от меня попросту отмахнулась:
— Вон побратим твой возле избы ошивается, иди, а то заждался уж. Он тебе на вопросы ответит. Да и Яська просветит, он болтун известный. А вы уж, вижу, подружились.
— И ничего я не болтун! — оскорбленно завопил Яська откуда-то с печки. — Просто я общительный! А Тата — человек уважительный, с понятием, не то что некоторые…
В этот момент в дверь осторожно и вежливо постучали. Яська тотчас смолк и спрятался в дверь просунулась сияющая всеми своими веснушками Верескова физиономия:
— Поздорову вам! — вежливо поприветствовала физиономия.
— Ну так входи, коли пришел, через порог-то не здороваются, — ворчливо сказала Нана.
Но, похоже, сердилась Нана притворно. Да и Вереск страха перед ней отнюдь не испытывал. Уважение — да! Перекинулись парой вежливых фраз, и Нана выдворила нас погулять. Мол, нечего зря в избе торчать в такой погожий денек.
И пошли мы гулять. Вереск показывал мне поселение, попутно поясняя, что к чему, знакомя со встреченными поселянами и болтая о том о сем. А я вертела головой, не веря глазам, засыпала Вереска вопросами и никак не могла отделаться от чувства, что все это мне снится. Время от времени я украдкой щипала себя за что-нибудь в надежде проснуться, но, увы! — не просыпалась, хотя синяками себя обеспечила. Вот жила себе и жила — никого не трогала, и на тебе! Тоже мне, нашли путешественницу между мирами! Знали бы вы, как мне худо! Даже заинтересованные, часто восхищенные, взгляды встреченных воинов меня не волновали. Вереск мое состояние угадал и готов был прямо наизнанку вывернуться, чтобы как-то развлечь меня. В конце концов ему это уда лось. Нет, не вывернуться, а развлечь.
Вереск привел меня на плац за казармой или, по-местному, за общинным домом, где шла тренировка. О-о! На это стоило посмотреть! Тридцать воинов (это Вереск сказал — я не считала) сражались друг с другом деревянными мечами. Воины были, как на подбор, русоволосые и сероглазые, в возрасте от двадцати до сорока, крепкие, широкоплечие. Босые, в одних холщовых штанах. Гибкие загорелые тела бугрились мышцами. Двигались они легко, будто танцуя, ловко орудуя внушительными мечами. Блин! Это было чертовски красиво! Парни заприметили нас и закружились в своем опасном танце еще быстрее. Да-а, если б мне и впрямь было восемнадцать, я бы в кого-нибудь влюбилась. Но под красивой и юной внешностью пряталась мудрая пятидесятилетняя женщина в меру добродетельная, в меру циничная, в меру разочарованная. Так что любовалась я этими красавцами абсолютно платонически.
Среди них выделялся один воин. Во-первых, он был выше всех на полголовы, во-вторых, он был благородно-рыжей масти и зеленоглазый, в-третьих, даже среди этих атлетов выделялся статью и мастерством. Казалось, он не касался земли вообще — он стлался над ней. В его движениях было много звериной пластики, он двигался с обманчивой грациозной ленцой, как сытая, но очень опасная пантера, с неуловимой быстротой вдруг оказываясь в шаге от того места, где только что находился. Насколько Стоян был бы неприметен в толпе, настолько этот в любой толпе выделялся бы сразу — такой броской внешностью наградила его природа. Было ему лет около тридцати, так что как мужчина он меня не заинтересовал. Но не залюбоваться им я не могла.
— Кто это? — я толкнула Вереска в бок, старательно кося глазом на рыжеволосого.
Я чуть не окосела, чтобы не показать на прямую, кто меня интересует, а этот олух объявил на всю площадку с великой гордостью, будто это его собственная заслуга:
— Этот? Рысь! Он — лучший воин! Правда, здорово бьется?
Рыжий, до сих пор нас не замечавший, услышал свое имя даже сквозь шум. Чуть повернулся, чтобы увидеть, кто это им интересуется, и резко остановил бой. Посмотрел на меня с непонятной враждебностью и напустился на Вереска:
— А ты почему не на разминке? И зачем привел сюда чужачку?
Да-да, он произнес это слово так, как будто плюнул мне под ноги! Ничего себе заявочка! Воины бросили тренировку и теперь смотрели на нас — кто с любопытством, кто с недоумением. С Вереска мигом слетело все его благодушие и веселость. И теперь рядом со мной стоял не мальчишка, но суровый воин. Оскорбленный воин.
— Зря ты так, Рысь. Нормальная она девчонка — наша! — это кто-то из тех, что освобождал нас с Вереском от корявней — лицо смутно знакомо. Его поддержало еще несколько голосов, но остальные молчали. Ну да, они ж меня видят в первый раз!
— Она такая же чужачка, как и мы с тобой здесь. И это моя сестра, Рысь. Ты разве не знаешь? — Вереск говорил негромко, но его было отчетливо слышно по всему плацу, такая сила звучала в его голосе. — Пресветлым богам было угодно побратать нас кровью в бою с корявнями. Я поклялся защищать ее жизнь и честь, и Великие Кедры слышали это. — Сказанное прозвучало, как вызов.
Ой-ей-ей! «Кажись, запахло керосином! Пора пускать дипломатов — фитили тушить!» — как сказала бы моя незабвенная подруга Ленка. Только мне и не хватало, чтобы тут из-за меня драки начались. Воины явно растерялись, им такая ситуация тоже не нравилась. И я «пустила дипломатов». Прикоснулась тихонько к руке Вереска и сказала:
— Ну, что ты, брат, он же не меня конкретно оскорбить хотел. Его просто очень сильно обидела женщина когда-то, вот он на нас всех и злобится теперь. Не сердиться на него надо, а пожалеть. Извини, Рысь, что помешали вашей тренировке. И, поверь, не все бабы — стервы. Идем, — я потянула Вереска за собой.
Такого поворота не ожидал никто. И, видимо, я попала в точку! Рысь беззвучно открыл и закрыл рот. Кое-кто из воинов, пряча усмешку, вновь поднял меч. Вереск, слегка растерянный, позволил увести себя с плаца или как гам его они называют.
— А откуда ты про историю с Рысем знаешь, сестра? — У Вереска глаза были по пятаку. — Кто тебе успел рассказать?
Да ничего я не знаю! Так, догадалась, — Ого! Жизненный опыт пригодился. Вот только как мне все это в будущем аукнется? Рысь может затаить злобу и наоборот: все зависит от его характера. А вот каков его характер, я не знаю.
— Послушай-ка, брат, ты мне лучше про здешний народ расскажи. (Ну прямо какой-то «Брат-3» у нас получается.) Мне же теперь здесь жить. Так что вводи меня в курс местных обычаев и нравов.
Пошли мы с Вереском на берег озера, уселись на солнышке, и стал он меня просвещать насчет здешней жизни и местных обитателей. Если добавить болтовню Яськи и мои собственные наблюдения, картина получалась более-менее ясная.
Застава Стояна находилась очень далеко от обычных мест обитания полесичей. Между ними на много-много дней пути и на немереные расстояния влево и вправо раскинулись не только необитаемые, но и совершенно не проходимые топи, болота, чащи и буреломы. К заставе вела единственная удобная для путников полоса леса между болотами. Временами она сужалась до десятка шагов, кое-где расширялась до версты, местами были настланы гати. Верховой мог проехать эту дорогу за неделю. Обоз проходил хорошо если недели за три.
Застава Стояна служила здесь и пограничным кордоном, и таможней, и… разведотрядом. В самом узком месте между болотами поставлен был тын из мощных бревен метра четыре высотой и в два ряда. Обойти с боков его практически невозможно — непролазная трясина. Метров через триста располагалась уже непосредственно крепость, со рвом и крепостным тыном. Крепость также почти целиком перекрывала проходимую полосу, тут уже шириной метров в сто двадцать-сто пятьдесят. Слева она была хорошо прикрыта трясиной, справа к самым стенам подходили воды обширного озера с жутко топкими берегами. Вглубь крепость тянулась метров на триста пятьдесят. Вроде бы и невелика застава, а ни взять ее с налета, ни обойти. С теперешним вооружением — обломаешься! И от хитрости вражьей защищена — караваны после предварительного досмотра пропускались лишь за первый тын, тут они и оставались на ночевку, отдых и на полный досмотр.
Постоянный гарнизон был невелик — пол сотни воинов да человек десять обслуги: кашевар с помощником, три конюха, кузнец, дядька (это что-то навроде интенданта) и два деда «от скуки на все руки». Обслуга почти вся состояла из дедов-ветеранов, у кого не осталось родных на большой земле или привыкших к этим диким местам. Деды здесь пользовались уважением и любовью, старались быть полезными, охотно учили молодых всему, что знали сами, — чего еще желать старикам? Здесь же, в крепости, помимо общинного дома, кузницы, конюшни, баньки, кашеварни и каких-то хозяйственных построек стоял чуть на отшибе домик Наны с загончиком для коз и огородом.
Нана жила здесь с незапамятных времен, если верить Яське, то больше века.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28